В середине января вступили в силу положения нового закона Украины «Об обеспечении функционирования украинского языка как государственного». Они обязывают предприятия сферы обслуживания — магазины, кафе, транспорт и так далее — работать на государственном языке — украинском. Покупатели и клиенты могут говорить на удобном им языке и попросить перейти на него поставщика услуг и товаров.
Уже в первые дни созданный тем же законом офис уполномоченного по защите государственного языка был завален жалобами на нарушения, а в украинском обществе заполыхали дискуссии о новых правилах. Пока сторонники украинизации приветствовали приход царства справедливости, скептики строили прогнозы о грядущих притеснениях и репрессиях. Как всегда, поляризация мнений и взаимные оскорбления нагрели атмосферу до такой степени, что лютые крещенские морозы прошли почти незамеченными.
Языковой алгоритм
В украинских страстях вокруг языка (так же, как и вокруг исторического прошлого) нетрудно заметить определенный алгоритм. Языковая проблема привлекает политиков в период выборов — особенно президентских. Это было хорошо заметно в 1994 и 1999 годах, в определенной степени — в 2004 и 2009-м и, конечно же, в 2019 году, когда один из главных кандидатов соединил язык с армией и верой. Разве что на внеочередных выборах 2014 года трогать тему языка поостереглись, учитывая, что триггером для «русской весны» стала отмена закона 2012 года о статусе региональных языков.
Еще одна составляющая этого алгоритма состоит в том, что вспышки политических страстей вокруг языковой проблемы с завидным постоянством совпадают с куда более прозаическими событиями: повышением коммунальных тарифов, цен и другими «мелкими неприятностями». Вот и сейчас, в январе 2021 года, протесты против резкого повышения коммунальных платежей, уже названного «тарифным геноцидом», несколько поблекли в какофонии языковых споров.
При этом едва ли не главная особенность украинской «языковой проблемы», — помимо того, что это карта в рукаве у политиков, — стабильно низкий уровень интереса большей части граждан к тому, кто и где должен говорить на государственном. Даже при очень сильном желании трудно найти соцопрос, где язык вошел хотя бы в первую десятку волнующих украинцев вопросов. Зато туда стабильно входят: война на востоке страны, коррупция, низкие доходы и высокие тарифы, рост цен, качество медицины, социальное расслоение.
В сентябре 2020 года проблему развития украинского языка первоочередной считали 20% опрошенных (опрос фонда «Демократические инициативы» и центра им. Разумкова); 44% назвали ее важной, но не самой актуальной, 33% — второстепенной.
Правда, по результатам этого же опроса, как и других подобных, нетрудно заметить, как четко «языковая проблема» обозначает региональные различия. На западе страны, где украинский давно и тотально доминирует во всех сферах жизни, его развитие считают первоочередной проблемой 44% опрошенных, на востоке — 4%. При этом 76% респондентов на западе Украины отвечают, что права русскоязычных граждан не нарушаются. А на востоке то, что они нарушаются постоянно, говорит 21% опрошенных, а «в отдельных случаях» — еще 40%.
В целом для Украины характерен функциональный билингвизм и даже полилингвизм: в быту, в повседневности подавляющее большинство может объясняться и на украинском, и на русском. Ситуации, когда собеседники общаются друг с другом и на русском, и на украинском или переходят с языка на язык, являются нормой.
По опросу Киевского международного института социологии (2019), преимущественно на украинском или только на украинском с близкими родственниками общаются 46% респондентов. Только на украинском — 32%. Преимущественно или только на русском — 28%, а на обоих языках — 25%.
Это многоязычие никак не подрывает статус украинского языка. И соцопросы, и многочисленные исследования показывают, что в украинском обществе на эту тему давно сложился консенсус. По результатам уже упомянутого опроса (сентябрь 2020), 79% респондентов считают, что все граждане Украины должны владеть государственным языком. Таких большинство даже в самой русскоязычной, восточной части страны (65%).
Почти столько же (77%) высказываются за то, чтобы большинство школьных предметов преподавалось на украинском. Еще в начале 1990-х государство поставило задачу: доля школьников, обучающихся на украинском, должна быть не меньше, чем доля украинцев в населении (78% по переписи 2001 года). Уже к 2012 году на украинском училось 82% школьников, а в 2019/20 учебном году — 92%.
Зато удельный вес учащихся на русском языке (а он фактически и есть главный объект вытеснения) быстро падает. По данным Украинского института политики, которые совпадают с данными правительственного Института образовательной аналитики, после потери Крыма и утраты контроля над частью Донбасса количество учащихся на русском языке упало почти в два раза, — вместе с этими территориями ушло более шестисот русскоязычных школ.
После принятия Закона об образовании в 2017 году количество русскоязычных школ еще уменьшилось — с 581 до 125, а количество учеников в русскоязычных школах и классах снизилось с 356 тысяч (2017) до 281 тысячи (2019).
Не вызвало протестов и введение языковых квот на телеканалах (не менее 75% вещания на украинском для общенациональных и 60% для местных) в 2016-2017 годах. По данным недавнего госмониторинга, все 28 общенациональных каналов перевыполняют эти квоты. А если речь идет о выпусках новостей, то в большинстве случаев объем вещания на украинском достигает 100%.
Консенсус и усталость
В целом ситуацию можно описать так: «языковая проблема» украинцев волнует мало и просто отсутствует в коллективном сознании. Не только потому, что есть масса других, более актуальных проблем, но и потому, что в повседневной жизни царит билингвизм, а в некоторых регионах — многоязычие. Можно уверенно говорить, что в украинском обществе есть консенсус относительно статуса украинского языка как государственного и признания региональных особенностей функционирования русского и некоторых других региональных языков.
Тем не менее в привычной для Украины общественно-политической какофонии периодически возникает резкий свист, на который сбегаются комментаторы, эксперты, «эксперты» и особо сознательные граждане. Источник и природу этого звука обнаружить легко: свистит пар, выпускаемый умелой рукой — той самой, которая качает колыбель популизма.
Свистящий паровоз тем не менее не двигается. Он стоит на запасном пути, пассажиры поезда испытывают разнообразные лишения и периодически раскачивают вагон, чтобы создать хотя бы иллюзию движения. Языковый вопрос такую иллюзию создает, ведь официальные отчеты выглядят бодро, в них успехи украинизации очевидны.
Впрочем, пассажиры начинают уставать. В апреле — июне 2020 года Киевский международный институт социологии поинтересовался мнением украинцев о языковом законе. На вопрос, как изменилось положение украинского языка, почти 38% сообщили, что его стало «больше» и «существенно больше»; 52% сказали, что ничего не изменилось. К ним можно добавить еще 5% затруднившихся ответить. О том, что украинского стало «меньше» и «существенно меньше», сообщили 4% — следует полагать, что именно такая часть граждан обеспокоена состоянием дел с государственным языком.
Законы последних лет, имеющие отношение к «проблеме» (или создающие ее?), содержат, согласно выводам Венецианской комиссии, дискриминационные положения. Закон об образовании установил систему неравноправия между государственным языком и языками национальных меньшинств. Те языки, которые одновременно являются официальными языками Евросоюза, получили больше прав. Те, что нет, — меньше. К последним относится и русский. При этом обучение на языках всех национальных меньшинств закон ограничил начальной школой. Дальше — только на украинском. Хотите не на украинском — создавайте отдельные классы.
В результате Украина получила коллективный демарш со стороны Венгрии, Румынии, Болгарии, Греции, Молдавии. Даже специальные переговоры и принятие в 2020 году закона «О среднем образовании», в котором дискриминационные нормы сглажены, пока лишь слегка уменьшили напряжение в отношениях с соседями на западе.
Вступивший на днях в силу закон «Об обеспечении функционирования украинского языка как государственного» тоже раскритиковали как дискриминационный и Венецианская комиссия, и самая уважаемая украинская правозащитная организация — Харьковская правозащитная группа. Но Конституционный суд Украины проигнорировал замечания Венецианской комиссии, когда рассматривал Закон об образовании 2017 года. Так что можно предположить, что и нынешний закон о языке, несмотря на депутатский запрос, не вызовет у судей возражений.
Политический ресурс, связанный с языковой темой, почти исчерпан — украинскому давно ничто не угрожает, он доминирует во всех сферах компетенции государства и зримо присутствует в повседневности. Провалившаяся избирательная кампания Петра Порошенко, начертавшего на своих знаменах лозунг языка, наглядно это подтвердила.
Но из-за этого возникает соблазн расширить ресурс — например, заняться языковым регулированием тех сфер, где компетенция государства ограничена — торговли, бизнеса, развлечений, частной издательской деятельности. Область манипуляций быстро перемещается от защиты украинского к теме неравенства других языков, где реальные и воображаемые элементы дискриминации используются и местными политиками, и соседними странами.
Защитники и охранители украинского языка как государственного ломятся в открытую дверь. То ли в азарте, то ли преднамеренно, то ли по обеим причинам сразу они переступают тонкую линию, за которой защита одного языка переходит в дискриминацию других. В феврале 2014 года украинские парламентарии отменили закон о статусе региональных языков, хотя к тому времени украинцы еще не успели им воспользоваться. Зато фактом отмены воспользовались другие. Хотя инициаторы отмены в сопроводительной записке к решению указывали самые благие пожелания: «Принятие законопроекта уменьшит социальное напряжение в обществе и сделает невозможными необоснованные затраты государственного и местных бюджетов». Рильке был прав: «Если изгнать чертей, то и ангелы дадут деру».
