Тощая, немолодая собака с пепельным окрасом сидит у калитки. Она гордо вскинула голову вверх и угрюмо посмотрела на старого сторожа, жадно поглощающего свой обед из бутерброда с докторской колбасой, которая в 40-градусную жару пахнет, будто жаренная на сковородке.
Запах дурманит и собаку. В ее глубоких старых глазах читается равнодушие и презрение ко всему: к сторожу, к летней жаре, к миру, к собачьей жизни и к предательски виляющему хвосту.
В этом обманчивом взгляде есть что-то по-волчьи мудрое и гордое, породистое. Но стоило сторожу поднести кусок колбасы над головой собаки, дразня ее, как та стала на задние лапы, жалобно заскулив, чем тут же выдала в себе дворнягу. Сторож небрежно бросил остатки своего обеда собаке, а та, быстро съев, лениво ушла в поисках тени.
Жалобные крики чаек только добавляют трагичности этому месту со старинной советской мозаикой на входе, которая выцвела от времени, как передовицы журналов мод из бабушкиного комода. Но даже в этой старой мозаике на сварочную тематику больше жизни, чем в реальности вокруг. Она — немое, но визуально громкое доказательство того, что когда-то здесь бурлила жизнь.
На мозаике изображена молодая, стройная, деловитая женщина с короткостриженными светлыми волосами. Впереди женщины за рабочим станком сидит статный молодой брюнет в синем костюме рабочего — внимательно чеканит металлические детали.
Здесь когда-то делали судна. Черноморский судостроительный завод, на котором были построены все авианосные крейсера Советского Союза, теперь переживает свои худшие времена. Из коллектива в 30 тысяч рабочих сейчас осталось лишь 2000. Но и их уволят.
В июне 2021 хозяйственный суд Николаевской области утвердил отчет об окончательной ликвидации ПАО»Черноморский судостроительный завод», которое несколько лет назад признали банкротом. У завода не осталось никакого имущества, оно все инвентаризировано и распродано, а полученные от реализации средства направили на погашение долгов.
«Вождь. Учитель. Друг»
Попадая на территорию Черноморского судостроительного завода, кажется, будто безумная машина времени совершила рейс из мира тотальной диджитализации прямиком в шестидесятые годы прошлого столетия. И это время пролетело над заводом, как широкий ветер — это были времена труда, преодолений и колоссального опыта.
Правда, тогда вместо бродячих собак по длинным аллеям ездили автобусы с рабочими. Завод буквально купался в лучах орденоносной славы. Четыре ордена СССР когда-то украшали фасад теперь уже серого, заброшенного, почти рухнувшего фасада со ржавыми потеками. Сейчас эти награды хранят в укромном месте: и выбросить жалко, и достойного применения им не находят. Ордена сняли с фасада, так как они подпадают под закон о декоммунизации. Правда, декоммунизировать успели не все. Мозаика с изображением профиля Владимира Ленина, который загадочно смотрит вдаль с надписью «Вождь. Учитель. Друг», пока цела. Сегодня под надписью валяются груды металлолома, а по соседству в шаткой деревянной будке живет та самая собака, любительница докторской колбасы.
Сойки печально свистят над полуразрушенными рабочими цехами, создавая дивную мелодию в унисон с криками кузнечиков в зелени, плотно укрывшей остатки зданий, будто пытаясь сохранить хотя бы остатки былого величия. Или символизируя реванш природы над техническим прогрессом. Территория завода больше напоминает картины художников соцреализма, которым когда-то все восхищались, а после — забыли, как елочные игрушки после новогодних праздников.
«У нас был очень шумный цех»
Крупный мужчина невысокого роста, старше восьмидесяти, наматывает круги возле высокого, но старого дореволюционного заводского забора и внимательно смотрит вниз. Будто что-то потерял в зарослях и сорняках.
Одет по-летнему: легкая белая рубашка, потертые светло-зеленые штаны. Николаевский речной загар, более темный, чем морской, контрастирует с голубыми глазами, придавая им лазурный цвет.
— Иногда ищу рядом с заводом металлолом. Я ведь все здесь знаю, 40 лет назад работал на заводе, — заявил Владимир Иванович.
— Кем?— спрашиваю у нового случайного знакомого.
— Обычным работягой. Мы работали под лодками, спускали на воду судна, а за то, что у нас был очень шумный цех, нас прозвали «цыганский двор». Постоянно какие-то истории, анекдоты шутили. Помню, был случай. Товарищ мой выпил 100 грамм и что-то его так развезло, он свалился с шестиметровой высоты, но быстро встал, отряхнулся и пошел работать на смену дальше. Боялся, чтобы старший бригады не заметил. Так и поработал смену, пришел домой, очнулся и почувствовал боль в ноге. В больнице сказали — перелом, и удивлялись, как это он мог еще работать, — вспоминает Владимир Иванович.
Сейчас же от его цеха ничего не осталось, да и большинства заводских друзей уже нет в живых.
— И квартиру нам с женой выделили. Как сейчас помню, только поселились, а жене рожать как раз. Так все жены мужьям записки медсестрами передавали: мол, купи яблок или конфет. А моя жена замок новый в квартиру потребовала и дверь, — продолжил свой рассказ Владимир Иванович.
— Нашли?— спрашиваю.
— А где же его взять в те времена? Вот на заводе был мебельный цех для суден. Там я официально оплатил дверь. Настоящую полированную, металл внутри, как сейф в банке. Дверь есть, а замок мне парни подарили в честь рождения дочери. Замок был, как в капитанской каюте, от души сделали. Я им потом поставил ведро водки. А сейчас завод никому не интересен, как и я, — снова грустно улыбается Владимир Иванович.
На вопросы, о том, как живет сейчас, когда от завода почти ничего не осталось, Владимир Иванович не отвечает. Лишь коротко отмечает, что дочь живет за границей. Планов на будущее, по всей видимости, не строит.
Как и почему был уничтожен завод
Так же непонятно и будущее самого завода. Кризис и большие проблемы начались на предприятии сразу после распада Союза. Когда исчез прежний основной заказчик (Военно-морской флот СССР), а новых не появилось. Украина госзаказами в достаточных объемах предприятие обеспечить не могла. А на мировой рынок пробиться было очень сложно.
Черноморский судостроительный завод с 2007 года — собственность «Смарт-Холдинга» нардепа Вадима Новинского (партнера Рината Ахметова), который перекупил его у российских бизнесменов братьев Чуркиных.
Поэтому ликвидацию ЧСЗ ряд экспертов связывают с планами Новинского построить на его территории порт. Стоит отметить, что «Смарт-Холдинг» действительно работает над проектом создания в Николаеве индустриального парка «Наваль», в структуре которого будет в том числе, и порт. Появиться он должен как раз на бывшей заводской территории.
Александр Юрков, руководитель индустриального парка «Наваль», говорит, что «проект может обеспечить рабочие места для пяти тысяч человек, но, чтобы начать это делать — нужна земля. Мы даже не можем элементарно ничего начать, так как нужны разрешения с ГАСК, а они дают разрешения, когда земля либо в аренде, либо в собственности. Мы обратились в город в 2018 году и они до сих пор нам это выделяют, никак не могут выделить».
Как рассказали нам в «Смарт-Холдинге», проект «Наваля» предусматривает развитие железнодорожной и портовой инфраструктуры, привлечение инвесторов, создание пяти тысяч рабочих мест. На карте будущего индустриального парка судостроительный кластер скромно «присоседился» сбоку. Основные площади — под индустриальным парком и портом. Что, собственно, и спровоцировало обвинения в сторону Новинского: дескать, он «освобождает территорию» для нового порта.
«Понятно, что в ситуации, когда сейчас экспорт зерна и металла гораздо выгоднее, чем производство кораблей. Перспективное предприятие никто банкротить бы не стал. Но на данный момент — порт — куда более интересный бизнес-проект», — говорит экономист Алексей Кущ.
Впрочем, в «Смарт-Холдинге», куда «Страна» обратилась за комментариями, намеренное доведение ЧСЗ до банкротства опровергают.
По словам директора по рискам и безопасности «Смарт- Холдинга» Ивана Герасимовича, причин, которые привели к банкротству и последующей ликвидации ЧСЗ, несколько. Это, в частности, кризис в украинском судостроении, который начался еще на волне мирового экономического кризиса 2008 года и лишь усугубился после смены власти на Украине и 2014 году. Большим ударом для предприятия, как говорит Иван Герасимович, стала остановка финансирования проекта «Корвет» — ЧСЗ получил немногим более 200 миллионов гривен из запланированных 387,5 миллиона. При этом 123,6 миллиона из полученных средству ушло на предоплаты иностранным подрядчикам. Последний транш по контракту ЧСЗ получил еще в декабре 2013 года, после чего, в 2014 году, финансирование остановилось. Но сами работы по корвету шли до сентября 2014 года, что позволило построить корпус на 80%.
«Добили» предприятие, как заявляют в «Смарт-Холдинге» политическое давление со стороны тогдашнего президента Петра Порошенко (в виде вала уголовных дел), который, по мнению Герасимовича, хотел «отжать» завод, а также перебросить госфинансирование по судостроению на свое предприятие «Ленинская кузня».
«Деструктивная позиция Генеральной прокуратуры (которая наложила арест на активы ЧСЗ — прим. ред.) сделала невозможным реализацию плана санации ЧСЗ. Единственным законодательно возможным способом разрешения ситуации стало прекращение юридического лица посредством ликвидации. Комитет кредиторов, включая представителей государственных учреждений и ведомств, требования которых включены в реестр кредиторов, поддержал ликвидацию ЧСЗ», — заявляют в «Смарт-Холдинге».
Отдельный вопрос — что с корветом, на который из государственного бюджета уже потратили порядка 215 миллионов гривен. По одной из версий, он и сейчас «ржавеет на ЧСЗ» и его «могут порезать на метал», по другой — его готовятся перевести за николаевский завод «Океан» и даже там достроить.
По словам экс-главы Укрспецэкспорта Сергея Бондарчука, ЧСЗ во многом «потопил» именно этот корвет. «Когда политика государства направлена на покупку импортной техники, вертолетов и катеров, а не на собственное производство, банкротство отечественных предприятий — закономерный итог», — говорит он.
В «Смарт-Холдинге», куда мы обратились за комментариями, нам заявили, что корвет на самом деле все еще находится на территории ЧСЗ. И резать его на металл никто не собирается.
«Все, что связано с корветом, мы изначально предлагали вывести в отдельную структуру, которая была бы в государственной собственности. Но чиновники времен Порошенко на это не пошли. Мы все-таки предложили юридическую конструкцию, по которой корпус корвета остался на балансе министерства обороны в собственности государства. Мы долго добивались, чтобы в минобороны провели опись и приняли это имущество, и все это время охрана и обслуживание шли за наш счет. Только недавно была проведена опись представителями минобороны. Было принято решение перевезти части корпуса корвета на николаевский завод „Океан", и мы работаем с представителями этого предприятия, минобороны по решению технических вопросов. Ни о какой „порезке на лом" речь не идет. Более того, мы заявляли, что готовы достроить его при наличии финансирования», — рассказал нам директор по рискам и безопасности «Смарт- Холдинга» Иван Герасимович.
Вся зарплата — на пломбир
Раньше на заводе работало 30 тысяч человек, а на месте птичьих фекалий и кусков арматуры, валяющихся где ни попадя, был «город в городе» со своей отдельной инфраструктурой. Своя железнодорожная станция, пожарная часть, металлургический завод, мебельный цех. А после войны, по словам местных жителей, завод прозвали «заводом заводов»: делали плавбазы, перегрузчики ракет, плавбазы подлодок, ледоколы, буксиры, китобойные базы, сухогрузы, научно-исследовательские суда.
Огромный железный грузоподъемный кран, высотой с 25-этажный дом, виден за несколько километров от завода, и больше напоминают декорации к фильму «Трансформеры». Правда, вблизи становится понятно, что кран скорее выглядит как актер из фильма про апокалипсис, который обречено смотрит на надвигающийся конец. И конец для крана был близок — его хотели разобрать и продать, но увы: оборудование для его разборки продали гораздо раньше.
На автобусной остановке возле завода все до сих пор в духе того времени. Маленький металлический киоск со скудным, но важным ассортиментом: консервы, конфеты и хлеб в целлофановых кульках, защищающий сдобу от прожорливых птиц.
Одна из бывших сотрудниц завода — Евгения Петровна, женщина почтенного возраста в длинном платье с цветочным принтом и дешевым веером алого цвета в руках. Ухоженные белокурые волосы заплетены доверху в незамысловатый узел. В народе такую прическу называют «Ракушка». Каждую секунду женщина обмахивает себя веером. Смотрю на нее и не понимаю, как у нее не устала рука, но ее активность оправдана — на улице +40. Евгения Петровна была на заводе маляром.
— Мы работали целой династией на этом заводе. Папа, мама и я. Папа работал механиком, а мы с мамой маляры — красили. Как сейчас помню запах этой краски. Она отличается от обычной и всегда пахнет морем, — набирает воздух в легкие Евгения Петровна, словно пытаясь найти этот запах из прошлого сейчас.
— Тяжело было?
— Да. Мужики не выдерживали такой работы. Могли таскать тяжелые металлы, а маляры — практически все женщины. Но я не жалуюсь, помню, как ждала свою первую зарплату. Послевоенный период, очень хотелось чего-то необычного. Я вот пломбир хотела и потратила на него всю свою зарплату. Вот правда, все свои 50 рублей спустила. До сих пор видеть его не могу, так объелась, — смеется женщина, продолжая рассказывать о личной жизни.
— С мужем мы на танцах в городе познакомились и сразу решили пожениться. Потом в декрет ушла, а после из-за краски начались проблемы с легкими. Перепрофилировались на учителя младших классов. С мужем до сих пор вместе, он на даче, компот закрывает, а я внукам малину привезла. Хотите?— Предлагает женщина, протягивая мне горсть сочных, спелых ягод, которые уже успели пустить сок и покрасили пальцы Евгении Петровной в малиновый цвет.
«Людей в городе лавина была, а сейчас пусто»
Стоит адская жара, пыль клубами носится вокруг отдыхающих в тени двух пенсионеров, которые пытаются отогнать от себя назойливых мух. Седовласый мужчина читает книгу, держа ее одной рукой, так как второй нежно держит запястье своей супруги.
Дмитрий Андреевич и Мария Викторовна вместе уже больше 40 лет. А познакомились они на Черноморском судостроительном заводе, где когда-то работали.
— Митя работал рядом с цехом, где делали материалы для подводных лодок. Я в столовой помогала вначале, а потом ушла работать в школу. А сейчас что… Если бы тогда кто сказал, что завод вот в таком состоянии будет — я бы рассмеялось ему в лицо и покрутила бы пальцем у виска, — признается женщина.
По ее словам, служить на заводе когда-то было престижно.
— Работать тогда на ЧСЗ простым рабочим — все равно, что сейчас получить работу директора на лучшем заводе мира. Людей в городе тогда лавина была, а сейчас пусто. Когда на ЧСЗ зарплату давали, на рынке продавцы об этом узнавали и закупали много товара. До вечера все сметали, — рассказала женщина.
— А как вы познакомились?— Интересуюсь у пары. Они смотрят друг на друга такими влюбленными глазами, словно они молодожены.
— Мы впервые увиделись на территории завода, Маруся мне сразу приглянулась, я пригласил на свидание, она отказала. И так пять лет я за ней бегал. Цветы, конфеты и капроновые колготы дарил — страшный дефицит по тем временам, — вспоминает Дмитрий Викторович.
— А у меня родители очень строгие, у нас в семье не принято было вот так сразу. Вот я пять лет испытывала, отказывала, а потом мы как-то встретились недалеко от лицея на территории завода и первое свидание было там. 20 минут посидели на скамейке, посмотрели друг другу в глаза и с тех пор вот всегда вместе. В те годы мы были счастливы, хоть и тяжело было, но казалось, что мы все можем,- отмечает Мария Викторовна.
Тот самый лицей на территории ЧСЗ, где разворачивалась история любви этой пары, сохранился по сей день. Когда-то там готовили сварщиков и других рабочих для завода, это было сильное учреждение с талантливыми выпускниками — героями Советского Союза. Сейчас о великих учениках напоминает небольшая табличка с их именами и бюст героя Советского Союза — Виталия Гречишникова.
Сам же лицей продолжает готовить сварщиков и разнорабочих, правда, находится учреждение в состоянии застоя и выглядит, как любимая чашка, которая не единожды разбивалась, но ее отчаянно пытались склеить, собирая мелкие кусочки. Вроде склеилась, а пить из нее нельзя. Вот так и с лицеем.
Солнце неспешно скрывается за горизонтом, словно окунается в невидимую реку. А двое пенсионеров, сидя на скамейке, умиротворенно смотрят друг другу в глаза.
Старые часы над заводской столовой давно остановились. Словно время выразило протест и бросило здесь свой якорь, не желая двигаться дальше. Якоря времени здесь брошены повсюду: в старых деревянных лавочках с облупленной голубой краской, в устаревших монументах, посвященных событиям Великой Отечественной войны и в выжженных солнцем когда-то цветных табличках с расписанием обеда.
