La Croix: Из домохозяйки вы превратились в символ белорусского сопротивления. Давайте вернемся в прошлое. В начале января 2020 года вы занимались семьей, пока ваш муж отбывал 15 суток в тюрьме из-за противостояния режиму. Какие чувства вы испытывали в тот момент?
Светлана Тихановская: В тот момент я очень боялась за мужа. Мы первый раз в жизни встречали Новый год без него. Тогда я мысленно задавала себе вопрос: зачем ему все это, во что он ввязался… Но я держу свои вопросы при себе. Сергей — сильный и решительный мужчина. Он ищет правду. Было бессмысленно думать, что он передумает. И тогда я увидела, что он не одинок и что многие разделяют его убеждения.
— Ваша жизнь изменится в мае 2020 года, когда вы решите баллотироваться вместо мужа, чья кандидатура была отклонена.
— Я не хотел заменить его, потому что никто не может этого сделать. Прежде всего, это был жест любви и поддержки моего мужа. Если честно, я была на 100% уверена, что мою кандидатуру не зарегистрируют, так что я особо не думала о последствиях. Когда начали угрожать моим детям, я чуть не отказалась от борьбы.
Я хотела всем сказать: «Я просто слабая женщина, я больше не могу, я ухожу. Во время митингов за сценой находились автобусы с силовиками. Они могли забрать меня в любой момент. А потом я подумала: «Ты не можешь сдаться. Подумай обо всех тех людях, которые тоже боятся, но пришли тебя поддержать».
— Однако поначалу казалось, что вы чувствуете себя довольно уверенно.
— Вы ошибаетесь. Я никогда не умела выступать на публике. Мое первое выступление прошло в маленьком городке перед тысячей человек. У меня все сжималось внутри от страха, когда я зачитывала текст. Я практически не понимала, где нахожусь. Позже, когда мы начали ездить по городам, я научилась заряжаться людской энергией и отказалась от чтения текстов по бумажке. Слова шли изнутри. Я обращалась к людям как к своим друзьям, не скрывая своих чувств и убеждений. У нас было общее стремление к переменам: политические лозунги были больше не нужны.
— Вы получали удовольствие, участвуя в выборах?
— Не могу сказать, что мне нравилось выступать на сцене. То, что я находилась на трибуне, не делало меня выше остальных. У меня были те же чувства, та же боль, такой же блеск в глазах, как и у людей, которые тысячами стекались на митинги. В конце концов, мы поняли, что мы не одни, что мы выступаем единым фронтом против режима, что мы можем высказаться о нашем будущем. Иногда я просыпалась с огромной радостью в сердце.
— Вернемся в ночь после президентских выборов 9 августа. Толпы людей вышли на улицы, протестуя против мошеннических результатов. Как вы провели эти часы?
— Я провела ночь с группой оппозиционеров в наших офисах, куда мы принесли раскладушки. Мы чувствовали, что нас могут арестовать в любой момент. Власти отключили нас от интернета. Мы получали минимальное количество информации. Мы слышали грохот и взрывы, не представляя, что происходит снаружи. Когда мы начали получать первые отчеты с реальными цифрами результатов голосования, мы поняли, что Александр Лукашенко не мог победить. После этого власти отказались публиковать избирательные протоколы. На рассвете следующего дня я вернулась домой по безлюдным улицам.
— А днем 10 августа вы пришли в ЦИК…
— Я хотел подать заявление о нашем отказе признать официальные результаты выборов. В офисе меня ждали два офицера полиции. Я не буду пересказывать наш долгий разговор, поскольку половину я не могу рассказать. Когда-нибудь я все расскажу. В итоге, они набросились на меня, обвинив меня в том, что я виновата в происходящих беспорядках и поставили меня перед выбором: «Либо ты возвращаешься к своим детям, либо садишься в тюрьму». В тот же вечер один из чиновников сопроводил меня и мою лучшую подругу до границы с Литвой.
— Что вы успели взять с собой?
— У меня было время собрать чемодан, но я был в таком стрессовом состоянии, что даже не помню.
— Как вы думаете, было правильным решением бежать из страны, в момент, когда зарождалось протестное движение?
— Если бы я знала, сколько людей вышло на улицы в ночь выборов, если бы я была готова к такому повороту событий, возможно, я бы отреагировала иначе. Давайте расставим все точки «и». Меня никогда в жизни не допрашивали. Я понятия не имела о методах психологического давления. А мой муж, арестованный 29 мая, вернулся в тюрьму. «Ваши дети отправятся в детский дом», — пригрозили мне полицейские. Это был решающий момент, когда я делала свой выбор.
— Алексей Навальный решил вернуться в Россию, прекрасно зная, что попадет в тюрьму. Вы думаете вернуться в Белоруссию?
— Против меня заведено два дела. Если я вернусь, не будет ни суда, ни следствия, я прямиком попаду в тюрьму, как мой муж или Мария Колесникова. Вернуться — значит принести себя в жертву. Возможно, наступит день, когда я решу пожертвовать собой. Я не могу предсказать будущее.
— Обосновавшись в Вильнюсе, вы отказались принимать титул президента в изгнании. Кем вы себя сегодня считаете?
— Поскольку избирательные протоколы не были обнародованы, нельзя с уверенностью сказать, кто является законным президентом, хотя не фальсифицированные протоколы показывают, что я получила большинство голосов. Многие белорусы подталкивали меня объявить себя президентом, и даже сегодня я не знаю, было ли то, что я этого не сделала политической ошибкой. Я предпочитаю называть себя избранным лидером демократической Белоруссии. Я отказываюсь от ярлыка лидера оппозиции. Фактически сам режим, проигравший выборы, стал оппозицией.
— В изгнании вы общались с главами многих государств. Какой опыт вы получили?
— Я не соблюдаю правил политического или дипломатического разговора. Я говорю искренне, я передаю обычные слова людей, как гражданин, получивший право быть лидером революционного движения. Я говорю о конкретных случаях, о судьбах, чтобы задеть души и сердца моих собеседников. Я напоминаю, что мои сограждане находятся в опасности, что их пытают, ломают и что Белоруссии нужна помощь европейцев во имя защиты прав человека и демократии.
— Несмотря на то, что вас хорошо принимают, поддержки не видно.
— Так и есть. Вначале я сказала себе: отлично, нас поддерживают главы государств, такие встречи — это большой успех! Я очень обрадовалась, что европейцы не признали легитимность Александра Лукашенко. Но когда массовые репрессии продолжились, за словами поддержки не последовало никаких действий. Мне пришлось выступить более жестко, что не в моем характере, я по натуре человек довольно мягкий. Затем мы призвали к введению санкций. Когда был опубликован первый список санкций против официальных лиц режима, содержащий такое небольшое количеством имен, мы почувствовали себя брошенными. Европа может сделать больше, и сегодня мы над этим работаем.
— Проходят недели, ваша жизнь в изгнании продолжается. Как вы можете чувствовать чаяния народа на расстоянии?
— Много раз я слышала упреки: «Вы не можете меня понять, потому что вас здесь нет». Да, я не могу испытывать такое же чувство страха и опасности, как те, кто живет в Белоруссии, но я прилагаю все усилия. Я смотрю видео с насилием и арестами, чтобы не забыть, чтобы не привыкнуть к этому, чтобы это не превратилось просто в статистику. В интернете я нахожусь в постоянном контакте с врачами, студентами, рабочими, различными сообществами. Прежде чем принимать какое-либо решение, я спрашиваю себя о рисках для участников протестов. Но это взрослые люди, они знают, что делают.
— Женщины оказались в авангарде протестного движения.
— Они сумели показать, что могут бороться за свои права так же, как и мужчины. В Белоруссии будущего никто не осмелится сказать, что место женщин на кухне или что мужчины заслуживают более высокой заработной платы.
— Между тем, режим не подает никаких признаков слабости. У вас есть информация о том, что происходит с верхушкой власти?
— У нас есть свои люди занимающие очень высокие государственные посты. Многие государственные служащие в министерствах выступают против диктатуры, но они боятся еще больше, чем обычные граждане. За двадцать шесть лет режим создал гигантскую машину, основанную на страхе. А защитники системы вооружены и готовы стрелять. Это очень сдерживающий фактор. Мы не ожидали от власти такого уровня насилия. Правоохранительные органы подвергаются огромной пропаганде. Мы предложили ОМОНу перейти на нашу сторону, и некоторые это сделали. Остальные связаны с властями по рукам и ногам из-за пролитой крови.
— Какова структура вашего параллельного управления?
— Когда я приехала в Вильнюс, я была практически одна. Потом ко мне стали присоединяться люди. Постепенно мы организовали наш штаб. Мы уже начали формировать такую структуру в Минске, но на нас обрушились репрессии. Если бы такая организация с хорошо отлаженной связью существовала во время протестов, ситуация могла бы сложиться иначе.
— Как месяцы ускоренного изучения политики изменили вас?
— Я долго считала себя слабой женщиной, потому что боялась, что могу не выдержать каких-то вещей. Пока не столкнешься с чрезвычайной ситуацией, ты не знаешь своей силы. Я обрела уверенность. Я работаю, чтобы быть более твердой, сильной. Раньше я могла оправдывать действия того или иного человека, даже отрицательные. Теперь мне все ясно: в некоторых случаях оправдания нет. Теперь я по другому говорю об Александре Лукашенко. Какое-то время я надеялась, что он проведет новые выборы. Я не могла поверить, что в 21 веке человек так стремится к власти, что может напасть на свой народ. Это было наивно. Теперь я без колебаний скажу, кем он является: диктатором, опирающимся на структуры, которым поручено терроризировать население. Другими словами, террористы.
— Некоторые упрекают вас в том, что вы недостаточно жестки, и спрашивают, сколько времени вы собираетесь протестовать с цветами в руках…
— Моя ответственность возросла, но я остаюсь верна своим глубоким убеждениям, которые мной движут. Но я против насилия и пролития крови. Мое видение жизни противоположно диктатуре, которая пошла против людей с оружием в руках. При этом при определенных обстоятельствах, я могу быть сильнее. Если бы мой муж был на моем месте, он бы не задумывался так долго о последствиях своих поступков.
— Вы поддерживаете с ним связь?
— В Белоруссии мой муж одновременно и заключенный, и герой. Мы общаемся через его адвоката, который навещает его два раза в неделю. Я сообщаю ему новости о семье, о детях. Мы говорим о наших чувствах. Мы также обмениваемся информацией о ситуации в стране. Я не могу рассказать ему о наших планах, но он понимает общую картину наших действий.
— Вас не беспокоит его поведение после освобождения из тюрьмы? Вы больше не безликая домохозяйка…
— В нашей семье он всегда был лидером. Он сильный, решительный «настоящий мужик», который знает, куда он идет. Думаю, он осознает, что я стала другим человеком в глазах общества, и нам, вероятно, будет трудно приспособиться к этим изменениям. Но я остаюсь его женой, и мы будем проводить различия между общественным деятелем и женой.
— Значит ли это, что вы снова станете домохозяйкой?
— Нет, я останусь женой, а не домохозяйкой.
— Как реагируют дети на жизнь в изгнании?
— Мой 10-летний сын понимает, почему его отец сидит в тюрьме. Своей 5-летней дочери я сказала, что мы не можем вернуться домой из-за Covid. Каждую ночь она спрашивает меня о папе и говорит, что хочет вернуться в Минск. Однажды она спросила меня: «Папа еще жив»? В таких случаях я жду, пока она успокоится, я собираюсь и говорю себе, что мы должны пройти весь путь ради детей, родители которых находятся в тюрьме. Но я скучаю по нашему дому в Минске.
— Сегодня акции протеста сходят на нет. В каком направлении движется революция?
— Она движется к победе и переменам. Самое главное — это что революция в сознании жителей. Мы очень долго спали при Лукашенко. А потом люди проснулись и поняли, что сотни тысяч людей думают, как они. Мы никогда не чувствовали такого единства. Демонстрации, взаимопомощь — нация восстает против режима. Каждый из нас становится ответственным перед собой и перед обществом. Мы ломаем вертикаль власти, учимся жить без приказов сверху. Никогда еще такого не было в истории Белоруссии, отмеченной советским наследием.
— Вы говорите так, будто Александр Лукашенко уже проиграл…
— В глазах граждан он проиграл. «Его» народ ненавидит его. Он ни лидер, ни президент, хотя и сохраняет свою небольшую власть силой. Разве это авторитет? Да, он может превратить свою страну в гетто, в огромную тюрьму. Все будет зависеть от того, что ему позволят люди… Сейчас белорусы немного устали. На дворе зима, они отдыхают, накапливают энергию. Из Европы создается впечатление, что ничего не происходит, но процесс идет. Движение растет, к весне укрепятся структуры. Конец режима зависит от белорусов, но также и от давления со стороны международного сообщества, Европы и США.
— А что Россия?
— Россия — братская страна, которая поддерживает Александра Лукашенко из-за собственных страхов. У нее нет права вмешиваться в наши дела. Однако она продолжает подписывать соглашения с нелегитимным президентом и отправлять группы для поддержки режима. Наш сосед должен перестать видеть в нас часть своей территории. У нас есть своя собственная самобытность.
— Какой будет ваша роль в Белоруссии без Лукашенко?
— Я не планирую участвовать в новых выборах. Тем не менее, в переходный период я готова взять на себя все свои обязанности вместе с другими политическими лидерами. За последние несколько месяцев я приобрела колоссальный опыт, который можно было бы поставить на службу отношениям белорусов с международным сообществом. Позже я бы хотела работать в области защиты прав человека. Должность не имеет значения: главное быть полезным в строительстве той Беларуси, о которой мы мечтаем.
***
- Год рождения и место рождения: 11 сентября 1982, Микашевичи
- 2005 Вышла замуж за бизнесмена Сергея Тихановского
- 2010 Рождение сына, в 2016 рождение дочери.
- 20 мая 2020 Баллотируется на выборах вместо мужа
- 9 августа Оспаривает результаты выборов. Начало революции в Белоруссии
- 10-11 августа Бежит в Литву
- 7 октября Россия и Белоруссия выдают ордер на ее арест
- 13 октября Объявляет «Народный ультиматум» президенту Лукашенко
- 16 декабря Получила премию Сахарова для белорусской оппозиции
***
- Любимый автор: Айзек Азимов
- Любимая песня: «Давай разрушим эту тюрьму »
«У меня нет любимой песни или автора. Меня интересует музыка, которая связывает меня с человеком, событием. Сейчас моя любимая песня, которую я слушаю каждое утро «Давай, мы разрушим эту тюрьму». Эту песню обновили по инициативе моего мужа, прежде чем использовать во время митингов оппозиции. Это настраивает меня на боеспособность и помогает справляться с новостями об арестах и насилии, которые приходят ко мне из Белоруссия».
- Любимый фильм: «Неприкасаемые»
«Мне нравится несколько фильмов, и у меня сейчас мало времени, чтобы их смотреть. Этот французский фильм, в котором рассказывается об отношениях парализованного аристократа и человека из пригорода, меня очень тронул».
