В Казань, столицу полуавтономной российской республики Татарстан, Наталья Фишман-Бекмамбетова приехала в 2015 году — курировать крупную программу общественных работ. Ей тогда было всего 24, а Казань уже была мегаполисом с населением в 1,7 миллиона, известным университетом, роскошными бульварами и историческими достопримечательностями, главная из которых — Кремль из списка ЮНЕСКО, где когда-то правили монголы.
Но при этом Казань была типичным постсоветским городом с однообразными бетонными многоэтажками и автостоянками. После распада Советского Союза в 1991 году внимания общественным местам почти не уделялось — старые ветшали, новые не строились.
Спустя шесть лет после прибытия Фишман-Бекмамбетовой облик города в 720 километрах к востоку от Москвы изменила до неузнаваемости «зеленая революция». В рамках программы развития общественных пространств Татарстана, запущенной Фишман-Бекмамбетовой и президентом республики Рустамом Миннихановым, было создано или модернизировано более 420 проектов по всей республике — в том числе парки, пешеходные дорожки, сады и другие виды ландшафтных территорий.
Не нужно далеко ходить, чтобы увидеть, как изменилась Казань. Недалеко от центра города раскинулась набережная озера Кабан, спроектированная китайско-российским консорциумом Turenscape + MAP и завершенная в 2017 году. Некогда заброшенный постиндустриальный объект вокруг трех озер превратился в живописную набережную с рядами деревьев и зарослями диких трав и деревянными настилами. Ночью местность освещается фонарями, встроенными в светящиеся скамейки из прозрачных полимеров. Над озерами высятся огромные фонтаны. Восстановленные водно-болотные угодья очищают воду от прошлого загрязнения.
К юго-востоку от города команда Фишман-Бекмамбетовой руководила возрождением Горкинско-Ометьевского леса площадью 87 гектаров. Местные активисты отстояли лесной массив с площадками для выступлений, не допустив ни строительства медицинского центра, ни шоссе, которое перерубило бы лес пополам.
Но самый амбициозный проект команды Фишман-Бекмамбетовой — это благоустройство реки Казанки. План касается 22-километрового участка городской реки и 68 километров набережной на всем ее протяжении — это один из крупнейших ландшафтных проектов в России.
Эта работа привлекла внимание международной общественности: в 2019 году в Казани прошла конференция «Городские парки мира». В том же году Фонд Ага Хана наградил программу Татарстана престижной архитектурной премией. Но сама Фишман-Бекмамбетова главным достижением команды считает демократизацию градостроительства. В основе инициативы Татарстана лежит так называемое «соучаствующее экологическое проектирование», — этот механизм разработал американский архитектор Генри Санофф (Henry Sanoff). Каждому проекту предшествуют обширные встречи с общественностью и опросы населения, — хотя такого рода разъяснительная работа и приводит к задержкам и долгим пересмотрам.
«Мы приходим и спрашиваем людей, что они хотят сделать, что сохранить, а что убрать, — сказала Фишман-Бекмамбетова в телефонном интервью. — И если больше четверти недовольны, мы меняем проект и учитываем их комментарии».
Традиционно местные общины в процессе принятия решений в России практически не участвуют. Но совместный подход к проектированию, начатый Фишман-Бекмамбетовой в Татарстане, стал с тех пор образцом для подражания во многих других регионах страны.
Вскоре после переезда в Татарстан работа Фишман-Бекмамбетовой получила всеобщее признание, и в 2017 году тогдашний замминистра строительства и жилищно-коммунального хозяйства России Андрей Чибис попросил ее разработать муниципальную программу общественных пространств на средства федерального бюджета. По словам Фишман-Бекмамбетовой, главная причина, почему российские регионы вдохновились программой Татарстана и захотели повторить ее успех, — снижение затрат. «Люди поначалу и представить себе не могли, что у нас могут быть общественные места такого же уровня, как в Москве, — сказала она, — но когда стало очевидно, что можно обойтись без московских денег, все быстро вышло на федеральный уровень».
По словам Фишман-Бекмамбетовой, акцент на участии местных жителей помогает сделать проекты доступнее, если держать их масштаб и амбиции под контролем. «Главное здесь — действительно удовлетворить запросы людей и не позволять архитекторам воплощать в жизнь самые безумные мечты, — говорит она. — В понимании некоторых успех — это опубликовать фотографию своего проекта в архитектурном журнале, а для этого требуется нечто из ряда вон выходящее, чтобы поразить воображение какого-нибудь архитектурного критика».
И действительно, Премия Ага Хана связана скорее с общественной ролью проекта, чем строго с вопросами дизайна, подтверждает швейцарский архитектор Анна Грихтинг (Anna Grichting). Она выступила техническим обозревателем премии и побывала в общественных местах и парках по всему Татарстану. «Они высокого качества, — сказала она, — но премия дана скорее за стратегию и ее влияние на дальнейшее развитие парков на всей территории Российской Федерации».
На фоне стремительной урбанизации открытое общественное пространство становится дефицитным ресурсом, однако пандемия covid-19 подчеркнула их значение для жизни. По словам Грихтинг, опыт Татарстана может стать моделью для других глобальных городов. «Мы стремимся к тому, чтобы в каждом муниципалитете были уютные общественное места, — говорит она. — Сегодня все, включая ООН с ее программой населенных пунктов, обсуждают жизнь в городах. Но надо подумать и о сельской местности — например, предложить людям доводы не уезжать».
Грихтинг написала об инициативе Татарстана книгу «Как ива изменила Россию: руководство по проектированию общественных мест в Республике Татарстан». В ней она описывает, как государственные вложения в парковые проекты могут окупиться сторицей за счет новых возможностей трудоустройства. Более 40 компаний из Татарстана занимаются строительством «уличной мебели» и паркового инвентаря вроде скамеек, а также выращиванием саженцев. (Раньше уличную мебель в Татарстане производили в основном заключенные). Кроме того, благодаря усилиям Фишман-Бекмамбетовой появилось государственное архитектурное бюро «Архитектурный десант», где работают в основном женщины моложе тридцати.
У этой революции американские корни. В России идеи Саноффа впервые представила «Проектная группа 8» — вологодский коллектив активистов-дизайнеров, который сотрудничал с Фишман-Бекмамбетовой и прославился тем, что опубликовал первый русский перевод его труда «Соучаствующее планирование». Еще группа основала Российскую сеть соучаствующего дизайна.
Но методы проектирования в России и на Западе сильно отличаются. Прямое подчинение президенту Татарстана позволило Фишман-Бекмамбетовой преодолеть ряд бюрократических препон и экологических экспертиз, которые затягивают сроки реализации проектов на Западе. С другой стороны, говорит она, много времени уделяется решению общественных проблем — теперь это обязательное требование ко всем градостроительным проектам, которые финансируются из федерального бюджета.
«Недемократический подход эффективнее в краткосрочной перспективе, но главный риск — потерять здравый смысл, как это вышло с Робертом Мозесом (Robert Moses, американский градостроитель, сформировавший современный облик Нью-Йорка и его пригородов,- прим. перев.)», — говорит она.
Планирование проекта на реке Казанке возглавил Эдуард Моро (Edouard Moreau), руководитель архитектурной и градостроительной компании Orchestra Design с представительствами в Санкт-Петербурге и Париже. Он говорит, что впечатлен тем, что администрация города уделяет первоочередное внимание восстановлению экологии реки, — прокладывая новые дороги и развивая новые проекты поблизости. «Вообще Казань — город автомобилистов, — говорит Моро. — Мы же хотим, чтобы она не была так завязана на личный транспорт».
По его словам, даже при том, что время отнимают переговоры с общественностью, российская вертикаль власти значительно ускоряет и удешевляет строительство: «Как только ты получаешь зеленый свет сверху, все развивается просто стремительно».
Хотя команда Фишман-Бекмамбетовой черпает идеи и стратегии со всего мира, ее тяга к соучаствующему проектированию отчасти вдохновлена российской историей, в которой она видит урок для других культур. «Мне кажется, что люди ничему не научились у русской революции, — говорит она. — Когда чаяния народа не учитываются и есть некая эстетическая элитарность, люди чувствуют себя непрошеными гостями. А когда человека не звали, он злится».
