Регистрация пройдена успешно!
Пожалуйста, перейдите по ссылке из письма, отправленного на

Le Monde (Франция): «Если с Навальным что-то случится, Россия перейдет красную черту», считает Нобелевский лауреат по физике 2010 года

© РИА Новости Павел Бедняков / Перейти в фотобанкЗаседание суда по А. Навальному
Заседание суда по А. Навальному - ИноСМИ, 1920, 16.04.2021
Материалы ИноСМИ содержат оценки исключительно зарубежных СМИ и не отражают позицию редакции ИноСМИ
Читать inosmi.ru в
Для Андрея Гейма нынешнее положение оппозиции в России хуже, чем положение диссидентов в конце эпохи СССР. В интервью «Монд» он отмечает, что Запад следует винить в том, что он сделал Владимира Путина сильным человеком, хотя тот не собирался становиться новым Сталиным.

Советский и нидерландский лауреат Нобелевской премии по физике 2010 года стал инициатором открытого письма, призывающего положить конец преследованиям российского оппозиционера Алексея Навального. Письмо подписали тысяча русскоязычных ученых со всего мира. Он ответил на вопросы «Монд».

Le Monde: Что для вас значат борьба и судьба Алексея Навального?

Андрей Гейм: Я никогда не встречал Навального и мало что знаю о его политической программе, кроме борьбы с коррупцией. Но ситуация крайне тревожная для меня и, я думаю, для Франции, Европы и всего мира. Если Алексей Навальный будет убит или умрет в тюрьме, Россия перейдет красную черту. Все случаи зарождающейся диктатуры (применение «Новичка», лондонские убийства и т. д.) можно приписать путинским фанатикам. Но если сейчас с Навальным что-то случится, для президента Владимира Путина наступит поворотный момент. Он больше не сможет прятаться за своими сообщниками. Начинающий преступник в большинстве случаев колеблется прежде, чем совершить свое первое убийство. После этого становится легче, и он становится серийным убийцей.

Если что-то случится с Алексеем Навальным, российское руководство перейдет рубеж человеческой морали и войдет в фазу беспредела. Только в русском языке существует такой термин, описывающий состояние, в котором общество терпимо относится к извращенному поведению. Назад дороги нет.

— Вы можете провести параллель между положением Навального и положением диссидентов советской эпохи?

— Это самое тревожное. Многие в России видят в Путине нового царя и довольны этим. Цари приносят стабильность и часто умнее некоторых лидеров популистов. Русские верят в то, что они могут жить счастливо без демократии и даже при диктатуре. Конечно, все они помнят Сталина, но думают, что Сталин был злым с самого начала. Это большая ошибка. Именно безграничная власть постепенно превратила человека в Сталина, каким мы его знаем сегодня. Советские люди мирились с постепенным ростом числа зверств, пока не стало слишком поздно, и они не стали их жертвами. К сожалению, нынешняя ситуация выглядит хуже, чем при распаде СССР. При Хрущеве и Брежневе диссидентов преследовали, но их не травили и не убивали тайком. Это был шаг вперед по сравнению со сталинской эпохой. Теперь мы возвращаемся назад.

— Владимир Путин создал образ человека, не поддающегося внешнему давлению. Что могут сделать западные лидеры и гражданское общество в этой ситуации?

— Запад следует винить в том, что он сделал Владимира Путина сильным человеком, новым царем (…) Я думаю, что Владимир Путин не собирался становиться новым Сталиным или Амином Дада [бывший президент Уганды с 1971 по 1979 год]. Запад подтолкнул его к этому или, по крайней мере, позволил ему действовать в этом направлении. Западу пора понять, что о других странах нельзя судить по стандартам их собственных избирателей. На данный момент ничто не может помочь России. Дальнейшие санкции будут только способствовать расколу внутри России, и правительство Путина сделает еще один шаг в сторону автократии.

— Что вы думаете по поводу реакции научного и интеллектуального сообщества в России?

— Образованные люди могут читать между строк, и большинство из них потрясены изменениями, произошедшими за последние несколько лет. В 2000-е такого не было. Но интеллигенция в России составляет меньшинство, и многие ее представители живут в страхе. Я удивлен, что мои коллеги теперь избегают любой политической дискуссии, когда я им звоню по телефону. Ген, привитый сталинским режимом, заставляет их молчать. Еще пять лет назад ситуация была иная.

Поэтому научному сообществу не дают покоя два извечных вопроса русской интеллигенции: что делать и кто виноват?