В условиях, когда путинизм подвергается нападкам, президент может выработать новый подход, отказавшись от таких целей, как смена режима и грубое продвижение демократии в пользу взаимосвязанной дипломатии.
В первые выходные президентства Джо Байдена по всей России вспыхнули бурные протесты, добавив к более знакомой проблеме борьбы с путинской Россией проблему путинизма, находящегося под угрозой. Как написала газета «Вашингтон Пост» (The Washington Post), в ходе демонстраций было арестовано более трех тысяч человек. Далеко за пределами Москвы и Санкт-Петербурга протестующие «массово демонстрировали неповиновение», призывая освободить оппозиционера Алексея Навального из-под стражи.
Эти протесты символизируют начало новой эры, в которой администрация Байдена балансирует между дивным новым миром 2021 года и ожидаемым восстановлением отношений, международных конфигураций и ценностей, от которых администрация Трампа отказалась за четыре года хаоса своего пребывания у власти. Это восстановление должно быть приведено в соответствие со сложностями продвижения демократии за рубежом — проекта, к реализации которого Байден не должен подходить с миссионерским рвением. Продвижение демократии в России и в соседних с ней странах — это именно та сфера, в которой США и Россия уже конфликтуют. И это по-прежнему является той сферой, где эти две склонные к конфликтам ядерные державы могут снова оказаться в конфронтации. Даже сейчас, когда в России распространяются протесты против власти Кремля, к продвижению демократии следует относиться с осторожностью, и не только потому, что США больше не олицетворяют демократию так ярко, как это было, когда Джо Байден был вице-президентом.
Как, несомненно, помнит Байден, первый год первого срока президента Обамы был годом безмятежной уверенности в себе, хотя он сменил Джорджа Буша-младшего на фоне финансового кризиса и разрушительных войн в Ираке и Афганистане. В основе этой уверенности в себе было ощущения демократических возможностей, появившихся в результате самого избрания Барака Обамы. Оптимизм на внешнеполитическом фронте был обусловлен готовностью американских избирателей выбрать небелого президента и, судя по всему, перевернуть страницу истории лишения американских граждан избирательных прав по расовым и этническим причинам.
Это жизнерадостное настроение отразилось в назначении видного аналитика и ученого Майкла Макфола на должность старшего директора отдела России и Евразии при Совете национальной безопасности. Макфол, архитектор «перезагрузки» отношений с Россией, переживавшей более спокойный период под руководством Дмитрия Медведева, считал, что российский народ, безусловно, предпочитает блага демократии ограничениям тирании, и что более активное участие Америки будет способствовать демократизации России. Установление демократии в России позволило бы разрядить дипломатическую напряженность между США и Россией, которая обострилась при предшественнике Медведева, Владимире Путине. В 2012 году Макфол был назначен послом в Российской Федерации, что стало свидетельством поддержки его взглядов и ожиданий.
Никто не стал бы описывать 2021 год в тонах безмятежного оптимизма; времена президентства Медведева и Обамы теперь кажутся чем-то вроде древнего режима. Спустя 12 лет после прихода Макфола в Белый дом администрация Байдена назначила на должность старшего директора по делам России и Центральной Азии в СНБ Андреа Кендалл-Тейлор. Разница говорит сама за себя. Она является автором книги «Демократии и авторитарные режимы» (Democracies and Authoritarian Regimes) и в годы работы в научных организациях, аналитических центрах и на госслужбе занималась вопросами глобального авторитарного влияния России и Китая. Специализация Андреа Кендалл-Тейлор прямо свидетельствует о существующих в Вашингтоне страхах и опасениях, опасениях по поводу отступления демократий и наступления авторитарных режимов, таких как Россия.
Авторитарные режимы представляют угрозу, но демократии не безнадежны. Администрация Байдена сама может и должна быть воплощением демократических идеалов. Своей дипломатией она может подать хороший пример многосторонности и уважения верховенства права. Она может привлечь другие демократические страны для решения таких стандартных проблем, как коррупция и клептократия, которые носят транснациональный характер и во многом снижают благосостояние демократий. В то же время любой клуб демократических стран столкнется с растущим числом авторитарных режимов. Администрации Байдена (как и администрациям Обамы и Трампа до него), придется считаться с миром, который не американизируется. Это требует не только решимости по отношению к России и Китаю. Это требует продуманной дипломатии, принятия этих стран такими, какие они есть (пока они такие, какие они есть), и определенного количества взаимных компромиссов — во избежание войны.
Российский авторитаризм является объективной реальностью. Путин создал еще одну систему личного правления в России, идя по стопам царей и Советов. При его правлении россияне пользуются свободой передвижения, а доступ к информации в России свободнее, чем в Китае. Степень политической оппозиции Кремлю может существовать и существует: заключенный в тюрьму Навальный был грозным борцом против коррупции в госаппарате и глашатаем другой возможной России. Но Путин может не беспокоиться ни о выборах как таковых, ни о каких-то правовых барьерах, ограничивающих его жажду власти. В его распоряжении — огромные ресурсы российского правительства, армии, средств массовой информации и спецслужб. С их помощью он может принуждать тех, кого не может убедить, в надежде, что они последуют за ним или, по крайней мере, будут относиться к его правлению с безразличием. Его сдерживает лишь то, насколько он сам способен добиваться чего-то незаконным путем и превышать полномочия.
Истинную популярность путинской системы оценить крайне сложно. В свои 68 лет Путин занимает в России позицию, представляющую собой нечто среднее — положение самопровозглашенного модернизатора, который изо всех сил пытается создать мощное российское государство, ориентируясь при этом на жизненные устремления молодого поколения (в больших городах) и «советские» симпатии старшего поколения. Его программа имела лучшие перспективы, когда цены на нефть росли, как это было с 2000 по 2008 год, чем сейчас. Путину хорошо известно о событиях на Украине и в Белоруссии, где в Киеве (в 2013-2014 годах) и минувшим летом в Минске вспыхнули мощные восстания против пропутинских президентов и поддерживаемой государством коррупции, которая является тяжелым бременем для России. Ни дальнейшее пребывание Путина у власти, ни его свержение не гарантированы.
Внешняя политика Путина соответствует стране, которой он управляет. Она основана не на законе и не на институтах. И если Путин не всегда стремится к тиражированию своего режима за рубежом, он склонен к конфликту с демократиями и к сотрудничеству с такими антидемократическими странами, как Китай, Белоруссия и Сирия. В России внутренняя коррупция переходит в коррупцию в качестве инструмента внешней политики, которая в сочетании с пропагандой и кибер-вмешательством может быть использована для дестабилизации противников и поддержки партнеров. Недавние случаи вмешательства в политику США и Европы демонстрирую масштабы амбиций и возможностей России. Путин настороженно смотрит на анархический и опасный мир, в котором ему суждено конкурировать с более сильным Китаем и более сильными США.
Помимо тактики Путина, у России есть неизменные интересы и внешняя политика, которая не может быть сведена к попыткам режима увековечить свое правление. Основным интересом является независимость России — желание быть независимым от внешних держав, особенно от США. Другой интерес состоит в том, чтобы диктовать свои условия (насколько это возможно) в странах, расположенных рядом с Россией, и в частности — на протяженной западной границе России, где главным препятствием для России являются США и альянс НАТО. Третий интерес — это российская экономика и доступ к рынкам сбыта российских энергоносителей и вооружений. Умение российских властей удовлетворять потребности зарубежных стран в нефти и газе определяет параметры процветания и военной мощи России. С момента прихода к власти Путин умело преследовал эти три интереса, будучи плохим управляющим российской экономикой и все чаще прибегая к политическим репрессиям.
Президент Байден исключил возможность очередной перезагрузки отношений с Россией. Он не собирается далее проводить странную и непоследовательную политику президента Трампа в отношении России, в которой тот чередовал риторическое умиротворение с эпизодической конфронтацией, когда о дипломатической взаимодействии не шло и речи. Байден, который не является новичком в американо-российской политике и близко знаком с действиями Путина на мировой арене, понимает, в какое ослабленное положение поставил США Трамп, и хрупкую природу демократии в целом. Китай и Россия беззастенчиво авторитарны в своем стремлении к влиянию — на Ближнем Востоке, в случае России, а также в Африке и Латинской Америке. Технический прогресс по-прежнему помогает Кремлю использовать в своих интересах уязвимые места открытых обществ, а также контролировать инакомыслие внутри страны.
Поэтому можно с уверенностью сказать, что администрация Байдена будет подходить к России не с позиции демократического оптимизма, как это когда-то делала администрация Обамы, а с позиции озабоченности по поводу авторитаризма. Чтобы выдвинуть на первый план проблему авторитаризма в политике США в отношении России, необходимо задать три отдельных вопроса. Какую угрозу представляет Россия для сохранности демократии в США, какое влияние оказывает российский авторитаризм на международную систему и на американские интересы внутри этой системы? И как быть с авторитаризмом внутри России? Решение «российской проблемы» зависит от того, как определена сама проблема.
Отождествление «российской проблемы» с авторитаризмом может вдохновить на выбор привлекательной стратегии, основанной на «первородном грехе» российского авторитаризма, который отравляет международную систему и наносит ущерб интересам США везде, где российская внешняя политика имеет влияние. Такой авторитаризм может быть расценен как экзистенциальная угроза американской демократии. Из этого неизбежно следовало бы, что в целях самообороны США и их союзники должны обратиться к истокам и сделать все возможное, чтобы уменьшить российский авторитаризм и (в идеале) добиться его постепенного исчезновения и замены какой-то более демократической формой правления. Заманчивая перспектива состоит в том, что в освобожденной России опасности авторитарной российской внешней политики исчезнут в одночасье. Именно об этом и мечтал Макфол в 2009 году.
Если бы США действовали в соответствии с этой стратегией в 2021 году, это придало бы продвижению демократии в Украине и Беларуси геополитический характер. Поддержка Соединенными Штатами реформ в этих странах (одна из которых является страной, которая оказалась в сложной ситуации и истерзана войной, но в которой установлено демократическое правление, а другая представляет собой диктатуру, всячески пытающуюся не допустить демократии) оказывалась бы отчасти во благо России. Куда пошла Украина и куда может пойти Белоруссия, туда, скорее всего, пойдет и Россия, если россияне смогут наблюдать за восхождением своих соседей к демократическому успеху. В надежде на преобразование России Украине можно было бы предоставлять больше экономических и военных ресурсов, а протестному движению в Белоруссии оказывать более существенную поддержку. Признаки слабости путинского режима (такие, как массовые демонстрации протеста, состоявшиеся в эти выходные) воспринимались бы в рамках этой схемы как признаки успешной политики США.
Вторым компонентом «продемократической» стратегии могла бы стать увязка санкций и поддержки российского гражданского общества с эволюцией российской демократии. Пока санкции США и Европы носят карательный характер. Они являются той ценой, которую Россия должна заплатить за свою коррупцию, за аннексию Крыма, оккупацию восточной Украины и за другие подрывные действия. Можно было бы подойти к введению санкций более масштабно — сделать их средством, позволяющим ослабить Путина как такового, посеять разногласия внутри Кремля и настроить российское население против авторитарной системы, ставшей для них западней. Российскому гражданскому обществу и таким деятелям, как Навальный, была бы полезна поддержка США, оказываемая с благими намерениями, включая, возможно, предоставление информацию о неблаговидных делах Путина и его друзей. Если Навального в достаточной степени воодушевить, он мог бы стать отцом-основателем новой России.
Каким бы привлекательным ни был этот подход в теоретическом плане, на практике от него необходимо отказаться, поскольку в нем неверно трактуются три фундаментальных вопроса об авторитаризме и России.
Распространяемая Россией дезинформация, действия ее хакеров и ее вмешательство в киберпространстве представляют собой серьезные и растущие угрозы. Однако истоки этих угроз лежат не в авторитаризме России. Есть много авторитарных государств, которые не выступают против США в этих областях. Подобная деятельность России является следствием вражды между США и Россией. Эта вражда будет длительной, и хотя наказание России за ее хакерские атаки и вмешательство в выборы является целесообразной и необходимой мерой, этого недостаточно. Внутренняя устойчивость здесь является Лучшим ответом США была бы собственная стабильность и устойчивость к угрозам — формирование политической культуры, которая была бы не столь максималистичной и не вызывала бы такие разногласия, как это было в последние несколько лет. Президенту Байдену предстоит тяжелая работа по этому вопросу. Он должен на основе тщательного анализа объединить свои призывы к цивилизованным отношениям и межпартийному сотрудничеству со своей политикой в отношении России, эффективной защитой от попыток вмешательства со стороны России — или каких-то других стран. Даже если Россия будет превращена в проамериканскую демократию, другие силы на международной арене будут делать все возможное, чтобы внести раскол и посеять разногласия в США.
Точно так же администрация Байдена не должна трактовать сложившийся мировой порядок как идеологическую борьбу между демократией и авторитаризмом. Таков был характер начального этапа холодной войны, и в этом жестоком и конфликте двух сторон риторика о свободе и рабстве в духе «мы против них» слишком часто служила оправданием фанатизма, самодовольства и чрезмерной милитаризации внешней политики, не говоря уже о том, что была причиной войны во Вьетнаме. Следствием подобного мировоззрения стала и война в Ираке. В 2021 году невозможно провести четкую грань между демократией и ее противниками (горький урок эпохи Трампа состоит в том, что некоторые из самых коварных врагов американской демократии — это американские граждане). Некоторые страны-союзники по НАТО не являются либеральными, а США уже много лет ведут дела с недемократическими странами. Этот прагматизм, рожденный необходимостью, всегда будет актуальным.
Наиболее значимой для России частью международной системы являются Украина и Белоруссия. Для США Украина — это пример скромного успеха. Со времен начала конфликта в 2014 году страна держится на плаву. Вице-президент Байден долго и активно занимался проблемами Украины. В качестве президента он может закрепить успехи, достигнутые на Украине, но ему придется найти золотую середину между заинтересованностью США в том, чтобы Украина была демократической страной, и заинтересованностью США в обеспечении стабильности в регионе. Если Вашингтон будет считать Украину рычагом для демократизации России, Путин будет и дальше дестабилизировать ситуацию на Украине. Точно так же администрация Байдена должна выступить и против диктатуры в Белоруссии. Она может уважать демократические принципы, но не может делать этого так, чтобы это подразумевало геополитическое отделение Белоруссии от путинской России. Россия ответила бы на это применением военной силы в опасной зоне между российской территорией и территориями различных государств-членов НАТО.
Что же касается третьего вопроса о том, что делать с авторитаризмом внутри России, то для правительства США правильным было бы не делать ничего. Вашингтон не должен считать себя главной движущей силой в деле свержения путинского режима. Если оставить в стороне влияние политики смены режима на принятие решений Путиным, то нет особых оснований считать, что сами россияне ждут помощи от США после того, как на протяжении почти десятилетия действуют американские экономические санкции, и учитывая нестабильность американской демократии. На Украине помощь США приветствовали не только честолюбивые демократы, но и политические силы, которые хотели отдалить Украину от России по причинам националистического характера или из собственных конъюнктурных соображений. Напротив, ничего «другого» и «чуждого», от чего США могли бы спасти Россию, нет. Историческим «другим» и «чуждым» для России являются, по сути, США.
Во внешней политике США стратегия смены режима заслуживает публичного «погребения». Она неоднократно приводила к катастрофе на Ближнем Востоке. Заманчиво поверить в аргументы в пользу смены режима, которые приводились по прошествии времени, когда шла речь о Европе 1980-х годов: США оказывали давление, финансировали диссидентов, и, о чудо, к концу десятилетия вся советская конструкция развалилась. Этот случай является примером невероятного эгоцентризма и высокомерия. СССР распался из-за собственной экономической неэффективности и потому, что это была огромная, неуправляемая империя, подданные которой (включая русских) хотели, чтобы у них были свои собственные страны. Пока Советский Союз разваливался, американский президент, громогласно выступавший против коммунизма, фактически был втянут в тщательно продуманный дипломатический диалог со своим советским коллегой. В конце 1980-х годов Рональд Рейган и Джордж Буш-старший не чувствовали себя триумфаторами, добившимися распада Советского Союза. Мирный переход от советской к постсоветской эпохе произошел благодаря их проницательной дипломатии, а не в результате попыток США добиться смены режима в СССР.
В этом заключается урок для администрации Байдена. Безусловно, путинский режим, становящийся все более «возрастным» и все менее считающийся с теми, кем он управляет, может рухнуть в ближайшие четыре года. Если это произойдет, всем будет выгодна от взаимосвязанная американская и российская дипломатия — чем больше контактов, тем больше переговоров, тем более дружественные отношения. Российско-американским отношениям, так или иначе, необходимо то, что придает устойчивость, стабильность встреч и переговоров. При Путине такая стабилизация могла бы помочь в преодолении кризисов и предотвращении наихудших сценариев. После Путина стабильность сотрудничества могла бы помочь в разработке плана дальнейших совместных действий.
Каждая новая президентская администрация — это дополнительная возможность. Президент Байден не должен стремиться изменить мир или долбиться перемен в России. Он также не должен отказываться от перезагрузки отношений ради сохранения статус-кво. Он должен предпринять постепенные шаги, необходимые для укрепления американской демократии, защиты США и их союзников от внешнего вмешательства и нормализации устойчивых и регулярных дипломатических отношений между США и Российской Федерацией. Одновременно он должен поддерживать свободные выборы и связанные с ними права в качестве вдохновляющего мотива внешней политики США.
