Материалы ИноСМИ содержат оценки исключительно зарубежных СМИ и не отражают позицию редакции ИноСМИ
Французский антрополог работала с эвенами на Камчатке, когда произошла одна из самых важных встреч в её жизни: она столкнулась с медведем. Он изувечил её лицо, но она ему «абсолютно» благодарна. Ученый рассказала, каково это – оказаться в пасти хищника и на волосок от смерти.
«Что чувствуешь, когда медведь вцепился тебе в лицо?— Антрополог тихо смеется. — Это сложно описать». В телефонном разговоре с нашим изданием, состоявшимся на прошлой неделе, Настасья Мартин (Nastassja Martin) предпочла не отвечать на этот вопрос, чтобы «избежать сенсации». «Это ужасно. Ты жертва в лапах хищника. Очень странный эффект», — говорит она. Люди, пострадавшие от нападения диких зверей, начиная от Давида Ливингстона (David Livingstone; лев вцепился в него «как терьер в крысу») до Анхеля Кристо (Ángel Cristo; львы и тигры), рассказывают, что в этот момент ты не теряешь сознание. Никакая спасительная темнота не накрывает тебя, когда ты оказался между окрашенными твоей же кровью когтями и клыками. «Я никогда не теряла сознание, даже когда моя голова оказалась между челюстями медведя, и он вцепился мне в лицо: я видела его пасть, чувствовала его зловонное дыхание. Я думала, что умру, но нет». А чем пахнет медведь? «Это очень сильный запах». Как собака? «Хуже».
Доктор антропологии Мартин (Гренобль, Франция, 35 лет), учившаяся в Высшей школе социальных наук, вела полевые работы с эвенами (народ тунгусо-маньчжурского происхождения, занимаются охотой) на Камчатке, когда на неё напал медведь. Зверь убил бы её, если бы она не отбивалась ледорубом. Медведь бросил её, но нанес серьезные травмы лица и головы: он забрал с собой часть нижней челюсти и три зуба, сломал ей правую скуловую кость, а также повредил ногу. После инцидента Настасья Мартин написала прекрасную, завораживающую и мотивирующие книгу, наполненную странным лиризмом: «Верить в зверей» (Creer en las fieras). В ней она говорит об отношениях человека и животных, рассказывает об антропологической практике.
Книга начинается с того момента, как Настасья, «с распухшим и разорванным лицом», на замерзшем склоне вулкана ждет вертолет российских вооруженных сил, который её эвакуирует. Окровавленные волосы покрывают землю. «Случись что, спасти вас оттуда сложно, мне повезло, что у меня был с собой телефон, и я смогла попросить о помощи. В книге я пишу об этом, о том, как рушится построенная нами безопасность. Мы забыли, что такое уязвимость».
Вам было больно? «Да, конечно, но, что интересно, боль была терпимой. Когда боль слишком сильная, что-то в мозгу её частично подавляет». Первым делом ей обливают лицо спиртом и перевязывают. Потом везут на секретную военную базу, где все подозрительно на неё косятся, и пожилая женщина зашивает ей раны. Ей делают трахеостомию. Затем потянулись дни мучений, пока она не смогла вернуться во Францию, где её челюстью занялись повторно. Лечение было долгим и утомительным. Однажды врачи больницы Сальпетриер внезапно бросили её и убежали: поступило множество раненных. То был день атаки на Батаклан, многие получили пулевые ранения в лицо.
«Я могла бы написать 500 страниц о том, что всё это значит, но предпочла выбрать основное. Моя литературная работа состояла в том, чтобы использовать как можно меньшее количество слов и позволить читателю включить воображение. В этом плане мое письмо — это скальпель, операция на повествовании». У Настасьи шрамов осталось мало. «Только на нижней челюсти. Прошло много времени, шрамы видны немного, но нет, я совсем не обезображена. Сначала выглядело ужасно, а потом зажило». Нападение? «Всё было очень быстро, минут пять. Я шла, я всегда вела себя очень внимательно, потому что там много медведей. В тот раз я спускалась с ледника на вулкане, всё было хаотично, деревьев не было, ветер дул мне в лицо, моё внимание ослабло. Мы столкнулись. Когда мы увидели друг друга, между нами было метра два. Думаю, он тоже удивился. Бежать нам было некуда, и случилась стычка».
Настасья, похоже, с большим пониманием относится к медведю, учитывая ситуацию. На это замечание она лишь смеется. «Народы, придерживающиеся анимистических верований, например, эвены, говорят, что в таких ситуация между человеком и медведем происходит обмен. Они относятся к медведю почти как к человеку». Это напоминает верования средневековой Европы. Тогда медведей (вспомним свергнутого короля Мишеля Пастуро; Michel Pastoureau) очеловечивали, наделяли их пороками, желаниями и человеческими страстями. Считалось, что медведи похотливы: возбужденные запахом женщин, они похищали их, насиловали и сожительствовали с ними, как с прекрасной пастушкой XVII века Антониеттой Куле (Antoniette Culet). «Да, в приполярной зоне, на Аляске, в Гренландии и Сибири, существуют такие идеи. "Они как мы", — вот как говорят. В Европе мы отдалились от этих животных, они перестали быть чем-то обыденным».
Желтые глаза
Настасья описывает, как их взгляды — её голубой и его желтый — встретились. «Я 15 лет занималась темой анимизма и отношениями людей с разными животными, на охоте и во снах, изучала, как размываются границы между видами. А потом со мной произошла эта встреча». В какой-то момент она даже говорит о поцелуе: их рты встретились. «Да, я так это описываю, нельзя всё формулировать буквально, чтобы описать нечто подобное, нужны метафоры».
Как классифицировать её книгу? «Она не относится ни к одному жанру, я бы сказала, что это литературное произведение. Я не хотела писать так же, как в первой своей книге, в которой рассказывается о моей этнографической работе на Аляске. Я собиралась посвятить вторую книгу эвенам, но во время работы в поле случилось это событие с медведем. Моя подруга-писательница подсказала мне написать о том, что я пережила, и я достала из себя эту историю, получилось нечто неожиданное. В книге говорится о моей профессии антрополога, но также и о том, о чем исследователи никогда не говорят. Без популяризации и упрощения она привела в науку тех, кто о такой дисциплине вообще не знал». Нечто вроде «Печальных тропиков», но с медведем? «Именно. Это была первая книга об антропологии, которую я прочитала. Знаете, я познакомилась с Клодом Леви-Строссом (Claude Lévi-Strauss), он тогда уже был очень старым, ему уже было под сотню. Моим учителем был его ученик Филипп Дескола (Philippe Descola), автор книги "Копья сумерек" о народе хиваро. Под его руководством я писала дипломную работу». Ваше тотемное животное — медведь? «Нет, это анимистические отношения».
Кто такие эвены? «Они были кочевниками, пасли оленей и охотились, во времена СССР их коллективизировали и вынудили вести оседлый образ жизни в колхозах. Потом они решили вернуться в привычную среду обитания. Эвены не только сохранили свою духовную жизнь, но и переосмыслили её. За один век нельзя уничтожить тысячелетние представления, можно сделать их невидимыми, но старые формы возвращаются. Я работала с семейным кланом из сотни человек примерно». Как рассказывается в книге, после выздоровления Настасья вернулась к ним. Они смотрели на неё иначе, видели в ней гибрида: смесь женщины и медведя. Называли её матухой, медведицей и медкой (пережившей нападение медведя и живущей между двумя мирами, полуженщиной и полумедведем, связью между двумя мирами). По словам эвенов, она знает дух медведя, владеет им. «Да, они поняли меня, придали произошедшему смысл своими культурными кодами». Для них она стала кем-то заметным, как человек, переживший удар молнии. «Как исследователь я не могла дать случившемуся трансцендентальное объяснение, не могла придерживаться только одного значения, должна была расширить своё понимание. В этом смысле книга — манифест антропологии. Она увеличивает количество способов взглянуть на историю».
Благодарность и прощение
Животное, напавшее на антрополога, — камчатский бурый медведь (ursus arctus beringenianus), он очень похож на живущего на Аляске кадьяка. Несмотря на инциденты, вроде произошедшего в 2008 году случая, когда 30 голодных медведей окружили горнодобывающую базу и убили двух охранников, вид считается малоагрессивным (намного менее агрессивным, чем гризли или белые медведи): всего 1% встреч с человеком заканчивается нападением. «Раз вы так говорите… — ехидно отвечает Мартин. — Я не знаю, они огромные, каждый год с ними происходят разные инциденты на Камчатке, их там больше, чем людей». На Камчатке насчитывается 12 тысяч медведей, это самая большая популяция в Евразии, но и они сталкиваются с проблемами. «Да, из-за изменений климата лосось не приходит, а ягод не хватает».
Писательница знает о случае, когда медведь напал на Толстого, а также о смертельном происшествии на Аляске с создателем документальных фильмов Тимоти Тредуэллом (Timothy Tredwell), которому Вернер Херцог (Werner Herzog) посвятил фильм «Человек-гризли». Считаете ли вы правдоподобной атаку из фильма «Выживший», основанного на истории охотника Хью Гласса? «Да, но всё хуже, когда ты это переживаешь, медведи всегда вцепляются в лицо. Эвены объясняют это тем, что зверь не может вынести наш взгляд — он видит собственную душу. В фильме, конечно, этого быть не могло, у них же был Леонардо ДиКаприо». Сама она тоже считает себя «выжившей».
А что случилось с медведем? С её медведем? «Он жив». Мартин говорит, что не сможет его узнать, но она уверена, — это был самец. «Из-за размера, а ещё он был один». Настасья Мартин преуменьшает описанное в «Верить в зверей» и называет это литературой о природе. «В определенном смысле это так и есть, но это мы придумали идею природы как чего-то глобального, это современная западная концепция. У коренных народов даже нет самого слова "природа", это наша идея». Вы простили медведя, который вас покусал? «Да». Вы ему в каком-то смысле благодарны? «Абсолютно. Медведь подарил мне слова, помог обновить мое интеллектуальное состояние и научил рассказывать истории»». Но цена была высокой. «Без сомнения, это как инициация, как метаморфоза».
