Сейчас подходящий момент поговорить о геополитике Москвы, ведь напряжение на границе с Украиной ослабло, а Путин обратился к нации с речью в основном сосредоточенной на внутренних вопросах, пусть и содержавшей краткие упоминания потенциальных врагов российского государства.
В этой ситуации, как и во всех других, чтобы понять настоящее, нужно взглянуть на историю. Когда Берлинская стена падает, и встает вопрос воссоединения Германии, страны-победительницы, оккупировавшие страну, расходятся во мнении. Если две основных победительницы Второй мировой войны, Соединённые Штаты и Российская Федерация, хотят, чтобы Германия воссоединилась как можно скорее, то две другие, Великобритания и Франция, более скептично смотрят на плюсы объединения.
Маргарет Тэтчер и Франсуа Миттеран опасались этого воссоединения, зная, что оно спровоцирует потрясение в Европе и изменит геополитическое положение в регионе. Железная леди не стала ждать падения стены, чтобы изложить свое видение Европы в Брюггской речи, которая заложила основы для того, что в последствии станет Брекситом. Воссоедиенние Германии обострит условия для централизации власти, которую Тэтчер описывала следующим образом: «более близкое сотрудничество не требует централизации власти в Брюсселе или принятия решений назначенной бюрократией».
Миттеран всегда был французским националистом, который получил Орден Франциски от маршала Петэна (Pétain) или говорил: «Алжир — это Франция», с намерением положить конец независимости Алжира. Несмотря на это Миттеран отдавал дань реализму Макиавелли, не просто же так его называли флорентийцем» и именно поэтому он смог объединить коммунистическую и социалистическую партию, чтобы войти в Елисейский дворец. Свою политическую карьеру Миттеран построил на оппозиции генералу де Голлю, но, когда его избрали, он отчасти придерживался внешней политики в стиле своего предшественника, не подчиняя французские интересы интересам других стран. Некоторые даже говорят о таком типе французской внешней политики как голло-миттерандизм. Опасность воссоединения Германии была ему близка.
На этом моменте читатель задастся вопросом: а как между собой связаны современная российская геополитика и воссоединение Германии. А связь тут самая прямая. Россия, центральный элемент быстро распадавшегося Советского Союза, видела в Германии потенциального будущего союзника перед лицом западного принуждения. Главным образом, её интересовала объединенная Германия, которая бы сместила гравитационный фокус континента на восток. Говорящий по-немецки германофил Путин давно придерживается такого мнения. Он знает, что Германия — не западная страна, а сам Запад — это неустойчивая концепция, часто используемая в американской геополитике, чтобы подстраивать Лондон и Париж под свои замыслы.
Питер Хитченс (Peter Hitchens) в своей потрясающей книге «Abolition of Britain» сожалеет об американизации Великобритании. Во Франции и правые, и левые часто решительно подвергают критике важность американского взгляда для мира. Вспомните хотя бы Эжени Бастье (Eugénie Bastié) и её «Porc Émissaire». Реакция сотен француженок на спор о сексуальных домогательствах, вызванный движением Me Too, отразился на страницах газеты Le Monde. Их мнение вызвало панику в Америке, а многие расценили его как оправдание насилия. Бастье анализирует ситуацию, противостоя и пуританизму (американцы), и благородству (французы). Однако те, кто считает, что это лишь нюансы одного и того же взгляда на мир, разочаруются.
Порядок в трех ключевых странах предполагаемого Запада не просто отличается, он противоположен. В Великобритании всё держится на монархии, в Соединенных Штатов в основе всего лежит коллегия выборщиков, а в Пятой Французской республике все основывается на республиканском монархе, а всеобщее избирательное право заменяет миропомазание в Реймсе.
В этом заключается первый путинский урок: коллективные идентичности существуют и имеют огромное значение. Царь XXI века принадлежит традиции реальной политики, как Никколо Макиавелли, Отто фон Бисмарк и Шарль де Голль.
Несмотря на то, что Владимир Путин — реалист, он продолжает придерживаться византийского представления о России, а не евроазиатского. Третий мир и евразийство — две основные метафизические силы, формирующие современную Россию. В первом случае Россия рассматривается как последняя христианская империя, наследница Константина, Флавия и Юстиниана, божественный оплот перед ордами Антихриста. Во втором случае Россия считается единственной в своем роде страной, слиянием славянского и азиатского, не европейской и не азиатской сущностью, эссенцией всего европейского и азиатского. В терминах Гегеля это тезис, антитезис и, наконец, синтез.
Второй путинский урок: Россия вмешается, когда под угрозой окажутся её жизненно важные интересы. Мы видели это в 2008 году в Грузии, в 2014 году в Крыму и продолжаем видеть в сирийской гражданской войне.
В недавнем обращении Путина к народу говорилось, что русские предотвратили убийство президента Белоруссии Лукашенко, а также последовавшую за этим кибератаку на страну. Кто всё это устроил, не упоминалось, однако несложно понять, кого обвинял Кремль. Недавно Генри Киссинджер высказал опасения неуступчивостью администрации Байдена и призвал Соединенные Штаты принять новый многополярный мировой порядок или вступить в фазу, которая будет напоминать ту, что предшествовала холодной войне. Самюэл Хантингтон (Samuel Huntington) в своей классификации цивилизаций помещает такие страны как Греция или Румыния в сферу российской геополитики, а это, не забывайте, страны НАТО. Идеологический пыл, пронизанный идеализмом, вполне может привести к плохому финалу, как это часто и бывало в истории. Пренебрежение другого приводило нас к войне с намерением подстроить нас под наши же представления.
Третий путинский урок возвращает нас к Германии, показывая её важность в продвижении мира вперед. Назначенные на этот год выборы в Германии и строительство газопровода «Северный поток — 2» — первичные вопросы, поэтому рассматривать их нужно вместе.
Когда Джордж Буш (отец, а не сын) дал зеленый свет воссоединению Германии, он запустил процесс, служивший Соединенным Штатам до самого кризиса евро. Варуфакис (Varoufakis) скажет, что по словам одного американского чиновника, Греция входила в сферу влияния Германии и что Соединенные Штаты не станут вмешиваться в ситуацию.
Однако у воссоединения был и еще один эффект: столица переехала из Бонна в Берлин. А в Берлине она не на берегах Рейна, а в сердце Бранденбурга. А под Бранденбургом имеется ввиду Пруссия. А под Пруссией — Германия. Воссоединение Германии решило множество проблем, но породило другие. Сегодня Америке приходится иметь дело с изменившимся государством, у которого есть собственная воля. Путин знает это и пользуется этим. Вражда с Россией влечет разные последствия для Померании и Новой Англии.
От Фридриха Великого до Бисмарка и пакта Молотова — Риббентропа — история несколько раз доказывала, что не враждующая с Россией Германия непобедима.
Афонсу Моура — специалист в области геополитики, магистр политологии и международных отношений.
