Материалы ИноСМИ содержат оценки исключительно зарубежных СМИ и не отражают позицию редакции ИноСМИ
49-летняя американка, сменившая пол в 19 лет, делится своей историей в Washington Post. Она считает, что такого кардинального решения можно было избежать, поскольку желание поменяться, как правило, возникает от недовольства собой.
Коринна Кон (Corinna Cohn)
Когда мне было 19 лет, мне сделали операцию по смене пола — такую, которую сейчас называют операцией по подтверждению гендерной идентичности. Неискушенный молодой парень, одержимый идеей стать женщиной, и представить себе не мог, что достигнет среднего возраста. Сейчас мне почти 50, я внимательно слежу за своим пенсионным счетом, сижу на диете и занимаюсь спортом в надежде, что уйду на пенсию здоровым человеком.
В том, что касается моих сегодняшних приоритетов и интересов, то мое более молодое "я" с таким же успехом могло быть другим — и все же это был человек, который подтолкнул меня к жизни, отличающейся от жизни моих сверстников.
Сегодня много спорят об отношении к трансгендерам, особенно к молодежи. Другие могут относиться к своему выбору иначе, но теперь я понимаю, что была недостаточно взрослой, чтобы принимать такое решение. Учитывая, что сегодня внушительные культурные силы освещают эти вопросы благодушно, я подумала, что молодым людям и их родителям было бы полезно услышать то, что когда-то надо было знать мне.
Когда-то я верила, что в поиске любви я добьюсь большего успеха как женщина, чем как мужчина, но, по правде говоря, мало кого из гетеросексуальных мужчин интересуют физические отношения с человеком, который родился представителем того же пола, что и они. В старших классах, когда я, будучи юношей, испытывала влюбленность в своих одноклассников мужского пола, я считала, что единственный способ добиться от них взаимности — изменить свое тело.
Оказалось, что некоторые из объектов моего обожания тоже были геями. Если бы я призналась в своем интересе, что могло бы произойти? Увы, неистовая гомофобия в моей школе во время кризиса, вызванного СПИДом, подавляла любые подобные мысли. Сегодня я смирилась с тем, что никогда не найду партнера. Это трудно признать, но это самое разумное, что я могу сделать.
В подростковом возрасте мысль о том, чтобы иметь биологических детей меня отталкивала, но в своем видении взрослого будущего я представляла, как выйду замуж и усыновлю ребенка. В стремлении к мечте мне было легко пожертвовать своей способностью к деторождению. Годы спустя меня удивило то, какие муки я испытывала, когда мои друзья и младшая сестра завели собственные семьи.
То, чем я пожертвовала, казалось малозначительным подростку, которым я была: да, человеку, с расстройством гендерной идентичности, но еще и с тревожностью и депрессией. Самая серьезная причина страха заключалась в моем собственном теле. Я не была готова ни к половому созреванию, ни к сильному сексуальному влечению, характерному для людей моего возраста и пола.
Операция освободила меня от оков моего тела, но разрушение моих половых желез привело к другому типу рабства. Со дня моей операции я стала терапевтической больной, пациенткой, и останусь ею до конца своей жизни. Я должна выбирать между опасностью, связанной с приемом экзогенных эстрогенов, что чревато, в частности, развитием венозной тромбоэмболии и инсульта, или опасностью отсутствия приема гормональных препаратов, что может привести к нарушению состояния костей. В любом случае, у меня выше риск развития деменции, что является побочным эффектом отказа от приема тестостерона.
Чего я тогда хотела добиться, идя на жертвы? Ощущения целостности и совершенства. Когда я легла под нож, я была еще девственницей. Я ошибочно полагала, что это делает мой выбор более серьезным и искренним. Я выбрала необратимые изменения еще до того, как начала понимать свою сексуальность. Хирург признал, что операция прошла успешно, но половой акт так и не стал приятным. Когда я рассказываю об этом друзьям, их удручает этот негативный эффект, но для меня это отвлеченное чувство — я не могу сокрушаться по поводу отсутствия того, чего у меня никогда не было.
Куда смотрели родители? Они знали о том, что я делала, но к тому моменту я уже вытеснила их из своей жизни. Мне не нужно было, чтобы родители расспрашивали меня или строили реалистичные виды на будущее — особенно учитывая, что я нашла все необходимое в сети. В начале 1990-х годов система групповых онлайн-дискуссий под названием Internet Relay Chat, элементарный форум, позволил мне общаться с незнакомыми единомышленниками, которые стали для меня неисчерпаемым источником подтверждения правильности моего решения.
Меня приводит в ужас то, насколько извращённо сегодня подается информация для запутавшихся подростков в социальных сетях. Меня тревожит и то, с какой готовностью видные деятели способствуют смене пола. В свое время мне пришлось убеждать двух терапевтов, эндокринолога и хирурга. Никто из них не находился, как сейчас, под сокрушительным профессиональным давлением, чтобы "подтвердить" мой выбор гендерной идентичности.
Вполне возможно, что я сменила бы пол даже после нескольких лет ожидания. Если бы я его не сменила, я, вероятно, страдала бы в этом мире как-то иначе. Другими словами, я все еще пытаюсь понять, насколько сильно я сожалею, но эта двусмысленность меня устраивает.
Какой совет я бы дала молодым людям, стремящимся сменить пол? Научиться приспосабливаться к своему телу — это обычная борьба. Новомодные диеты, корректирующая фигуру одежда и косметическая хирургия — все это признаки того, что миллионам людей в какой-то момент просто трудно принять свое отражение в зеркале. Перспектива заниматься сексом может пугать. Но в здоровых отношениях секс необходим. Дайте ему шанс, прежде чем навсегда изменить свое тело.
Прежде всего, "сбавьте обороты", сделайте паузу и задумайтесь. Быть может, вы все же решите изменить себя. Но если вы исследуете мир, принимая свое тело — такое, какое оно есть, — возможно, вы обнаружите, что любите его больше, чем казалось.
Коринна Кон — разработчик программного обеспечения из Индианаполиса, сотрудник Сети защиты прав потребителей гендерных услуг.
