В среду 21 апреля во многих городах России прошли акции в поддержку Алексея Навального, который держит голодовку в колонии и требует допустить к нему независимых врачей. По данным ОВД-Инфо, в Москве задержанных почти не было, но по всей России задержали почти 2 тысячи человек, больше всего — в Санкт-Петербурге.
Задержанным помогают не только правозащитники, но и добровольцы. Волонтеры объединяются в телеграм-чатах с общим названием «Передачи»: там они пишут, что хотят принести задержанным еду и средства гигиены, могут отвезти людей домой или приютить на ночь, готовы дежурить у ОВД или обзванивать отделения.
openDemocracy спросил у волонтеров, почему они занимаются такой работой и верят ли они в то, что солидарность меняет общество.
Ольга (фамилия не указана по просьбе героини), Санкт-Петербург
39 лет, занимается социальной работой с детьми с инвалидностью
Меня саму задерживали из-за протестов трижды, один раз дошло до суда — 31 января. Тогда был жесткач, я провела ночь в отделении с клопами, полиция не брала передачи, не кормила нас и не поила. Почти весь следующий день мы ждали суда в автобусе. 1 февраля у моего сына был день рождения, а оказалась дома я только ночью. Я думала, что на десять суток сяду, но мне выписали штраф, а после апелляции дело прекратили.
Я еще не могу отойти от 31 января, поэтому в этот раз не сунулась на акцию — решила помогать. Дежурила, мониторила, возила передачи. Не пошла на митинг, но все равно внесла свой вклад, помощь — тоже участие. У меня двое детей: старшего я могу одного оставить, но младшей только четыре года. Я знаю, что ко мне могут прийти с обыском, и такое уже было: приходили в 6:40 утра. Вот за своих детей я и выхожу на улицу, за свободу и справедливость.
Вечером 21 апреля я закончила работу с подопечным и мониторила, есть ли задержания. Узнала, что в одном отделении уже есть люди, пошла туда, на месте были волонтеры. Полицейские говорили: «у нас никого нет», хотя мы называли конкретные фамилии. Мы решили передать воду в автозак, который стоял неподалеку. Еще у меня с собой была папка с ручками, бумагой и ходатайствами — это пригодилось мне при задержании, и я знаю, что пригодилось бы и ребятам. Папку не передавали, я бросила ее в автозак, а полицейский пнул мне ее обратно.
В другом отделении передачи тоже не сразу приняли. Я звонила в это ОВД, мне говорили «у нас нет задержанных, у нас доставленные». Хотя оттуда вышел несовершеннолетний и сказал, что там 32 человека. Наши передачи в итоге приняли, но мы только в четвертом часу ночи оттуда уехали. Кого-то из задержанных оставили на ночь. Домой я только в пятом часу попала, а когда проснулась, пошла делать передачу в отдел, который находится рядом с домом.
Есть волонтеры на машинах, я вчера с таким познакомилась, он всю ночь людей возил. Когда я ночью написала ему: «ты дома?», он сказал, что врезался куда-то — видимо, был уставшим. Теперь машина не на ходу, а это его хлеб, у него двое детей. Сейчас думаю, как бы собрать денег, чтобы помочь ему ее починить.
Я 20 лет работаю с детьми-инвалидами, у меня как будто в крови такое: «надо кому-то помочь». Друзья шутят: «у самой холодильник пустой, а она бежит в очередную благотворительную организацию».
Активизм рождается и из эмоционального, и из рационального. Я была в этой шкуре — сидела в отделении всю ночь и весь день в автобусе в ожидании суда. Конечно, я сочувствую другим задержанным, особенно если это молодые пугливые девушки. Я-то взрослая тетка, мне уже ничего не страшно.
Солидарность людей — это очень приятно, до слез. И когда ты волонтеришь, и когда ты за решеткой. Я думаю, со временем это поменяет общество к лучшему.
Михаил Лобанов, Москва
37 лет, доцент МГУ, член профсоюза «Университетская солидарность»
21 апреля я не был на акции. Но периодически я принимаю участие в протестных мероприятиях: по локальным поводам, по университетским, по районной тематике, сам организую общественные кампании — например, для защиты зеленых зон на Воробьевых горах. Меня самого задерживали — обычно приводили в отделение полиции МГУ, но не оформляли протокол и отпускали. Но один раз доходило до суда и был штраф [за одиночный пикет в поддержку математика Азата Мифтахова].
Бывают и общефедеральные, и общемосковские вопросы — когда трудно остаться в стороне и не выйти на акцию солидарности с политическими заключенными. В 2019 году среди задержанных по «московскому делу» было немало студентов и недавних выпускников — и для меня было приятным сюрпризом, что за них вступались местные сообщества во многих университетах. В последние годы мы видим профессиональную солидарность — когда за политзаключенных подписывают письма юристы, деятели культуры. Это очень важно. Естественно, я тоже не могу оставаться в стороне.
Для меня поворотным моментом стали протесты 2019 года из-за недопуска независимых депутатов в Мосгордуму. В ходе одного из протестов задержали мою жену, и она до поздней ночи находилась в отделе полиции. Я знал, что есть чаты передач, но тогда увидел, как люди подтягиваются, как оказавшиеся в автозаке поддерживают друг друга, помогают связаться с родственниками, обмениваются зарядными устройствами, как подходят муниципальные депутаты и волонтеры. Увидел весь процесс — атмосферу, когда люди с разных сторон объединяются. 20 человек стояли на улице и ждали, пока выйдут последние задержанные: беспокоились, как те будут добираться до дома. Была уже глубокая ночь, метро не работает, а у некоторых нет денег на такси. Таким задержанным или находили человека, который может подвезти, или скидывались, чтобы оплатить такси.
Этот опыт был очень вдохновляющим. После этого мы с женой подключились к чатам передач и периодически при наличии свободного времени во время больших митингов ездили в ОВД недалеко от нас — и в январе этого года, и раньше.
21 апреля днем, еще до самой акции произошло задержание в предвыборном штабе Кирилла Гончарова (зампредседателя московского «Яблока» — прим.ред.) — полиция забрала в ОВД 17 молодых людей. Я закупился водой, бананами, печеньем, влажными салфетками. Было ощущение, что их отпустят, но решил, что перекусы им все равно могут потребоваться. Я спешил, потому что понимал: возможны массовые задержания, а в таких случаях в отделениях объявляют план «Крепость» и вообще не принимают передачи.
С передачей проблем не было, а вот адвокатов от «ОВД-Инфо» к задержанным не пускали. В таких случаях волонтеры массово звонят в полицию и спрашивают, почему задержанным не дают воспользоваться правом на защиту. В итоге всех в течение трех часов отпустили.
С Кириллом, которого задержали, мы придерживаемся немного разных взглядов, но произвол полиции, произвол судебных органов и репрессии в стране — это общая беда и удар по всем. Нужно поддерживать друг друга.
Меня радует солидарность людей. Возле ОВД встречаются самые разные волонтеры — и пусть на несколько часов, но эта встреча взаимно обогащает людей. Бывает, что люди встретились у одного ОВД, сделали передачи, кто-то из них на машине, у них есть время и они объединяются в команду и едут к другому ОВД. На несколько часов возникает небольшая форма организации. Этот опыт обогащает всех участников и заставляет лучше думать об окружающих. Возникают мысли, что этот опыт можно спроецировать шире. Если так могут объединиться три-четыре человека, чтобы помогать общими ресурсами, то почему так не могут объединиться десятки и сотни людей? Тогда они способны на большие проекты. Это вдохновляет. Я надеюсь, что это можно считать некой школой, после которой люди могут решаться на еще более значимые шаги.
Олеся Гонсеровская, Санкт-Петербург
34 года, художник
Художественные практики подталкивают к какому-то активизму, а ситуация в стране такая, что людям нужно самим о себе заботиться — больше некому. Поэтому я начала волонтерить.
Я начала помогать во время январских митингов. Я и сама участвую в протестах, 21 апреля тоже выходила, но я боязливая, ходить три часа для меня подвиг. Я участвую максимум полтора часа, потом закругляюсь и еду домой. В прошлые разы дома я готовила бутерброды для задержанных, но вчера было не до этого: бутерброды — это лирика, розочка на торте, она не обязательна. Меня саму никогда не задерживали.
Помощь задержанным выглядит как бездонная бочка, которую фиг наполнишь быстро. У меня есть две опции — делать передачи или подвозить людей. Иногда они совпадают: приносишь еду, и пока делаешь передачи, кого-то выпускают — нужно подвезти. Вроде бы любой взрослый человек может себе вызвать такси, но это в том случае, если у него нет паники и есть деньги. А часто это не так. В системе все сделано так, чтобы тебя расплющило, чтобы ты ревел и думал: «все пропало».
Каждые час-два ситуация меняется и вырисовываются новые потребности. 21 апреля я возила еду и забирала людей в городе, а потом решила глянуть, что происходит в отдаленных ОВД. Туда везут задержанных, когда не хватает мест в городе, а может быть, и из садистких соображений — «куда-то подальше зафигарить». Когда тебя посреди ночи выпускают в какой-нибудь Гатчине — иди куда хочешь — это особый квест. Поэтому вчера я ездила к задержанным еще и в Кронштадт.
Я была в двух отделениях вчера, передачи принимали и со мной нормально разговаривали. Но в Кронштадте полицейские убеждали задержанных сдать дактилоскопию, хотя по закону они не должны это делать. Один из полицейских причем по слогам говорил «дак-ти-ло-ско-пи-я», как будто не знает это слово, но надо это сделать, потому что ему начальник сказал.
Я слежу за правозащитными проектами и медиа, но в меру сил — если все читать, можно свихнуться. Координация в чатах передач развивается — сделали группы по районам и специального бота, который помогает искать задержанных, а то мы искали людей, просто разъезжая по ОВД.
Мои близкие знают, что я этим занимаюсь, они поддерживают, и даже присоединялись в прошлый раз. Мне кажется, надо что-то делать, потому что все люди хотят себя чувствовать хорошими — в своем понимании и в понимании своих близких. Это немного сладенькая формулировка, но этого всем нам хочется.
Я часто слышу «мы ничего не поменяем, мы ничего не сделаем». Во-первых, если мы ничего не будем делать, то точно не поменяем, может, даже хуже станет. И что считать результатом? Если цель «прямо сейчас все поменять в стране», то да, она практически недостижима. Но если цель в медленном, постепенном изменении и выращивании горизонтальных связей, то это как раз происходит. И чем это не изменение ситуации в России?
Артур (фамилия скрыта по просьбе героя), Москва
26 лет, руководитель в сфере рекламы
Это был мой первый опыт личной передачи задержанным. Но в последние несколько лет я регулярно жертвую «Новой газете», жертвовал на оплату штрафов задержанным, «ОВД-Инфо» и другим правозащитным проектам. Я и сам регулярно ходил на митинги — почти на все акции в Москве с 2018 года кроме сегодняшней и январской. Временно я не участвую в протестах.
Я гуманист и понимаю, что людям, которые сталкиваются с репрессиями и давлением властей, так или иначе нужна помощь. Когда человек сидит в ОВД, ему очень важно осознавать, что он не один. Важно, чтобы он по возможности чувствовал себя комфортно, имел еду и воду. Поэтому 21 апреля я решил в первый раз попробовать сделать передачи. На удивление в ОВД Москвы было очень мало людей — я смог сделать только одну передачу.
Когда я пришел, мне сразу сказали: «дежурный запретил передачи». Хорошо, что в системе чатов передач есть кураторы — я рассказал о ситуации и мне посоветовали «продавить», ссылаться на постановление правительства. Скорее всего, полицейские надеялись, что я просто уйду, но ссылка на закон помогла — меня пустили.
Я не хожу на митинги больше, потому что у меня есть близкие, которые находятся на госслужбе. Они боятся, что мое задержание отразится на них и вежливо попросили этого не делать. За себя я не особо боюсь: я знаю реалии и знаю, что может быть, и каждый раз был готов к худшему, но есть опасения за близких. В нашей семье никто власть не любит, но к тому, что я выходил, они относились негативно. Они считают, что все это бесполезно, не имеет никакого смысла, и большинство россиян все устраивает.
Консолидация и взаимопомощь — это очень важные процессы. У меня есть убеждение, что при каждом задержании у каждого ОВД должны быть 50, 100, 1000 человек. Когда и полиция, и сами задержанные видят, что они не одни, что их многие поддерживают, что-то начинает меняться. Я думаю, что это безумно важно, это одна из основ нормального будущего страны и общества.
За каждого политзаключенного — а помимо Алексея есть куча таких людей — должны выходить люди. Пока общество не начнет бороться за каждого такого задержанного независимо от его взглядов, страна не начнет меняться.
Варвара Михайлова, Санкт-Петербург
По первому образованию — математический лингвист, по второму — юрист; волонтер «Апологии протеста»
Сначала участвовала в разных акциях, ходила на митинги, стала активисткой, потом подключилась к деятельности наблюдателей на выборах. И уже после того, как меня саму неоднократно задерживали, решила, что накопила опыт помогать другим. Поступила в университет, получила юридическое образование и теперь помогаю задержанным как юрист. То есть, фактически, моя гражданская активность стимулировала меня получить юридическое образование.
Два года работала сама по себе, как юрист-волонтер и сотрудничала с петербургской «Группой помощи задержанным». Она вся состояла из волонтеров, которые изначально оказывали только гуманитарную помощь — продукты, пенки, книги. Потом в этой среде сформировалась компания юристов, помогавших задержанным уже в судах и отделах полиции. Общалась с этими юристами, училась защищать арестованных, после двух лет волонтерской работы меня пригласила группа «Апология протеста» — теперь я их официальный юрист.
Сейчас, к сожалению, уже не могу позволить себе ходить на акции, потому что если меня задержат, не смогу помочь другим. Теперь в дни массовых акций дежурю на «горячей линии» «Апологии протеста», у нас есть открытый аккаунт в Telegram, куда может написать любой задержанный. На январских митингах мы обработали несколько тысяч обращений со всей страны — помогали найти адвокатов, а это не всегда просто, потому что не во всех городах есть адвокаты. Давали юридические советы, отвечали на вопросы, поддерживали людей и юридически, и психологически. В остальное время хожу по судам, защищаю тех, кому требуется помощь адвокатов. У нас вполне приличный уровень побед для современной России, в прошлом году мне удалось выиграть около 30 дел по задержаниям на митингах. Но все эти победы связаны с тем, что нам, юристам, удается поймать полицию на каких-то процессуальных нарушениях. Это не победы по существу, мы выигрываем не потому, что суды встают на сторону свободы собраний и понимают, что мирный протест — не преступление. Мы выигрываем потому, что нам удается выявить какие-то процессуальные недостатки и не допустить обвинительного постановления. Так что это больше коррекционная работа, а не правовая. У меня сейчас в личном сопровождении более 50 дел по задержаниям на митингах, которыми занимаюсь непосредственно.
Мне кажется, что наше общество очень способно к самоорганизации, это особенно заметно в дни массовых акций и задержаний, когда совершенно незнакомые люди активно помогают другим, особенно в гуманитарном плане — вода, продукты, передача информации. Для этого не нужно никакой организующей вертикали, что очень ценно. Но отдельные институции, которые могли бы заниматься помощью и поддержкой круглый год, тоже нужны.
Григорий Михнов-Войтенко, Санкт-Петербург
Архиепископ Балтийский Апостольской православной церкви, руководитель мониторинговой группы Правозащитного совета СПб
Неоднократно и много лет участвовал в согласованных акциях и одиночных пикетах. Сам организовывал, в том числе, пикет против 148 статьи УК, предусматривающей уголовную ответственность за оскорбление религиозных чувств верующих. В последнее время на массовые стихийные митинги не хожу, считаю, что от меня больше пользы будет не как от участника митингов, а как от организатора разного рода помощи задержанным.
Идея создания мониторинговой группы принадлежит не только мне, мы ее обсудили сначала в региональном отделении партии «Яблоко», потом предложили Правозащитному совету, и совет сразу откликнулся. Мы мониторим всю ситуацию с задержаниями — ведем списки, координируем обмен информацией и возможность помощи с ОВД-Инфо, начиная от «вода-еда» и кончая помощью адвокатами в судах и выплатой штрафов. У нас есть многоканальный номер, есть виртуальная платформа, куда люди могут сами обращаться и сообщать о своем задержании, все это обрабатывают операторы и выкладывают в единую базу. Потом, уже в случае необходимости, отправляем волонтеров с водой-едой или адвокатов. В том случае, если у человека нет средств связи, помочь сложно — если разрядился телефон, либо разбился. Были случаи, когда человек буквально в тапочках вышел в булочную, а тут его и загребли — без документов, без средств связи, его два дня ищут, а он уже в приемнике на Захарьевской. В таком случае помогаем наладить связь.
Наш центр действует с февраля этого года — после январских акций мы решили, что такой центр нужен. К нам обращаются самые разные люди, в том числе, очень много предложений от тех, кто может и готов оказать помощь — транспортом, деньгами, специальными знаниями, работой на телефоне. Есть несколько человек актива, остальные волонтеры. И очень важно, что к нам подключаются муниципальные депутаты — их пускают в отделы полиции, они проверяют, что происходит на самом деле.
Павел Иванкин, Санкт-Петербург
По основному образованию морской инженер, специализация — IT-технологии, активист «Агит-России», соавтор правозащитного канала «Задержания Санкт-Петербург», автор совместного с Иваном Остапчуком чата «Передачи»
В прошлом году, после митинга против принятии поправок к Конституции, мы с Иваном решили создать единый чат «Передачи». Изначально — вдвоем, потом к нам присоединились волонтеры, правозащитники. Когда не справляется «Апология протеста» или другие сообщества, они пишут к нам в чат, и мы помогаем. Много лет активно участвовал в массовых акциях и митингах, теперь фактически перешел на организацию помощи задержанным, но я и сам нередко езжу, вожу передачи — у меня уже большой опыт, удается уговорить полицейских все-таки принять передачи для задержанных.
У нас есть админы, они регулярно мониторят ситуацию, делают посты. С ОВД-Инфо и «Апологией протеста» мы постоянно сотрудничаем, обмениваемся информацией, уточняем информацию по Петербургу. На канале «Задержания в Санкт-Петербурге» есть специальные чаты, где обмениваются информацией и юристы, и админы. Координационная деятельность сейчас практически вся проходит в интернете. В перерывах между нашими, российскими акциями и массовыми задержаниями, мы все равно мониторим ситуацию с нарушением прав и помогаем тем, кому нужно. Например, когда в Петербурге начали задерживать белорусов, протестовавших против политики Лукашенко, мы тоже им помогали — привозили Power Bank'и, еду, воду.
Почему я вообще этим занимаюсь? Меня так воспитали, люблю помогать людям. И мне нравится правозащита, я в ней разбираюсь, охотно помогаю всем, кто в этом нуждается.
