Является ли обвиняемый офицером российской спецслужбы ФСБ? Или его как минимум наняли, чтобы 23 августа средь бела дня в центре Берлина застрелить чеченца Зелимхана Хангошвили, уроженца Грузии? То есть, сидит ли, пусть незримо, и российское государство на скамье подсудимых перед Сенатом по охране государства Судебной палаты Берлина?
Четыре дня вокруг этого вопроса шло судебное разбирательство. Показания давал только один свидетель — журналист расследовательской организации Bellingcat. После убийства он вместе с коллегами собрал большой объем данных.
Свидетель подробно описал, как они с коллегами установили связь предполагаемого преступника с российской спецслужбой ФСБ. Свидетель делал поправки в показаниях, предоставлял различные данные и не терял самообладания, когда судьи, прокурор и адвокаты задавали ему подробные вопросы об одних и тех же аспектах. По их настойчивости становилось ясно, насколько важное значение они придают этим данным для вынесения приговора.
В поле зрения российских спецслужб
Так же важна была и надежность самого свидетеля, который по соображениям безопасности выступал под псевдонимом Г. и появлялся в суде в сопровождении охранников. Кроме того, перед залом суда дежурила группа вооруженных сотрудников полиции.
Когда адвокат обвиняемого Роберт Унгер (Robert Unger) стал настаивать на раскрытии личности свидетеля, его коллег и источников, Г. указал, что в России многие из его источников арестованы. Через два дня после дачи показаний свидетелем Г. одного из его сотрудников допросили в московском аэропорту «Шереметьево», причем во время допроса у него отобрали мобильные телефоны. По словам задержанного, в течение 20 минут служащие задавали ему абсурдные вопросы о локдауне в Австрии. «Совершенно очевидно, что единственной причиной задержания была попытка получить доступ к моим телефонам», — говорит журналист интернет-издания The Insider, которое в сотрудничестве с Г. проводит расследования в России.
Там, где правовая система не работает
На вопрос о том, что побуждает его заниматься столько сложными расследованиями, Г. ответил, что существует дыра в международной правовой системе, которую он хочет закрыть. Дело в том, что подчас не расследуются преступления, совершенные при содействии некоторых государств, но за их пределами. Все запросы к этим государствам о содействии в расследовании остаются без ответа.
Больше всех преступлений за пределами собственной территории совершает Россия. Этим объясняется и большое количество расследований в этой стране.
Председательствующий судья Олаф Арнольди (Olaf Arnoldi) указал, что Г. как минимум в России действует противозаконно, платя за информацию. Г. ответил, что и в России существует приоритет общественного интереса в выяснении истины над индивидуальными правами. Риск для информаторов оправдан, если общество находится в опасности из-за преступлений государственных ведомств.
На вопрос о финансировании своей деятельности Г. ответил, что не получает денег от Bellingcat, а живет на доходы от инвестиций в средства массовой информации. При работе с информантами он следит за тем, чтобы не оказывать на них влияния при поиске данных. Деньги он платит за риск, а не за результат. По его словам, налоговую декларацию можно получить за 20 евро, метаданные мобильных телефонов — за 200 евро.
Г. описал, как путем тщательной поисковой работы установил личность преступника. Он использовал регистрационные данные из разных российских городов, утечка которых произошла в последние годы, определял владельцев по телефонным номерам, проникал в многочисленные закрытые базы данных о паспортах, налогах и передвижениях подозреваемых. Мания российских ведомств к сбору подобных сведений и слабая их защита позволяют узнать многое о жизни людей в России.
Как возникает новая личность
Г. исходил из того, что имя обвиняемого Вадим Соколов — поддельное. По словам свидетеля, ФСБ использует для выбора поддельных имен определенный метод: имя человека, в отличие от фамилии, сохраняют, знак Зодиака тоже, потому что в повседневной жизни России это имеет значение. Дату рождения часто уменьшают на год. Эти данные можно найти в официальных документах и актах, однако часто они не подтверждаются всеми деталями биографии.
Однако долгое время Г. и его сотрудникам не удавалось ничего обнаружить. Лишь когда они еще раз изменили год рождения и поискали в архивах средств массовой информации сообщения о преступлениях, похожих на убийство в Тиргартене, они наткнулись на имя Вадима Красикова. С ним связаны убийства в 2007 и 2013 годах, а также некоторые розыскные мероприятия. Сравнив фотографии, Г. пришел к выводу: Соколов и Красиков — одно и то же лицо. Те же самые действия предприняла и берлинская уголовная полиция: среди фотографий лиц, находящихся в международном розыске, она нашла похожую и сравнила с изображением обвиняемого.
Связь с ФСБ и «Вымпелом»
Где находился Красиков за несколько месяцев до преступления, Г. установил преимущественно по метаданным его мобильного телефона. Номер он определил лишь через жену Красикова, потому что этот номер нигде зарегистрирован не был. Г. установил, что мобильный телефон Красикова неоднократно находился вблизи строго охраняемых объектов ФСБ и особого подразделения «В», или же «Вымпел», связанного с ветеранскими объединениями и некоторыми фирмами. Список звонков с мобильного телефона Красикова указывает на контакты с офицерами ФСБ.
Как сказал Г., один из них за две недели до преступления приехал на несколько дней в ЕС. Незадолго до этого он под именем Романа Давыдова одновременно с человеком по фамилии Соколов подал заявление на получение шенгенской визы в Санкт-Петербурге. При этом оба указали одно и то же место работы, одну и ту же профессию и похожие номера паспортов. После возвращения Давыдов, как свидетельствуют данные о его телефонных переговорах и перемещениях на автомобилях, встречался с Красиковым и ездил с ним в одно из подразделений ФСБ.
В период после убийства Г. также нашел подозрительные метаданные о мобильном телефоне Красикова, оставшиеся у его жены. После того, как Bellingcat идентифицировала Красикова, она звонила одному из агентов ФСБ, который сопровождал её на полуостров Крым, что подтверждается данными об их телефонных разговорах и перемещениях. При этом жена Красикова уехала в Крым под новым именем, созданным по известному образцу.
Доказательная сила под вопросом
Свидетельства Г. подтверждают события, как правило, лишь опосредованно. Но Г. уверен: в совокупности данные позволяют сделать вывод о том, что российское государство стоит за убийством в Тиргартене. Однако судья Арнольди и адвокат Унгер указывают, что в судебном процессе, тем более когда речь идет о тяжком преступлении, действуют строгие правила оценки доказательств.
Унгер указал на то, что Г. цитировал только неизвестные источники. Как он сообщил ARD, суд не может проверить эти данные и определить, не преследовали ли информанты собственные цели. По его словам, свидетель был вынужден во многих случаях признать, что высказывал лишь предположения и что его выводы могут и не соответствовать действительности.
Также нельзя утверждать, что паспортных данных человека по фамилии Соколов не существует, — возможно Г. просто не смог их достать. «Исходя из всего этого я считаю показания свидетеля Г. недостаточными для того, чтобы на их основании в суде могли быть зафиксированы факты», — заключил Унгер.
Но представители обвинения заявляют: «Большая часть свидетельств и документов свидетеля Г. могут быть перепроверены и подтверждены немецкими следственными органами, вероятно, при участии зарубежных следственных органов». Кроме того, берлинская уголовная полиция независимо от свидетеля Г. установила, что Соколов и Красиков — одно и то же лицо. Однако свидетель согласно уголовно-процессуальному кодексу вправе сохранять в тайне свои источники, чтобы защитить их. В целом же нельзя не признать: «Убийство господина Хангошвили было совершено по заданию российского государства сотрудниками российских служб безопасности».
Предположительно, суд вынесет приговор в конце апреля.
