В преддверии конференции на этой неделе c участием всех 193 государств-участников Организации по запрещению химического оружия (ОЗХО) раздались призывы к более решительным действиям против Москвы в связи с отравлением в августе 2020 года лидера российской оппозиции Алексея Навального. Недавняя статья в «Форин полиси» призывает предъявить Москве 90-дневный ультиматум: либо она раскрывает все подробности отравления Навального «Новичком», либо ей грозит приостановка членства в ОЗХО — как это было с Сирией прошлым летом. Эти настроения разделяют и другие издания, призывая к инспекциям российских объектов, где предположительно ведется работа по созданию химического оружия.
Предложения «закрутить гайки» раздаются на фоне серьезных трений между Россией и Западом — отчасти эти трения обострились как раз из-за отравления Навального. Президент США Джо Байден недавно назвал своего российского коллегу «убийцей», а Москва в ответ отозвала из Вашингтона своего посла. В минувшие выходные советник по национальной безопасности США Джейк Салливан (Jake Sullivan) пригрозил российскому правительству последствиями, если Навальный, чье здоровье стремительно ухудшается, умрет в тюрьме. Тем временем в штаб-квартире ОЗХО в Гааге дело Навального добавилось к давнишним претензиям к России — особенно в свете поддержки сирийского режима и покушения в 2018 году на предавшего Россию экс-офицера ГРУ Сергея Скрипаля на территории Великобритании.
Сторонники решительных мер опасаются, что Конвенция о запрещении химического оружия (КЗХО) превратится в бумажного тигра, если ее можно будет нарушать безо всяких последствий. В недавней статье в «Форин полиси» даже утверждается, что «уход с хлопком дверью» России и ее союзницы Сирии из ОЗХО «окажет благотворное влияние». Но полного разрыва с Москвой все же следует избегать. Сама жизнеспособность мирового режима контроля над химическим оружием — режима, нацеленного на сведение химоружия к минимуму, если не к полному запрету — зависит от участия России.
Для недовольства Россией у Гааги, безусловно, есть веские причины. Москва годами оберегала Сирию от попыток обеспечить соблюдение сирийскими властями конвенции — и на конференции на этой неделе Дамаску грозят процедурные санкции. Российские дипломаты критиковали работу Миссии ОЗХО по установлению фактов применения химоружия в Сирийской Арабской Республике (САР). Ставили под вопрос россияне и полномочия прекратившего работу Совместного следственного механизма по Сирии. У Москвы вызвал сомнения юридический мандат ОЗХО на создание следственного механизма, который, как предполагалось, установит имена ответственных за применение химического оружия в сирийском конфликте.
Кроме того, российское правительство защищало режим Башара Асада от обвинений в том, что он не желает сотрудничать с представителями ОЗХО. Москва при этом утверждала, что организация предъявляет к Дамаску более высокие требования, чем к другим государствам, занимающимся уничтожением своих арсеналов химического оружия. Кампания Москвы против ОЗХО проявилась самым убедительным образом буквально на прошлой неделе на третьем заседании Совета Безопасности Организации Объединенных Наций (СБ ООН) по формуле Аррии о применении химического оружия в Сирии. Россия созвала его специально, чтобы не допустить исключения своего союзника на конференции ОЗХО на этой неделе. Возможностей снять нерешенные вопросы у Сирии было предостаточно. Однако она предпочла этого не делать — зная, что Россия ее поддержит.
Из-за досье Навального ОЗХО столкнулась с отдельными трудностями. Москва открещивается от «многосторонних» обвинений ОЗХО под тем предлогом, что свои запасы химического оружия Россия уничтожила под наблюдением ОЗХО еще в 2017 году, а потому применить это оружие против Навального не могла.
В ответ на обвинения в применении химического оружия на территории России Москва утверждает, что в соответствии со статьей VII Конвенции о химическом оружии расследовать отравление должны внутренние власти. Никакой следственной роли Технического секретариата ОЗХО — куда Германия, где лечился Навальный, обратилась за технической помощью — статья VII не предусматривает, утверждает Россия. При этом Москва утверждает, что ее внутреннее расследование двигаться дальше не может, потому что Германия и ОЗХО не раскрывают и не публикуют результаты своих анализов, якобы обнаруживших похожее на «Новичок» вещество в теле Навального. Хотя специальные докладчики ООН Аньес Калламар (Agnès Callamard) и Ирен Хан (Irene Khan) недавно предъявили доказательства обратного. На фоне этих юридических манипуляций кропотливые попытки направить в Россию миссию технической помощи ОЗХО для расследования инцидента с Навальным зашли в тупик в декабре 2020 года, когда Москва запретила ОЗХО работать независимо от российских экспертов.
Учитывая отказ Москвы сотрудничать с ОЗХО, государства-участники конференции на этой неделе, по всей видимости, снова призовут Россию расследовать инцидент с Навальным. Если пойти дальше и провести в отношении России формальное расследование о несоблюдении Конвенции о химическом оружии — а это прерогатива исполнительного совета организации из 41 членов — то потребуется проверка объектов и деятельности внутри России. Маловероятно, что Москва на это согласится, но Конвенция о химическом оружии предлагает государствам-участникам альтернативные варианты. Например, большинство в две трети членов Исполнительного совета может предъявить России ультиматум и потребовать исправить вызывающую озабоченность ситуацию — это предложение и прозвучало в статье в «Форин полиси» — либо отдельные государства могут сами пойти на беспрецедентный шаг и потребовать инспекции в России.
Если пойти любым из этих путей — предъявить ультиматум или пригрозить инспекцией по запросу — то Россия явно будет сопротивляться. Призывы к Кремлю выложить все начистоту о Навальном спорны с политической точки зрения. Такие призывы подразумевают, что Москва публично признается, что все время лгала — причем не только насчет инцидента с Навальным, но и насчет ее работы по химическому разоружению. Учитывая ледяные отношения России с Западом, Кремль наверняка сочтет, что политические издержки от признания нарушения Россией КЗХО будут намного выше, чем от официального обвинения ОЗХО. И поскольку главенствующая роль в многосторонних режимах контроля над вооружениями для России — предмет особой гордости, она скорее моментально выйдет из ОЗХО, чем будет дожидаться надвигающегося исключения. Если цель ультиматума — спровоцировать полный разрыв ОЗХО с Москвой, то сторонники такого подхода вполне могут добиться желаемого.
Но тут следует напомнить: участие России имеет решающее значение для будущей жизнеспособности КЗХО и других режимов контроля над вооружениями, поэтому отстаивать меры, чреватые разрывом, легкомысленно. Москва — постоянный член Совета Безопасности ООН и имеет прочные связи с такими противниками режима нераспространения, как Китай, Иран и Сирия. Принимая во внимание сочетание как старых, так и новых вызовов, вставших перед режимом КХО — в частности, тенденцию к приобретению оружия и новых химических веществ — государства-участники должны держать дверь открытой для повторного сближения с Москвой. Это не пустые надежды: несмотря на недавние вызовы со стороны ее обвинителей, с которыми ей пришлось столкнуться, Россия в целом имеет позитивную, можно сказать, вызывающую уважение историю сотрудничества с ОЗХО.
Такая разрядка для западных стран вполне желательна — особенно потому, что не помешает ни их попыткам привлечь Сирию к ответственности за несоблюдение КХО, ни их стремлению выразить разочарование в связи с застопорившимся российским расследованием по делу Навального. Очевидно, что озабоченность тайным участием Москвы в разработке «Новичка» предстоит снять — если мы хотим предотвратить долговременный ущерб КХО. Однако дипломатический сценарий для проверки российской деятельности вовсе не предусматривает публичного осуждения Кремля. Вместо этого контрольная миссия может проводиться конфиденциально, через государства-члены Совета Безопасности ООН — при условии, что ее результаты могут быть подтверждены.
Попытки побудить Россию решить назревшие вопросы творческой дипломатией и текущими консультациями по КХО — вместо ультиматумов и угрозы исключения — вряд ли немедленно снизят напряженность в ОЗХО. Но не поможет и откровенное изгнание. Сторонники санкций чересчур рассчитывают на прямую взаимосвязь между исключением и переменой поведения — предполагая, что дальнейшая изоляция вынудит Россию сменить курс. Однако недавние события говорят об обратном.
По сути, Запад стоит перед выбором между «трудной» Россией, с которой можно поддерживать каналы диалога в ОЗХО (и, соответственно, иметь на нее определенное влияние), и «трудной» Россией, которая все дальше отдаляется от западных партнеров. Если не выгонять Россию из ОЗХО из-за досье Навального, у организации останется пространство для маневра и дальнейшего развития — как только общее состояние отношений Запада с Россией позволит вернуться к более конструктивному взаимодействию в Гааге. ОЗХО — по-прежнему жизненно важная платформа, которая работает над долгосрочным уничтожением химического оружия. Чтобы добиться успеха, нам нужна Россия в составе этой организации, а не вне ее.
Ханна Нотте — старший научный сотрудник Центра исследований