«US go home». Последние американские солдаты должны уйти из Афганистана 1 мая этого года. Сейчас их остается всего 2 500 человек. Это праздные остатки могучей армии, которая вторглась в страну 20 лет назад, чтобы покарать руководивших ей талибов за готовность принять и поддержать Усаму бен Ладена, организатора терактов 11 сентября 2001 года. Спустя двадцать лет, на протяжении которых было потрачено 800 миллиардов долларов (а также убито 2 000 человек и ранено 20 000) американцы осознают, что не добились ничего помимо устранения бен Ладена.
Этого следовало ожидать. Во-первых, потому что на протяжении всей истории афганские боевики всегда давали отпор своим захватчикам, будь то британцы или русские. Во-вторых, потому что военные интервенции США, начиная с Вьетнама, неизменно заканчивались разочарованием. Как в Ираке, так и в Афганистане просматривается классическая последовательность триумфа в начале, который заканчивался увязанием и вынужденным уходом.
История полна иронии: местом встречи американских и афганских переговорщиков стала Москва. Та самая Москва, откуда в 1980 году выехали танки для вторжения в Афганистан. Тогда нацеленные на борьбу с коммунистическим «дьяволом» американцы оказали поддержку афганским мятежникам. В 1996 году они приветствовали вхождение талибов в Кабул. Именно им Трамп решил передать ключи от Афганистана к большому разочарованию изолированного и коррумпированного президента, чья армия не контролирует половину страны.
Даже изобретенная столетия назад во Франции концепция национального государства плохо стыкуется с их племенной исламской цивилизацией, где царят клановая солидарность и религиозные законы. Как ни парадоксально, именно талибы заложили основы государства, навели порядок в стране и вели борьбу с посадками опиумного мака, на который сегодня приходится 30% ВВП. Как бы то ни было, талибский порядок воцарился ценой жесткого следованию шариату, то есть изоляции женщин и, в целом, презрения к личным свободам, которые кажутся нам неотъемлемой частью человеческого достоинства.
Западу очень сложно принять, что наша концепция государства, демократии и прав человека не может быть повсеместно экспортирована. Что она теряет легитимность в мире. Что другие модели (китайская, российская, индийская, африканская, исламская…) стремятся к признанию своей легитимности. И что западное правозащитничество воспринимается как то, чем на самом деле и является: отживший свое неоколониализм.
