Взгляды США и России на мировой порядок, а также их геополитические интересы и ценности могут показаться настолько противоположными, что некоторые считают невозможным в принципе разговор о новом партнерстве или перезагрузке. Лучшее, на что в этом случае могут рассчитывать стороны — это неизменная враждебность и попытки избежать как ядерной войны, которая сотрет цивилизацию с лица земли, так и непреднамеренной эскалации военного конфликта.
Похоже, именно к такому сотрудничеству стремился президент США Джо Байден в своем первом разговоре с российским лидером Владимиром Путиным: основное внимание он уделил продлению нового договора СНВ, и только потом перешел к перечню злонамеренных действий России — задержанию лидера оппозиции Алексея Навального, переросшему в тюремное заключение, массовым арестам демонстрантов, киберпреступлениям, вмешательству в выборы и т. д. Но американо-российские отношения достойны еще одной попытки установить более глубокие отношения, — которая разорвет типичный для американо-российских отношений цикл обид и мести последних трех десятилетий, воцарившийся после тех радостных дней, когда пала Берлинская стена и закончилась старая холодная война. Есть несколько четких политических шагов, которые обе стороны могут предпринять, чтобы воплотить в жизнь свои общие интересы.
Во-первых, аналитики часто подчеркивают «путинизм» и сопутствующие ему коррупцию и агрессию. Байден, со своей стороны, заявил, что США больше не будут «мириться с агрессивными действиями России». Не может быть никаких сомнений, что агрессивные действия России нанесли вред Америке и не только. Однако с точки зрения разрешения конфликта важно понимать, что Путин не появился из ниоткуда. Отправная точка его стратегии — обида многих русских на «предательство» НАТО, когда альянс, несмотря на уверения, расширился на восток. После американских бомбардировок союзной России Сербии в 1999 году, решений о создании систем противоракетной обороны «Иджис» («Эгида») в Румынии и Польше, поддержки антироссийского лидера в Грузии после 2003 года и поддержки прозападной оппозиции на Украине сначала в 2004 году, а затем в 2013-2014 годах, наступило дальнейшее отчуждение. За ним последовало решение США выйти за рамки мандата ООН и свергнуть режим Муаммара Каддафи в Ливии в 2011 году. И, наконец, США поддерживают российскую оппозицию.
Надо понимать, что действиями США обижены не только Путин, но и его предшественники Борис Ельцин и Михаил Горбачев. В своих мемуарах бывший заместитель госсекретаря США Строуб Тэлботт (Strobe Talbott) вспоминает один разговор, когда тогдашний президент Билл Клинтон поставил себя на место Ельцина: «Мы всё говорим старине Борису: „Так, слушай, вот что тебе надо делать дальше — и вот тебе еще немного говна, утрись". Поэтому ему очень непросто, — учитывая, с чем он борется и с кем ему приходится иметь дело». Из-за этого к середине своего президентства даже у изначально прозападного Ельцина все чаще прорезалось негодование: «Мне не нравится, когда США выставляют напоказ свое превосходство… Россия еще поднимется. Повторяю: Россия еще воспрянет!», — сказал он как-то.
С этой точки зрения нет ничего удивительного, почему послушный Ельцин выбрал стального Путина, чтобы «поднять Россию с колен». (И дело тут не только в том, что Путин пообещал не трогать самого Ельцина, его семью или приспешников за коррупцию). Горбачев с обиженным видом сообщил мне два года назад, что даже после того, как он дал Берлинской стене упасть и вообще старался положить конец холодной войне, США не оставили своих попыток «выдавить Россию из геополитики».
Так что проблема в американо-российских отношениях не только в «путинизме» и не в том, что Путин якобы боится демократии и ищет внешнего врага, чтобы остаться у власти подольше. Скорее, трудности существовали раньше и никуда в ближайшее время не исчезнут.
Во-вторых, чтобы начать процесс примирения, переговорщики должны видеть картину целиком — весь конфликт по принципу «действие-противодействие». Мнение, что Россия опасна и ее надо сдерживать, пока она слаба, превратилось в самоисполняющееся пророчество. Да, решающую роль в этой пьесе сыграла мстительная реакция Путина и к тому же она на руку режиму и его целям: затянуть пояса и изобразить для населения внешнюю угрозу. Но США будет выгодно поставить свою атаку на паузу и задуматься, где они могут пересмотреть собственную позицию. Мне очень нравится эта метафора из русской поговорки: «Всяк смотрит со своей колокольни». Этот многовековой афоризм отлично передает, что каждый видит во всем лишь подтверждение собственного мнения, — мы называем этот феномен «стратегическим нарциссизмом».
Сегодня Байден может не только осудить авторитаризм в России и повторить, что США не станут мириться с российской агрессией, но и признать, как это сделал Кеннеди, что в трагическом конфликтном цикле действий и противодействий повинны обе стороны. Администрация Байдена может и впредь искать возможности для сотрудничества в сфере пандемии, перемены климата, космоса, кибердипломатии, арктического транзита и не только.
Кеннеди произнес свою выдающуюся речь после кубинского ракетного кризиса 1962 года. Вот ее заключительные слова: «С нашими разногласиями мы можем хотя бы попытаться, чтобы они не угрожали миру. Поскольку в конечном счете самым главное — что все мы живем на этой маленькой планете. Вы мы дышим одним и тем же воздухом. Все мы заботимся о будущем наших детей. И все мы смертны»,
Когда лидеры лично осознают, чтó поставлено на карту, заключаются соглашения. Под впечатлением фильма «На следующий день» (The Day After) президент США Рональд Рейган осознал ядерную опасность. Они с Горбачевым подписали крупнейшие в истории соглашения о сокращении вооружений. Несомненно, Байден и Путин сегодня понимают, что вражда между США и Россией не выгодна ни русским, ни американцам. Поэтому они должны подняться каждый над своей колокольней и найти место, где мы сможем сойтись.
Брюс Аллин — директор Российской переговорной инициативы в Гарвардском переговорном проекте и старший креативный продюсер проекта [центра Карнеги] «Отношения США и России: в поисках стабильности» (U. S.-Russia Relations: Quest for Stability)
