Интервью с журналистом и популяризатором науки Богуславом Волошаньским (Bogusław Wołoszański).
Onet.pl: Почему Сталин выбрал для нападения на Польшу 17 сентября?
Богуслав Волошаньский: Сталин подготовил войска и назначил дату, но выжидал, следя за развитием событий на западе Европы. Он опасался реакции демократических стран. Обстановка стала окончательно понятной 12 сентября, когда премьеры Великобритании и Франции на встрече за обедом во французском Абвиле решили, что помощь Польше оказывать не следует. Это стало для Сталина четким сигналом, что можно идти в атаку.
— Почему наши союзники решили отказать нам в помощи?
— Они приняли такое решение на основе наблюдений за событиями на нашем фронте. Свою роль сыграла ошибка (одна из многих) командования: маршал Эдвард Рыдз-Смиглы (Edward Rydz-Śmigły) очень долго тянул с разрешением на претворение в жизнь плана генерала Тадеуша Кутшебы (Tadeusz Kutrzeba). Тот хотел гораздо раньше дать битву, которая вошла в историю как битва на Бзуре. Рыдз-Смиглы юлил, прятался, не отвечал. В итоге разрешение дал начальник генштаба Вацлав Стахевич (Wacław Stachiewicz).
Кутшеба пошел в наступление с двумя находившимися под его командованием армиями. Если бы бой произошел раньше, наши союзники наверняка оценили бы ситуацию в нашей стране иначе. Она, однако, запоздала, а поэтому они пришли к выводу, что Польша потеряна и не стоит посылать туда боеприпасы, потому они все равно пропадут.
— Был ли у Сталина «план Б» на случай, если бы после нападения Гитлера на Польшу в войну решительно вступили Англия и Франция, а польская армия в середине сентября представляла реальную угрозу?
— Сталин был слишком умным и искусным политиком, чтобы считать такой сценарий реальным. Он понимал, что Франция и Англия не окажут нам военной поддержки. Французы, правда, сделали некий жест, предприняли военную операцию ограниченного масштаба. Британцы не пошевелили и пальцем.
Не было даже и речи о том, чтобы большие державы активно подключились к войне. Британцы располагали мощным военным флотом, но его не удалось бы использовать в Балтийском море: линкоры не смогли бы пройти через Датские проливы. В свою очередь, их сухопутные силы были очень слабы. В сентябре 1939 года британцы начали перебрасывать в Европу экспедиционный корпус, но готовность к действиям он обрел лишь годом позже.
Французы, в свою очередь не затем строили линию Мажино, чтобы отправлять своих солдат сражаться на открытой местности. Кроме того, их ужаснула предыдущая Мировая война, они слишком много потеряли, чтобы еще раз идти на такой риск. Официально говорилось, что они «не станут умирать за Гданьск».
— Тогда еще немного альтернативной истории. Могли ли польские вооруженные силы отразить атаку Красной армии, если бы первым напал Сталин, а не Гитлер?
— Конечно, нет. Красная армия была в тот момент сильнее всех в мире, она имела примерно 20 тысяч танков, сильную авиацию. Это были гигантские вооруженные силы, которые могли легко прорвать польскую оборону.
— Какие силы бросил Сталин на Польшу?
— Это был такой «полицейский» удар. Задача состояла в первую очередь в очистке называемых «Западной Украиной» и «Западной Белоруссией» территорий, на которые вступали красноармейцы, то есть в ликвидации всех потенциальных центров противостояния русификации. Уничтожалась интеллигенция, духовенство, а прежде всего офицеры: обученные, патриотически настроенные люди, которые могли возглавить движение сопротивления против СССР. Поэтому случились события в Катыни, где убили 20 тысяч польских офицеров.
Советское руководство знало о приказе главнокомандующего «не вступать в бой с большевиками». Оно могло ожидать возникновения отдельных очагов сопротивления, но не организованной обороны. У польских военных уже не было шансов ее развернуть.
— Польская армия получила приказ не вступать в бой с Красной армией, но происходили ли все-таки столкновения с войсками Сталина?
— Приказ подразумевал, что вступать с ними в бой можно лишь в том случае, если они нападут и будут пытаться разоружить наши подразделения. Происходившие бои не могли ничего изменить. Они разворачивались только из-за того, что наши солдаты и командующие, движимые патриотизмом, не могли не оказывать отпор.
— Как польское население в восточных районах относилось к Красной армии? Питал ли кто-нибудь 17 сентября иллюзии, что Сталин идет нам на помощь?
— Не стоит забывать, что на этих землях жило много людей, не идентифицировавших себя с Польшей. Такие настроения, помощь входящим войскам с их стороны были, конечно, возможны и естественны.
— Как восприняли нападение на Польшу наши союзники, Англия и Франция?
— Они решили, что в Польше все уже решено, так что нет смысла вмешиваться. Нападение СССР на Польшу патриотические круги называли «ударом в спину», было очевидно, что после него польская армия не оправится. Великобритания и Франция подозревали, что следующим шагом станет удар Гитлера по ним самим. Гитлер планировал как можно быстрее вернуть свои войска на запад и напасть на французов. Ему помешала в этом погода, поэтому западную операцию на год отложили.
Британцы не хотели отправлять в Польшу самолеты, полагая, что истребители понадобятся им для защиты собственного неба. Столь же осторожно действовали французы. Позднее выяснилось, что они совершили ошибку, за которую им пришлось дорого расплачиваться, однако, не так дорого, как Польше.
— Наши союзники знали в сентябре 1939 года, что в августе появился пакт Молотова — Риббентропа?
— Да, разведка такую информацию передавала, но это не произвело на них впечатления. Думаю, западные политики, как Даладье или Чемберлен, очень боялись конфликта с Германией. Они осознавали, что у Великобритании армия не готова к столкновению, а у Франции вооруженные силы защищает линия Мажино.
— В таком случае я спрошу вас еще об одном. Сентябрьское поражение Польши, отсутствие реакции Англии и Франции, советско-немецкий союз — служит ли все это доказательством того, что после смерти Пилсудского польская внешняя политика оказалась совершенно неэффективной? Можно ли было прервать эту цепь событий?
— С 1932 года за польскую внешнюю политику единолично отвечал Юзеф Бек (Józef Beck). Он, а также Рыдз-Смиглы, несомненно, в первую очередь несут ответственность за катастрофу, от которой Польша не смогла уберечься. Было очевидно, что защитить себя она не сможет. Масштабный план по модернизации армии, которая была очень отсталой, запустили лишь в 1935 году, спустя год после смерти Пилсудского (Józef Piłsudski). Символом этой отсталости (правда, несправедливо) выступала кавалерия.
— Что в нем не так?
— Кавалерию вплоть до конца Второй мировой войны использовали как Красная армия, так и вермахт. Однако подразделения кавалерии имели у них иную организацию: это были не бригады, а дивизии, а это отражалось на их силе. Встает вопрос, могли ли мы в 1939 году вообще себя защитить? Нет, абсолютно. Мы не смогли бы сделать этого даже с помощью союзников, поскольку перевес Германии был огромен.
— Принадлежите ли вы, как, например, Петр Зыхович (Piotr Zychowicz), к числу сторонников тезиса о том, что в конце 1930-х годов Польше следовало сделать ставку на союз с Германией?
— Самостоятельно защитить себя мы не могли, нам оставалось заключить союз или с Гитлером, или со Сталиным. Первый вариант выглядит более реальным. Тогда никто еще не знал о концентрационных лагерях, их было мало, в целом считалось, что туда помещают коммунистов, вся Европа это одобряла. Гитлера считали европейцем. В Сталине, в свою очередь, изначально видели опасного азиата, который готовится напасть на Запад и захватить Польшу, а потом остальную часть Европы, на что намекали масштабные учения в 1936 и 1937 годах. На полигоне под Киевом демонстрировалась впечатляющая операция воздушно-десантных войск.
Если союз с Гитлером был возможен, то со Сталиным — нет, хотя бы из-за польско-большевистской войны. О ней тогда еще помнили, ведь прошло всего 19 лет.
Западные державы делали все возможное, чтобы не допустить заключения союза между Польшей и Гитлером. Бек не сумел использовать этот страх в игре, хотя он мог бы шантажировать Даладье и Чемберлена. Великобритания не хотела предоставлять нам кредиты на покупку военной техники.
— Беку следовало заставить западные державы финансировать закупку дополнительных вооружений для польской армии?
— Разумеется. Он мог пригрозить, что если они не дадут кредиты, мы заключим союз с Гитлером. Напомню, что немецкая делегация присутствовала на похоронах маршала Пилсудского, польско-немецкие отношения выглядели тогда нормальными.
— Почему Бек заранее сделал ставку на конкретные союзы?
— Была возможность свернуть или влево, или вправо, но он двинулся напролом. Так можно описать его политику. Другое очень точное определение гласит, что это было хождение по канату. Проблема в том, что Бек выбрал определенное направление внешней политики и продолжал идти по этому канату, не замечая, что поднялся ураганный ветер, который сбросит его на землю. Так и вышло. Польша, оставшись в одиночестве, не заключив союз ни с Гитлером, ни со Сталиным, не могла отстоять свою самостоятельность.
