Связь между завоеванием или «конкистой» (от исп. conquistar — завоевывать, как назывался пепериод завоевания и колонизации испанцами и португальцами островов Карибского бассейна, Центральной, Южной и части Северной Америки — прим. ред.) и военным конфликтом может показаться простой: речь идет о том, чтобы начать войну на чужой территории, победить на поле битвы и взять под контроль желаемые земли. Тем не менее, государства все чаще забирают земли друг друга по-другому. Вместо классической конкисты они используют другую стратегию: быстро и с минимальным кровопролитием захватывают небольшой кусок намеченной территории, а затем пытаются избежать войны. Сегодня завоевание похоже на то, что Россия сделала в Крыму и что Китай снова может сделать в Южно-Китайском море.
За последние 20 лет ученые согласились с тем, что классические завоевания резко сократились в числе и объемах, возможно, приближаясь к моменту, когда они полностью прекратятся. Считается, что глобальная норма уважения территориальной целостности стран, поддерживаемая мощью США, стала настолько устоявшейся, что тактика конкисты в значительной степени отступила. Общее понимание неприемлемости захвата территории силой закрепилось после Второй мировой войны, и прекращение прямых завоеваний иностранных территорий укоренилось к концу 1970-х годов. В своей известной книге 2011 года о глобальном спаде насилия Стивен Пинкер был одним из многих ученых, которые нашли причины для оптимизма в этом явлении: «Ноль — это такое количество раз, когда какое-либо государство завоевало даже часть какой-либо другой страны с 1975 года».
Такое изображение смерти конкисты обнадеживает, но не является точным. Завоевания остаются центральным вопросом международной политики — их просто стало меньше. Да, после Второй мировой войны попытки завоевать целые страны стали редкостью: прошло более 30 лет с момента последнего массированного завоевания страны, когда Ирак ненадолго захватил Кувейт. Тем не менее, с 1945 года отмечено более 70 попыток завоевать чужую территорию. Как показывает практика, современные завоевания обычно захватывают территории размером не больше одной провинции, а то и намного меньше. Когда агрессор захватывает лишь небольшой кусок территории, а не всю страну, международное сообщество редко вмешивается, чтобы защитить жертву. И вот в действительности, попытки завоевать чужую территорию оказываются успешными примерно так же часто, как и столетие назад: примерно в половине случаев.
За этими маленькими завоеваниями стоит четкая стратегия. Идея состоит в том, чтобы взять достаточно небольшой участок земли, чтобы жертва скорее смирилась с его потерей, чем решалась на обострение конфликта, чтобы вернуть его. Эта стратегия гораздо реже провоцирует войну, чем попытки напрямую завоевать другие страны. И срабатывает она гораздо чаще, чем дипломатические угрозы.
Маленькие завоевания не новость — это вековая практика. Однако сейчас они более важны, чем когда-либо прежде, потому что, как и гражданские войны, они продолжаются по мере того, как сокращаются крупные территориальные приобретения и войны великих держав.
Если ориентироваться только на опыт США, то легко упустить из виду важность маленьких завоеваний. Например, за последние два десятилетия Соединенные Штаты вмешивались в гражданские войны в других странах, таких как Сирия и Ливия, и вторгались в страны, как Афганистан и Ирак прежде всего для того, чтобы добиться смены режимов. Некоторые считают, что эти войны — это взгляд в будущее, а завоевание — пережиток прошлого. Причина этого заблуждения заключается в том, что вмешательство США в захватнические войны сравнительно редко: хотя Вашингтон вмешивался, чтобы противостоять относительно нечастым попыткам завоевания целых стран, как, например, во время Корейской войны и войн в Персидском заливе, он чаще оставался в стороне во время гораздо более многочисленных попыток захвата частей различных стран в разных уголках мира.
Если Соединенные Штаты не проявят такой уровень сдержанности, которого они не демонстрировали со времен Перл-Харбора, отстраняться им от чужих территориальных конфликтов в будущем может оказаться не так легко, как в прошлом. Слишком много самых опасных в мире горячих точек сталкивают Китай или Россию с союзниками США, которым угрожает завоевание. Понимание того, как могут возникать эти горячие точки, необходимо для понимания будущих конфликтов на земном шаре и дилемм, которые ждут Соединенные Штаты в грядущие годы.
Малые территории, большие последствия
В мае 2020 года китайские солдаты вторглись на территорию вдоль спорной границы их страны с Индией. Они продвинулись в нескольких районах горного региона Ладакх, заняв позиции, которые патрулируются, но не заняты постоянно индийскими войсками. Хотя изначально бескровное, продвижение китайцев уже в июне 2020 года спровоцировало военное столкновение, котором погибли 20 индийских и 4 китайских солдата, что стало самым серьезным кризисом между двумя самыми населенными странами мира за более чем полвека. Избегая огнестрельного оружия, чтобы ограничить риск эскалации конфликта, обе стороны сражались с использованием подручных средств, в том числе дубинок, с набитыми в них гвоздями или обернутых колючей проволокой.
Если не считать средневекового оружия, это хрестоматийный пример современной конкисты. Такие захваты небольших территорий наиболее распространены в Азии, а также продолжают появляться на Ближнем Востоке, в Африке, Латинской Америке и Восточной Европе. Подобные действия обычно позволяют избежать войны, но, тем не менее, всегда представляют собой авантюру с точки зрения неизвестности того, как отреагирует другая сторона. И действительно, плохо просчитанные небольшие завоевания входят в число наиболее важных причин возникновения современных войн.
Так случилось в 1962 году почти в том же районе, который продолжает обострять напряженность вдоль китайско-индийской границы и сегодня. В то время обе страны стремились укрепить свои притязания на спорную территорию, продвигались вперед небольшими группами, строили посты для расширения своего контроля спорных земель и пытались блокировать посягательства друг друга на них. Эта тактическая игра оставалась бескровной в течение нескольких месяцев, но в конце концов Китай перевернул игровую доску и атаковал, начав китайско-индийскую войну. Эта война продолжает омрачать отношения между Китаем и Индией до сих пор и подталкивает Индию к разработке ядерного оружия.
Некоторые конфликты из-за небольших территориальных захватов перерастают в более крупные войны с долгосрочными последствиями. Например, в 1978 году Уганда захватила небольшую территорию, известную как выступ Кагера у Танзании. Вместо того чтобы смириться с потерей, танзанийские войска атаковали, отбили ее и затем продолжили движение к столице Уганды Кампале, где свергли печально известного диктатора Иди Амина. Геноцидный режим красных кхмеров в Камбодже потерпел крах при аналогичных обстоятельствах, когда его агрессивные посягательства вдоль границы с Вьетнамом спровоцировали вьетнамское вторжение в Камбоджу.
Два самых жестоких конфликта, когда-либо происходивших между ядерными державами, возникли из-за небольших территорий, важность которых кажется совершенно несоразмерной риску ядерной войны. В 1999 году Пакистан проник в позиции вооруженных сил Индии, замаскированные под кашмирских боевиков, чтобы захватить несколько стратегических холмов на индийской стороне линии контроля. Индия понесла потери в сотни человек в боях за их изгнание. В 1969 году начались бои между Китаем и Советским Союзом за остров Чжэньбао (Даманский) на реке Уссури. Оба конфликта вызвали опасения по поводу ядерной эскалации во всем мире.
Китай и будущее конкисты
То, станет ли Китай захватывать территории в будущем, и где именно, будет являться для двадцать первого века важнейшим определяющим фактором. По мере роста экономической и военной мощи Китая споры со многими его соседями грозят перерасти в войну.
Нигде территориальные амбиции Китая не создавали напряженность чаще, чем вокруг островов Спратли в Южно-Китайском море. Китай претендует на суверенитет над всеми островами Спратли, но в настоящее время занимает лишь меньшинство из них. Остальные контролируют Вьетнам, Филиппины, Малайзия и Тайвань. Эти острова, которые настолько малы, что по международному праву могут считаться просто скалами, представляют собой именно тот тип территорий, которые все еще остаются частыми жертвами конкисты.
С 1918 года было 28 случаев захвата страной одного или нескольких островов у другого в мирное время. Только один — злополучная попытка Аргентины захватить Фолклендские острова в 1982 году — привел к войне. Хотя эта война сводит на нет любое отклонение опасений по поводу того, что захват островов может спровоцировать серьезные конфликты, она представляет собой скорее исключение, а не правило. В большинстве случаев захвата островов — 15 из 28 — захват территории не привел ни к одному смертельному исходу. Такой «послужной список» проблемы объясняет, почему Китай может рассчитывать на то, что захват островов сойдет ему с рук.
Южно-Китайскому морю к таким событиям не привыкать. Есть примеры, когда здешние страны соглашались с потерей малых островов, предпочитая мир таким незначительным частям территории. Китай вступил в конфликт с Южным Вьетнамом из-за Парасельских островов в 1974 году, захватив и удерживая их с тех пор по настоящее время. В 1988 году Китай и Вьетнам сражались за Южный риф Джонсона в группе островов Спратли, и Китай снова одержал победу. Хотя в целом вероятность успеха попыток завоевания территорий составляет около 50%, она возрастает до 75%, когда захватываются только отдельные острова.
В Вашингтоне плохо понимают, насколько исторически исключительным — и даже ошибочным — было бы со стороны Соединенных Штатов воевать с Китаем из-за островов Спратли.
Несмотря на частые интервенции за рубежом, Вашингтон никогда не вмешивался в военном отношении для защиты суверенитета другой страны, когда агрессор захватывал остров или небольшой приграничный регион. Действительно, в прошлом веке не было случаев, когда какая-либо страна произвела хотя бы один выстрел в ответ на захват отдаленных островов другой страны — и только несколько случаев вокруг небольших территорий вдоль сухопутных границ. Вмешательства, направленные против завоеваний целых стран, были более обычным явлением, но они остаются редкостью для небольших территорий.
Китай также может оказаться в конфликте с Японией из-за островов Сенкаку (известных в Китае как острова Дяоюйдао), группы бесплодных скал в Восточно-Китайском море. Хотя Япония более могущественна, чем другие претенденты на разногласия с Китаем из-за Спратли, она сталкивается вокруг островов Сенкаку с серьезными сложностями: острова в настоящее время пусты. Там нет японских войск в качестве основы для усиления сдерживания. Японских мирных жителей там тоже нет. И то, и другое увеличивает шансы Китая на успешный захват этих островных земель с избежанием войны. Япония просто будет поставлена перед свершившимся фактом.
Китайские солдаты, неожиданно занявшие Сенкаку, — наиболее вероятный путь к вооруженному конфликту между Китаем и Японией. В этом сценарии Пекин захватил бы острова без единого выстрела, и у Токио не было бы возможности вернуть их. Это может оставить японскому правительству незавидный выбор: атаковать китайские войска или молчаливо согласиться с их присутствием, ответив только дипломатическими и экономическими мерами. Япония может еще горько пожалеть о том, что воздерживалась от размещения и содержания своих войск на островах Сенкаку тогда, когда Китай был слабее.
В отличие от этих отдаленных островов Тайвань может похвастаться глобально интегрированной экономикой, мощными вооруженными силами, динамичной демократией и населением в 24 миллиона человек. Его насильственное подчинение вызовет геополитические потрясения по всему миру. Конечно, Пекин будет отрицать, что вторжение в Тайвань представляет собой завоевание; вместо этого Китай будет доказывать, что остров является частью его законной территории. Те немногие страны, которые после Второй мировой войны пытались завоевать другие страны, уже применяли эту аргументацию. Вспомните соответствующие претензии Северной Кореи и Северного Вьетнама к своим южным частям; Ирак выдвигал аргументы, что Кувейт исторически был частью его территории, когда вторгся в него в 1990 году и Индонезия поступила так же, завоевывая Восточный Тимор в 1975 году. Тем не менее, те же самые прецеденты дают основания для оптимизма, поскольку их очень мало.
Хотя прямое вторжение на Тайвань не соответствует модели современного завоевания, захват небольших тайваньских островов под это вполне подходит. Для Пекина было бы ошибкой планировать возможное китайское вторжение, блокаду или воздушную бомбардировку Тайваня, игнорируя более вероятный сценарий захвата Китаем отдаленных тайваньских островов.
Тайвань контролирует острова Цзиньмэнь и Мацзу, расположенные в пределах досягаемости артиллерийского огня с китайского побережья. Захват этих островов позволил бы Пекину сплотить китайский народ вокруг национального флага, послать четкий сигнал угрозы Тайваню и рискнуть военной конфронтацией с ним на наиболее благоприятных условиях. Это также поставило бы Вашингтон перед множеством мрачных вариантов: либо вмешаться в конфликт поблизости от материковой части Китая, чтобы защитить небольшие острова, либо рисковать обвинениями в свой адрес в том, что он бросил Тайвань, который в одиночку явно потерпит поражение.
Тайвань также владеет крупнейшим из островов Спратли, Иту-Аба (Тайпин) и островами Пратас в Южно-Китайском море. Хотя напряженность между Китаем и Филиппинами или Вьетнамом привлекает больше внимания, глубокие разногласия между Пекином и Тайбэем позволяют предположить, что Китай может предпочесть продвигать свои претензии к Спратли, нападая на Тайвань. Трудно избежать вывода о том, что Китай с большей вероятностью захватит Иту-Аба, чем любой другой защищаемый район среди оспариваемых территорий.
Наконец, протяженная и изрезанная граница между Китаем и Индией всегда будет включать в себя незащищенные территории, которые обеспечивают богатую почву для захвата территорий. Большинство кризисов, подобных тому, который произошел в Ладакхе, закончится без войны. Однако опасность войны здесь все же реальна, как и перспектива противостояния на годы, или даже десятилетия, которое сеет семена будущих конфликтов. Некоторый оптимизм внушает то, что меньшая часть этих эпизодов закончилась сделками по взаимному отводу войск, подобными тем, которые Индия и Китай заключили в феврале 2021 года в отношении районов вокруг озера Пангонг в Ладакхе.
Однако Нью-Дели не может слишком сильно полагаться на долговечность таких соглашений. Взаимные отступления создают такие нейтральные зоны между китайскими и индийскими силами, которые становятся заманчивыми целями для захвата территорий в будущем.
Россия и будущее ее конкисты
После окончания холодной войны ни одно событие не принесло более тревожных изменений в европейскую безопасность, чем вторжение России в Украину в 2014 году. Захват и аннексия Крыма с его более чем двумя миллионами жителей разрушили ложную надежду на то, что завоевание в Европе остались в прошлом. Это подчеркивает, почему следующее российская конкиста является самой серьезной внешней угрозой европейской стабильности. Вопрос в том, где это произойдет?
В наихудшем сценарии Россия открыто вторгнется в страны Балтии — Эстонию, Латвию и Литву. Эти члены НАТО когда-то были частью Советского Союза и имеют внушительные русскоязычные меньшинства. НАТОвские стратеги опасаются наступления России через Беларусь с целью закрыть «Сувалкскую брешь», узкий сухопутный коридор между Польшей и Прибалтикой, и завоевать все три страны.
Хотя любой сценарий такого уровня заслуживает серьезной оценки, современная история завоеваний дает основания полагать, что это маловероятно. Попытка России полностью завоевать три страны — после вообще всего лишь четырех подобных попыток с 1945 года — была бы наиболее агрессивным действием, предпринятым любым государством со времен Второй мировой войны. И это также означало бы отход от обычной модели поведения России, так как Москва стремится к завоеваниям лишь тогда, когда может сделать это без чрезмерного риска спровоцировать крупную войну.
Более вероятный сценарий — внезапный захват Россией меньшей территории. Одна из таких целей — эстонский город Нарва, который вклинивается анклавом в территорию России и населен в основном русскоязычным населением. И все-таки даже здесь для России было бы необычно захватывать территорию, на которую у нее нет давних публичных претензий. Тот факт, что Москва не озвучивает таких своих устремлений в Прибалтике обнадеживает, хотя проявленная Россией способность придумать доводы для оправдания своего завоевания Крыма должна умерять любой оптимизм.
Присутствие войск НАТО в странах Балтии в качестве опорного пункта развёртывания здесь ещё больших сил альянса сдерживает возможное российское вторжение. История даже дает основания полагать, что сдерживание России не требует от НАТО сохранения достаточной военной мощи в Восточной Европе, чтобы быть в состоянии немедленно отразить вторжение. На каждую неудачную попытку, которая не достигла поставленных целей, было несколько случаев, когда агрессор достиг своих целей только для того, чтобы быть вытесненным политическим давлением или — чаще — военной силой. У России нет веских исторических оснований полагать, что конфликт в Прибалтике удачно закончится уже после начальных успехов, до мобилизации сил НАТО.
Если история современных завоеваний дает Западу основания для оптимизма в странах Балтии, дальнейшие вторжения России в Украину и Грузию остаются гораздо более вероятными. Ни Украина, ни Грузия не являются союзниками США, связанными с ними договором. Никакого официального размещения сил США или НАТО в этих странах не предвидится.
В украинском Донбассе, а также в Южной Осетии и Абхазии в Грузии Россия вступила в партнерские отношения с якобы местными повстанцами, применяя тактику захвата территории с сокрытием при этом своей собственной роли в нем. Удаление всех опознавательных знаков с формы «зеленых человечков» придало завоеванию Россией Крыма фиговый листок возможности опровержения российского участия. Учитывая успех этой тактики, Москва вполне может снова попробовать ее на Украине, в Грузии и даже против таких союзников по НАТО, как Эстония.
В этой тактике нет ничего нового или креативного. По иронии судьбы, в 1919 году Финляндия попыталась извлечь выгоду из хаоса гражданской войны в России, отправив тысячи солдат, замаскированных под независимых добровольцев, для оккупации приграничного региона Восточной Карелии. Красная Армия нанесла поражение этим силам захватчиков. В 1999 году индийская армия аналогично разгромила «кашмирских повстанцев», которые на самом деле были пакистанскими солдатами.
Когда это возможно, лучший ответ на тактику «зеленых человечков» — это подавить вторжение таким образом, как если бы оппозиция действительно была повстанцами, не вступая в военный конфликт собственно с Россией. Россия не может поддерживать свою хитрую тактику и полностью вмешиваться в конфликт, например, с помощью авиации, действующей с российских баз. И позволяя Москве отрицать поражение, этот подход дает надежду на то, что Россия скорее смирится с ограниченным проигрышем, чем пойдет на эскалацию конфликта. В Карелии и Кашмире превалировал именно такой подход, и война не разгорелась. Соединенные Штаты должны также понять, что их собственная военная мощь мало что дает против такой угрозы, и помогать своим партнерам усилиться, вооружая их, чтобы они побеждали в таких боях. Военный потенциал Украины и Грузии — и их уверенное присутствие в приграничных районах — вот что будет иметь наибольшее значение для сдерживания будущих российских завоеваний.
Соединенные Штаты и будущее конкисты
Несмотря на то, что небольшие территориальные захваты происходят почти регулярно по всему миру, Соединенные Штаты почти каждый раз реагируют одним и тем же образом: оставаясь в стороне. Только попытки Ирака и Северной Кореи напрямую завоевать соседей спровоцировали американское военное вмешательство. Этот послужной список подчеркивает, почему небольшие завоевания во всем мире могут помешать внешней политике США в предстоящие годы.
Сегодня небольшие завоевания напрямую угрожают союзникам и партнерам США в Азии и Европе. Такие операции основываются, прежде всего, на том расчете, что можно захватить какие-то территории, не разжигая войны, которая в целом не входит в национальные интересы участников. Увеличение военных расходов США или развертывание дополнительных сил в Азии или Европе будет иметь лишь сугубо маргинальное значение. Китай и Россия, естественно, будут сомневаться в том, распространяются ли интересы американских альянсов, рассчитанные на отражение крупных агрессий, на небольшие территории. История даже дает основание предположить, что Вашингтон может полагать, что его союзники вовсе не потребуют военного вмешательства США для изгнания, например, китайских войск с захваченных островов.
Есть убедительные доказательства эффективности только одного подхода к сдерживанию небольших завоеваний: присутствие американских военных контингентов. На протяжении десятилетий силы НАТО во главе с Америкой успешно удерживали Советский Союз от вторжения и обеспечивали существование анклава Западного Берлина в глубине Восточной Германии, несмотря на то, что сам по себе Западный Берлин был безнадежно окружен и беззащитен. Соединенные Штаты поддерживали в Южной Корее мощное военное присутствие в течение всех последних 75 лет, кроме одного года. И именно в тот год Северная Корея вторглась на Юг. Стратегия американского военного присутствия будет и дальше обеспечивать безопасность стран Балтии в ближайшие годы.
И наоборот, сдерживание США по отношению к Китаю во многих их потенциальных очагах возгорания в отношениях с Китаем страдает из-за отсутствия американских сил. Нет никакого американского присутствия непосредственно вокруг островов Сэнкаку, Спратли и даже Тайваня, и наличествует мало политической воли для его развертывания в будущем. Что касается противодействия России, то же самое можно сказать в отношении Украины и Грузии. Судя по всему, Соединенные Штаты не хотят своего военного присутствия здесь, считая, что оно не являются гарантом успеха. Кроме того, возможности США в этом отношении становятся все более ограниченными.
Будущее соперничества США с Китаем и Россией вызывает в воображении картины мировых войн, кибервойн и торговых войн. Эти угрозы реальны, но история говорит нам, что — как ни странно это может показаться — внезапные захваты небольших территорий по-прежнему будут самой распространенной искрой для войн и квази-войн между супердержавами. Несмотря на небольшие размеры захватываемых территорий, эти события не имеют малой важности. И последнего из них мир еще не увидел.
________________________________________________________________________________
Дэн Альтман — доцент кафедры политологии университета штата Джорджия.
