Украина напоминает героя Чаплина из немого кино. Случайно перешагивает открытые люки и нагибается завязать шнурки, когда над ней проносится балка.
Очень хочется скучных политиков. Без крайностей и истерик. Без фиглярства и эпатажа. Бюрократов в костюмах, которые станут говорить цифрами и процентами.
Очень хочется скучных политических ток-шоу. Которые никто не будет смотреть. Потому что на экранах будут спорить о зубодробительных деталях. Никто не устроит стендап. Никто не придет с вилами. Никто не полезет в драку. У этих программ будут минимальные рейтинги, потому что они не будут похожи на развлекательные. А разговор о будущем перестанет напоминать манеж.
Очень хочется повесток, а не персоналий. Потому что сейчас мы отождествляем первое со вторым. Спорим не о подходах, а о фамилиях. Считаем новизну критерием качества, а молодость — синонимом прогрессивности.
Очень хочется репутаций и злопамятности. Когда второе стоит на страже первого. Чтобы расследования замечали не только социальные сети. Чтобы закон не был инструментом расправы с конкурентами. Хочется границ и рамок, пересечение которых будет фатальным.
Хочется дожить до доверия и солидарности. До синергии и сотрудничества. Все наше кумовство — отголосок подозрительности. Оно обходится дорого и я устал переплачивать.
Я никогда не жил в скучной стране. Мне доводилось смотреть на них лишь в статусе туриста. Чаще всего мы иронизируем над их укладом и бытом — но во всей этой напускной отечественной браваде сквозит, в лучшем случае, зависть. В худшем — ограниченность.
Мы называем себя диким западом восточной Европы. Страной социальных эскалаторов. Это правда. Наши окна возможностей распахнуты так, что в них пролезают все. Наши знаменитости знамениты тем, что они знамениты.
Мы страна непредсказуемых биографий. Наши герои и злодеи регулярно меняются ролями. Наши трудовые книжки пестрят взаимоисключающими записями. Нас возят в такси директора. Нами руководят таксисты.
Мы эмпаты. На выборы ходим как в ЗАГС. Галочку в наших бюллетенях ставят повышенный уровень дофамина и норадреналина при пониженном — серотонина. Физиологи говорят, что этот коктейль называется любовью. Он не оставляет места для сухого рассудка.
В спорах мы сражаемся не за правду, а за собственный нимб. Легко объединяемся против чего-то и почти никогда — за. Мы отлично выживаем в обход государства — потому что своим его не считаем. Но вся наша история — это доказательство того, какой мясорубкой чревато его отсутствие.
Мы каждый день придумываем себе тысячелетние традиции. Верим шарлатанам и в магию. Наш священный Грааль — это рубильник счастья. Раз в пять лет мы отправляемся искать в бюллетене человека, у которого есть к нему доступ.
Магическое мышление пустило корни. Мы ощущаем себя маленькими людьми на сквозняке истории. Живем в окружении богов и боимся попасть под их колесницы. Одни отказываются от вакцин, чтобы социальные боги не получили над ними контроль. Другие делают то же самое, чтобы не вступать в противостояние с небесами и судьбой.
В собственных проблемах мы привыкли винить других. Наши биографии кристально чисты. Маленького человека успели канонизировать и поставить на пьедестал. Чужой успех — не причина для подражания, а повод для осуждения. Наша мечта о равенстве — всего лишь перелицованная версия классовой борьбы.
Мы привыкли себя переоценивать. Полагаем, что история нам задолжала. Верим, что чужой комфорт случился за наш счет. Ждем, когда нам начнут возвращать долги.
Наша мечта о западе выстроена на вере в чудо. Мы жаждем тамошнего комфорта и социальных гарантий. Уровня жизни и бытового благополучия. Но никто не знает наверняка, готовы ли мы платить за это цену. Налогами и ответственностью. Законопослушием и солидарностью.
Все наше движение вперед напоминает квадратное колесо. Мы переворачиваем его с кромки на кромку при помощи сверхусилий. Мы могли бы стесать грани, но нас убеждают, что они — наше национальное достояние. В результате мы простаиваем, пока остальные набирают скорость.
Нашей удаче можно лишь позавидовать. Мы напоминаем героя Чаплина из немого кино. Случайно перешагиваем открытые люки и нагибаемся завязать шнурки, когда над нами проносится балка. Обычно история не прощает подобного легкомыслия. Но нам пока что везет.
Такое ощущение, будто судьбу забавляет наша наглость. Наше непостоянство, наивность и стремление ставить на зеро. Мы ведем себя так, будто в силах переиграть любую ошибку — а потому не чураемся самых отчаянных экспериментов. Ничем, кроме благосклонности провидения, нашу удачу объяснить не получится.
Очень хочется пожить в скучной стране. Впрочем, это вряд ли случится на моей памяти. Единственное, что зависит от нашего поколения, сводится к очень простой развилке. Объявят ли все перечисленное выше — причиной нашей катастрофы. Или же станут рассматривать как предпосылки победы.
Мы не застрахованы ни от первого, ни от второго.
