Регистрация пройдена успешно!
Пожалуйста, перейдите по ссылке из письма, отправленного на

DeníkN (Чехия): почему не надо встречаться с Путиным? Пока ЕС не уяснит для себя, чего собственно хочет от России (и может получить), нет смысла с ней разговаривать

© POOL / Перейти в фотобанкПрезидент РФ Владимир Путин
Президент РФ Владимир Путин
Материалы ИноСМИ содержат оценки исключительно зарубежных СМИ и не отражают позицию редакции ИноСМИ
Читать inosmi.ru в
В ЕС отказались от проведении саммита ЕС — Россия с участием Путина. Автор уверен, что встречаться стоит только тогда, когда в ЕС поймут, чего хотят от России. А хотелось и поторговаться о вступлении в НАТО Украины, Грузии и Молдавии, и об отводе российских войск вглубь территории. «Пряником» могло бы стать признание Крыма российским.

На заседании Европейского совета главы правительств и государств так и не договорились о проведении саммита ЕС — Россия при участии Владимира Путина. Такое предложение внесли канцлер Меркель и президент Макрон, но заручиться поддержкой остальных им не удалось. Я уверен, что это хорошо, но, с другой стороны, было бы наивно полагать, что в следующий раз повторится то же самое. Ясно, что ряд европейских политиков так же, как и Путин, хотят подобной встречи.

Пресс-секретарь Путина отреагировал на новость из Брюсселя довольно объективно и снисходительно. Москва якобы сожалеет, что встреча не состоится, особенно если учитывать недавнюю статью российского президента, в которой он «послал достаточно позитивные месседжи европейцам в плане реанимации отношений, в плане целесообразности установления атмосферы диалога». Также он отметил, что подобный формат встречи наиболее проблематичен для «молодых европейцев», которые предъявляют к России самые большие требования.

Нет сомнений, что под «молодыми европейцами» Песков подразумевал, прежде всего, эстонцев, латышей, литовцев и поляков, а также тех, кто вступил в ЕС в 2004 году. В Москве, в Берлине и Париже, разумеется, понимают, что имеется в виду, но в подобных заявлениях не это главное. Важно, что Кремль снова дал понять: он прекрасно осознает негомогенность Европейского Союза. На теперь он сделал это не столь оскорбительно, как обычно, когда он указывал на ограниченный суверенитет этих стран и их зависимость от вашингтонских «кукловодов». Кремль выбрал метод американского министра обороны Дональда Рамсфелда, который, желая заручиться поддержкой в кампании против Саддама Хуссейна, разделил Европу на «старую и новую».

Если говорить о так называемой «старой Европе», то Вашингтон получил однозначную поддержку только у британцев, а немцы и французы выступили против. Однако сейчас Великобритания покинула Европейский Союз, и нравится это кому-то или нет, ясно, что теперь все крупные игроки, не исключая американцев, на переговорах с ЕС будут уделять особое внимание мнению Парижа и Берлина, а только потом Брюсселя и чьему-то еще.

Причины того, почему предложение на саммите не получило поддержку, логичны и обоснованы. Вывод о том, что ЕС следует рассматривать возможность диалога с Россией только тогда, когда это не будет противоречить его собственным интересам в Европе, никто не опровергает, но вопрос в том, в чем заключаются эти интересы. Заявление, согласно которому «Европейский Союз ожидает, что российское руководство займет более конструктивную позицию и проявит больше политической решимости, а также откажется от акций, направленных против Европейского Союза и его стран-членов, а также против третьих стран», — это по сути очередное повторение того, что мы хотим от России с момента аннексии Крыма и начала войны на востоке Украины. Ничего из этого мы так и не получили, и нет причин думать, что в этом отношении что-то изменится в ближайшее время.

Нужно разобраться, чего мы хотим от России

В Москве знают, что в свое время недооценили Европейский Союз. Я напомню, как менялась российская риторика по поводу санкций, которые ЕС мог бы ввести против России по примеру США. Сначала говорилось, что европейцы якобы не решатся на санкции, потом, что европейцы не соблюдают их. После того как было опровергнуто и то, и другое, риторику для российской общественности пришлось сменить на «европейцы не отменят санкции никогда».

В сложившейся обстановке есть два варианта, как действовать дальше. Первый — это продолжить движение по старой колее, и вполне понятно, что этот вариант осуществим. Второй вариант — изменения. Мы, как на уровне Европейского Союза, так и на уровне Чешской Республики, должны позаботиться о том, чтобы эти изменения принесли нам максимальную выгоду. Ключевой вопрос в таком случае звучит так: в чем заключаются европейские интересы?

При изменении отношений с Россией нужно исходить из трех предпосылок. Во-первых, Кремль никогда не примет наши нормативные требования. А если бы это и произошло, то получилось бы то же, что с обещаниями строить правовое и демократическое государство. Просто тактическая уступка, о которой при первой удобной возможности забудут.

Во-вторых, наращивание экономического обмена ни к чему не приведет. Мы уже пробовали этот путь, но долгое время успешно растущие объемы торговли привели не к росту доверия, а лишь к еще большей самоуверенности России, переходящей в агрессию.

В-третьих, мы никогда не получим все, что хотели бы получить. Что-то должно остаться и второй стороне. Тогда что остается? Единственное, что работало и раньше: геополитические переговоры.

Любой, кто давно занимается Россией и ее политикой за рубежом и в области безопасности, знает, что именно к этому и стремится Москва. Так должны ли мы пойти ей навстречу? Первый потенциальный плюс в том, что мы можем это сделать, но не обязаны. Москва, как я уже писал выше, недооценила нас, и по прошествии семи лет, которые прошли с момента аннексии Крыма, ясно, что за исключением собственного полуострова она ничего не выиграла. Потери от этого «приобретения», политические, репутационные и экономические, постоянно растут, а неспособность справляться с пандемией коронавируса ситуацию не улучшает.

Баш на баш или ничего

В таких обстоятельствах мы могли бы попытаться взять инициативу в свои руки (возможно, немецко-французское предложение и было такой попыткой) и постараться сформулировать повестку, которую имеет смысл обсуждать с Москвой и при этом надеяться на успех. Стоит повторить, что к таким темам не относятся элементы правового государства, свободные выборы, проблемы меньшинств, судьба Навального или климатический кризис. Тогда о чем мы могли бы поговорить?

Например, об отводе российских войск от границ стран-членов НАТО и ЕС во внутренние регионы (на сотни километров) и выводе баллистических ракет «Искандер» из российского анклава Калининграда. Когда в рамках переговоров о границах в 1991 — 2004 годах Москва была вынуждена удовлетворить, конечно частично, требования Пекина, то почему бы ей не сделать то же самое в нашем случае?

Что мы могли бы предложить за это Москве? Отмену санкций и возвращение к тем отношениям, которые были до 2014 года? Ни в коем случае! Российский режим, который явно не способен на анализ собственных ошибок, современных и прошлых, мы должны держать на максимальном расстоянии от себя. В обмен на выше описанные вещи плюс вступление Украины, Грузии и Молдавии в ЕС и НАТО мы могли бы признать Крым частью Российской Федерации.

С нравственной точки зрения это неправильно и предосудительно, но с практической точки зрения это один из рабочих вариантов. Он, конечно, очень ранит чувства украинцев, но французы и немцы, а все будет зависеть в основном от них, могут привести примеры аналогичных территориальных потерь (Алжир или бывшие восточные немецкие территории), которые в итоге оказались терпимыми и даже выгодными.

Тем не менее шансы на успех у нас будут оставаться до тех пор, пока не изменятся отношения между Россией и Китаем. Путин добровольно сунул голову в китайскую петлю и только сейчас начал это понимать. Либо Россия окончательно превратится в китайский сырьевой придаток, и тогда у нее не останется ни одной причины для переговоров с Вашингтоном и Брюсселем, либо она попытается выкрутиться из трудного положения. Ключевую роль играет Крым.

Автор — внештатный сотрудник «ДеникН», политический географ, работает на факультете социальных наук Карлова университета и Столичного университета в Праге.