Материалы ИноСМИ содержат оценки исключительно зарубежных СМИ и не отражают позицию редакции ИноСМИ
Российский миллиардер Андрей Мельниченко, оказавшийся под санкциями ЕС, дал большое интервью швейцарскому изданию Die Weltwoche.
Роджер Кёппель
Андрей Мельниченко, предприниматель-миллиардер, самостоятельно добившийся своего успеха, спокойно жил в Швейцарии со своей семьей, когда неожиданно для себя попал под санкции ЕС из-за плохо сфокусированной реакции Запада на российско-украинский конфликт. Федеральный Совет Швейцарии (правительство страны) последовал примеру ЕС. В этом интервью Мельниченко впервые публично высказывается о своем деле, в котором проявляются черты произвола, достойного пера Кафки. Мельниченко также предупреждает о "крупнейшем кризисе нехватки продовольствия и голода в мире за последние 60 лет".
Weltwoche: Господин Мельниченко, вы один из богатейших бизнесменов, проживавших в Швейцарии, вы создали ведущие промышленные группы мира в сфере производства удобрений, угля и труб, вы проживали в Швейцарии и с начала вооруженного конфликта находитесь в санкционном списке ЕС, действие которого Швейцария одобрила и у себя. Прежде чем мы поговорим обо всём этом подробнее, расскажите нам о себе.
Андрей Мельниченко: Всё просто: я родился в 1972 году в Гомеле, втором по величине городе Белоруссии. Мама у меня украинка, отец белорус. Оба родителя были преподавателями. Отец преподавал физику в местном университете, а мама была учительницей русской литературы и работала в музыкальном училище. Мне нравилась наука, особенно физика и математика. Я принимал участие во многих научных олимпиадах, их было много, и я добивался неплохих результатов. В советском образовании была одна замечательная вещь — система отбора талантливых детей посредством таких олимпиад. Ребята с высокими результатами получали отличные возможности для дальнейшего обучения. Самые лучшие поступали в специализированный научный центр, созданный великим математиком Андреем Колмогоровым. Только представьте, в 1980-е годы в СССР было более 50 миллионов школьников, и каждый год в этот центр поступало лишь около 100 из них. Это был интернат при МГУ, и я счастлив, что меня туда приняли. После окончания этой школы я поступил на физический факультет МГУ и чуть позже выбрал специализацию в области квантовой статистики и теории поля. Шел 1989 год, и я с интересом смотрел в будущее, но тут всё разом изменилось.
— Имело ли тогда значение, что кто-то был русским, украинцем или белорусом ?
— Вообще никакого. Когда я учился в Колмогоровской школе, у нас в комнате общежития жило человек десять. Они приехали из всех уголков Советского Союза. Ко мне, белорусу, относились так же, как и ко всём остальным. Разве мы когда-нибудь задавались вопросом: я русский? Он украинец? А вон тот парень из Сибири? Нет. В детстве и юности я не встречал в Белоруссии никого, кто бы говорил на белорусском, кроме моей учительницы белорусского языка и литературы — но даже и она делала это только в школе. Конечно, были и те, кто говорил на белорусском, в основном это были выходцы из небольших городов и деревень или столичная интеллигенция, однако все это не имело большого значения. Половина моей семьи родом с Украины, мы часто бывали на Украине, и я едва могу вспомнить одного-двух человек, которые в повседневной жизни говорили бы на украинском — среди сотен тех, кого я там встречал. Сегодня меня называют русским. Да, у меня есть российский паспорт. Но русский ли я? Вы можете называть меня белорусом, украинцем — или швейцарцем, потому что уже почти 15 лет я живу в основном в Швейцарии. Или Вы можете называть меня эмиратцем, потому что у меня гражданство ОАЭ. Моя жена из Европы, она гражданка Хорватии. Мои дети родились во Франции и являются европейскими гражданами. Поэтому я считаю, что — будь ты еврей, украинец, русский или белорус — восприятие человека на основании его национальности и избирательное применение права относятся к темным страницам истории и не должны иметь места в Европе XXI века.
— Как вы пережили распад Советского Союза?
— Я был воодушевлен. И счастлив. До этого вы точно знали, что произойдет с вами в следующие десять, двадцать, тридцать, сорок лет. Если вы хотели интересной жизни, то могли пойти в науку, спорт, музыку, в КГБ. Всем остальным было отведено безопасное, но не очень интересное место в обществе. Внезапно открылись бесчисленные новые пути. В 17 лет я был открыт для всего нового, я был посреди этого вулкана, полного возможностей. Я мог рисковать, потому что мне было нечего терять.
— В возрасте 18 лет вы занялись валютным бизнесом.
— Людям приходилось как-то выживать, советская плановая экономическая система рушилась, а рыночной экономики формально еще не было. Советских правил уже никто не соблюдал, была невероятная свобода. Вместо учебы многие сокурсники начали первые экспортно-импортные операции, помогая этим динозаврам старой советской экономики выживать в быстро меняющихся условиях. Этот сегмент новой для страны экономики требовал новой финансовой системы. Система была столь же примитивной, как и сама новая экономика. Всем нужны были деньги, желательно свободно конвертируемая валюта, наличные. Спрос на операции с иностранной валютой был высоким, и прибыль тоже была высокой. Я открыл пункт обмена валюты. В студгородке МГУ. Через пару лет у нас было много таких пунктов в Москве, Санкт-Петербурге, Новосибирске, Владивостоке, по всей России. Поначалу это было ни законно, ни незаконно. Всё это находилось в серой зоне, не регламентируемой законом. В рамках советского законодательства валютные операции были запрещены, но советского права уже не существовало, а новое российское право еще не было создано.
— Вскоре после этого, когда Вам было за двадцать, вы стали банкиром.
— В декабре 1991 года родилось новое российское государство. Вскоре после этого новое российское государство ввело регулирование валютных операций. Для таких операций стала нужна лицензия. Нам пришлось интегрироваться с банком. И я нашел таких партнеров: Премьер Банк. Владельцем был один из первых советских предпринимателей, ему тогда было за 60, а его команда состояла из пары пожилых дам из уже закрывшегося советского Центрального банка.
— В России 1990-е считались "лихими временами". Произошла смена власти, государственный переворот.
— Переворот 1991 года, в ходе которого была предпринята попытка свергнуть Михаила Горбачева, первого и последнего президента СССР, длился всего четыре дня. Ничего серьезного. В тот момент я был в Ялте с друзьями. Мы следили за переворотом по телевизору. Когда мы вернулись в Москву, всё было уже кончено. Но, конечно, был риск развала страны, краха государства, стремительно росла преступность, распространялись банды, коррупция, это были опасные времена, вне всяких сомнений. Конкуренция была чрезвычайно жесткой, "верховенства закона" больше не существовало, каждый день приносил новые возможности, а также огромные проблемы и трудности.
Как мы выживали? Мы даже не думали об этом. После того, как у меня появилась собственная банковская лицензия, я получил возможность превратить свой бизнес в крупное финансовое учреждение, настоящий банк. В 1993 году был основан МДМ-Банк с начальным капиталом в 30 тысяч долларов США. Когда я продал МДМ-Банк во второй половине 2007 года, его стоимость оценивалась в 4,5 миллиарда долларов. В 2000-е годы это был второй по величине предпринимательский частный банк в России. Мы получили множество наград. The Banker назвал нас Банком года в 2002 и 2003 гг., Euromoney и Global Finance назвали нас Лучшим российским банком в 2003 и 2004 гг. соответственно. Вот так появилось мое состояние.
— На рубеже тысячелетий вы превратились из банкира в промышленника, в возрасте едва за тридцать. Как это случилось?
— Гиганты советской промышленности, все когда-то принадлежавшие государству, перешли в частные руки — в основном в конце 1995 г. Я был тогда очень молод, всего 23 года. У меня не было никаких политических связей. Поэтому я не участвовал в этом процессе.
— Вы могли бы стать самым молодым "олигархом" России.
— (Смеется) Конечно, но я им не стал. Это было просто невозможно, независимо от моих желаний в то время. У меня не было ни соответствующих связей в политических кругах, ни доступа к государственным средствам, которые должны быть размещены в банке, чтобы потом на них приватизировать тот или иной актив. Именно так это и работало на залоговых аукционах. Но когда в 1998 году в России разразился экономический кризис, многие финансовые институты, игравшие центральную роль в программах приватизации, оказались в очень плохой ситуации. Они приобрели много активов во время волны приватизации, но эти активы резко упали в цене.
Цены на нефть упали, цены на металлы резко пошли вниз, процентные ставки росли. Это было время, когда появился термин "олигарх". В 1990-е годы в приватизации уже участвовали крупные банки. Правил почти не было, и часто они создавались таким образом, чтобы значительную выгоду получали определенные участники. После финансового кризиса 1998 года эти банки, зависевшие от приватизированных предприятий, столкнувшихся с большими трудностями, фактически обанкротились. В конце 1990-х у МДМ-Банка была совсем другая ситуация. У него не было большой доли заемных средств и особых проблем. Это был мой личный бенефис. Я получил огромную выгоду от двух кризисов: первый кризис — это крах Советского Союза, а второй — крах российского финансового мира.
— Бизнес-правило номер один: превращайте кризис в новые возможности.
— Если сможете! Кризис 1998 года предоставил возможность войти в промышленный сектор. Что тогда требовалось? Всем нужны были деньги. В МДМ-Банке деньги были. И еще: стали не нужны политические связи. Наиболее желанные отрасли промышленности уже были приватизированы. Я сформировал партнерство с одним из клиентов, и мы назвали его Группа МДМ. Группа работала в трех областях: металлические трубы, удобрения и уголь.
— Почему именно эти три отрасли?
— Потому что эти отрасли еще не были консолидированы. Там не было крупных компаний, но было много мелких игроков. Во-вторых, отрасли, на которые мы ориентировались, в то время не считались государством стратегическими. Крупные игроки занимались нефтью, газом и сталью, но в то время у них были проблемы, потому что они проглотили больше, чем могли переварить. В-третьих, финансовые условия в этих отраслях были ужасными, но мы видели их большой потенциал при восстановлении экономики после кризиса.
Например, Волжский трубный завод был куплен у нефтяной компании ЮКОС по довольно низкой цене. То же самое и с углем: за два года было куплено около 20 проблемных угольных шахт. В то время уголь считался непривлекательным активом. То же и с удобрениями: ни у одной компании по производству удобрений не было мажоритарного собственника, всё было распределено между кучей мелких. Мы консолидировали собственность, и так появился "Еврохим".
— Вы были генеральным директором?
— Я был главой МДМ-Банка до 2001 года, а затем президентом Группы МДМ до 2004 года. После этого я никогда не занимал какой-либо другой руководящей должности.
— Вы начали выходить из своих компаний уже в 2004 году, когда Вам было всего 32 года. Вы передали все акции компаний в трастовое управление. Почему?
— В 2003 году я познакомился со своей будущей женой. Она никогда не жила в России, почти не говорила по-русски, ее мать — хорватка, а отец — серб. Мы поженились в 2005 году. В 2004 году она впервые в жизни побывала в России, но не захотела там жить, потому что не понимала языка и не имела там ни друзей, ни знакомых. Я решил поставить на первое место интересы семьи. Мои новые приоритеты привели к необходимости выстроить систему, которая была бы самодостаточной, с оптимальным балансом правил и свободы, где управление и контроль эффективно работают — без какой-либо необходимости моего постоянного участия.
— Как получилось, что в итоге "Еврохим" выбрал Цуг в качестве места для своей штаб-квартиры?
— "Еврохим" рос очень быстро, и стало ясно, что цели компании должны быть глобальными. У нее уже были филиалы в Европе, Бразилии, США. Поэтому руководство искало новую штаб-квартиру, и в 2014 году было принято решение обосноваться в Швейцарии.
— Как вы выстраивали структуру группы?
— Это обычное корпоративное управление. Бизнесом занимается менеджмент. Совет директоров контролирует работу менеджмента. Над советом директоров находится холдинговая компания, владеющая этими предприятиями. Холдинговая компания находится в доверительном управлении Траста, которым руководит доверительный управляющий.
— А кто является доверительным управляющим?
— В настоящее время председателем доверительного совета является Рональд Ноубл, бывший заместитель министра финансов США по вопросам правоприменения, профессор права, в течение 14 лет занимавший пост генерального секретаря Интерпола. Акции "Еврохим" и СУЭК находятся в доверительном управлении Траста, которым он управляет. Он действует в интересах бенефициаров и защищает их интересы.
— А какова ваша роль с 2004 года?
— Я оставался в советах директоров в качестве неисполнительного директора, но ушел в отставку после начала конфликта на Украине, чтобы защитить компании от возможных проблем, связанных с санкциями.
— В чем ваше главное качество как предпринимателя?
— Я вижу, как правильно организовать работу. Это можно назвать умением видеть перспективу. Я думаю, что моим самым большим достижением является то, что каждый год в течение последних полутора десятилетий компании, которые я основал, отнимали у меня всего около 5 или 6 недель моего времени. И обе компании были созданы с нуля. Они выросли с нуля до более чем 100 тысяч сотрудников в общей сложности. И "Еврохим", и СУЭК выросли из консолидированных активов в топ-5 мировых игроков. Их рост дал мне возможность помочь тем, кому повезло меньше, чем мне, за что я безмерно благодарен. Создание таких компаний не является уникальным достижением. Есть много людей, которые построили гораздо более впечатляющий бизнес. Самой сложной задачей для меня было всё организовать, не тратя более 5-6 недель в году на физическое присутствие в офисе либо общение с руководством. Я ценю свою свободу — она дает пространство и время для размышлений.
— Почему именно Швейцария?
— Верховенство закона, нейтралитет и свобода. По нашим представлениям, политика в этой стране не мешала бизнесу, на корпоративном уровне Швейцария выглядела как чрезвычайно благоприятная для бизнеса страна.
Частная жизнь моей семьи проходила в Санкт-Морице. Всё понятно и размеренно: просто соблюдай законы и плати налоги. Не нужно тратить время на установление связей или заведение полезных "друзей". Мы жили довольно уединенно, я не давал никаких интервью. Честно говоря, я даже не знаю, как зовут мэра Санкт-Морица, и понятия не имею, какие политические партии есть в моем кантоне и какова их программа. Я приходил домой, садился на велосипед и вообще об этом не думал.
Оглядываясь назад, я понимаю, что это представление о жизни было явно неправильным. Ни я, ни компании, которые я основал, не предприняли достаточных усилий, чтобы интегрироваться в местное сообщество и создать здесь большой репутационный капитал. А когда наступил кризис, стало абсолютно ясно, что, если общественность и политики не знают, кто вы такой, они будут рисовать ваш образ с помощью стереотипов.
— События на Украине, как бомба, нанесли неожиданный удар по вашей предпринимательской деятельности. Вы оказались в фокусе внимания властей. ЕС вводит против вас санкции. Повод: 24 февраля 2022 года вы были с другими промышленниками в Кремле. Выступая перед вами, президент Путин объяснял, почему его войска в тот день вошли на Украину.
— Давайте уточним: с 2004 года моя предпринимательская жизнь ограничивалась пятью неделями в году. В течение остальных 47 недель я был занят самыми разными вещами. Это были благотворительные мероприятия, работа pro bono и социальные проекты в регионах, где работают основанные мной компании. У меня есть должность в Российском союзе промышленников и предпринимателей. Это главный защитник интересов российского частного бизнеса во взаимоотношениях с правительством России. РСПП представляет российский бизнес на мировой арене.
Вначале я был представителем горнодобывающей отрасли. Теперь я председатель Комитета по климатической политике и углеродному регулированию, передо мной стоит задача объединить интересы российской промышленности, потому что вопросы климата становятся всё более важными как на национальном, так и на международном уровне.
— Фотографии встречи в Кремле 24 февраля обошли весь мир. Это было воспринято как свидетельство того, что Путин созвал своих "олигархов", своих ближайших промышленных союзников и финансистов, чтобы они присягнули ему. И вы в середине этой группы.
— Это нонсенс. Ничего подобного не было. Это было рабочее мероприятие. Мы все были шокированы событиями, происходящими на Украине. Мы услышали об этом в новостях, когда проснулись утром. А встреча состоялась где-то после полудня.
— Вы ожидали военного конфликта?
— Нет, определенно нет. В то утро случилось немыслимое.
— О чем вы прежде всего подумали?
— Первое, что я подумал — мир, который мы знали и в котором жили почти 35 лет после распада советского блока, меняется самым радикальным образом. Это были годы без всепроникающей конфронтации времен холодной войны, и я сомневаюсь, что так будет еще когда-нибудь в жизни нашего поколения. Я думал, что происходящие события — это не просто первые выстрелы конфликта, которая будет ожесточенно протекать между братскими народами. Это больше похоже на тектонический сдвиг, чрезвычайно мощный, разбивающий мир на части, и его отголоски почувствуют не только те, кто непосредственно в него вовлечен, но и те миллиарды людей, которые не имеют никакого отношения к этому конфликту.
— Вы подозревали, что сами в итоге попадете под санкции?
— Нет. Я подозревал, что это будет иметь огромные последствия для российской экономики. Я был уверен, что по интересам компаний, которые я основал, будет нанесен серьезный удар, но персональные санкции против меня как частного предпринимателя, десятилетиями независимого от государства, — этого я не предполагал.
— Каким было настроение среди предпринимателей после заявления Путина?
— Это было неверие в происходящее. Мы пытались осознать новую реальность. Тогда нам стало ясно: это исторический момент. Это фундаментальное изменение. Мы вступаем в новую эру.
— Через несколько дней после начала боевых действий вы попали в санкционный список ЕС. К нему присоединилась Швейцария, но — что интересно — не США.
— Это так.
— Вы были в числе немногих известных российских предпринимателей, с самого начала публично высказывавшихся об этом вооруженном конфликте. Тем не менее, вы стали целью для санкций ЕС и Швейцарии.
— Я считаю, что каждая война — это трагедия, и я выступаю за достижение соглашения дипломатическим путем, а не каким-либо еще. Мир должен наступить как можно скорее. Он срочно-срочно нужен нам.
— Вы оказались между двумя фронтами.
— Думал ли я, что в Швейцарии, стране с многовековой традицией нейтралитета, на меня будут смотреть как на якобы доверенное лицо президента России, на которого следует наложить санкции, чтобы оказать на него максимальное давление, потому что это поможет остановить страшные события на Украине? Конечно, нет. Меры, предпринятые Швейцарией, меня удивили, но во время конфликтов эмоции зашкаливают — и приходится считаться даже с невероятным.
Это как закон природы, политический магнетизм. И так происходит на каждой войне. Общественное мнение консолидируется. Тот, кто высказывает иное мнение, вызывает ненависть всех остальных. Предвидел ли я риск того, что сейчас в России, где работают основанные мной компании, меня могут счесть непатриотичным из-за того, что я не живу в России 17 лет? Конечно, такое тоже может случиться.
— Как вы узнали о санкциях?
— Из новостей. Идеальный подарок на 50-летие. Очень символично, сложно было подобрать более идеальный момент.
— Вы саркастически улыбаетесь. Вы спокойно относитесь к этому?
— Иногда юмор — это единственное, что остается. Однако ситуация сложнее, чем кажется на первый взгляд. Моя жена — гражданка Европейского Союза. Так что, с российской точки зрения, она гражданка недружественного государства. В свою очередь, Евросоюз, а теперь и Швейцария относятся ко мне как к преступнику. Мне приходится наблюдать за тем, как западные политики и телеведущие подталкивают людей к охоте на олигарха, пытающегося скрыть свои активы от глаз заинтересованной общественности.
— В швейцарских СМИ вас считают "олигархом".
— Поясните суть этого термина. В древности так называли политически влиятельных людей. Сегодня это, вероятно, синоним богатых россиян, которых обвиняют в том, что они вовлечены в политические схемы, коррумпированы, получили свое богатство благодаря политическим связям или приобрели политическую власть благодаря своему богатству. Моя история — это полная противоположность всему этому.
—Вы олигарх?
— (Улыбается) Как может кто-то иметь политическое влияние в стране, где он проводит не более пяти недель в течение последних десяти лет? ЕС ввел против меня санкции на основании двух обвинений. Во-первых, якобы я "член ближайшего окружения Владимира Путина". Всё просто: за всю свою жизнь я ни разу не встречался с Президентом России один на один, максимум в группах не менее 15 человек. Личных встреч просто никогда не было.
— А второе обвинение?
— Опять же, якобы я "вовлечен в сектора экономики, дающие существенный источник дохода правительству Российской Федерации, которое несет ответственность за аннексию Крыма и дестабилизацию Украины".
Я хотел бы уточнить кое-что. Единственный доход, который "Еврохим" и СУЭК дают Правительству Российской Федерации, — это налоги, которые эти компании платят в России. Я считаю, что каждая компания должна соблюдать законы страны, в которой она ведет бизнес; что платить налоги — это совершенно нормально, а не платить налоги — это преступление. Немного необычно быть наказанным за уплату налогов по законам страны.
— В чем заключаются конкретные последствия санкций для вас, вашей семьи и компаний?
— Все личные и семейные счета заблокированы, личные активы и имущество семьи арестованы. Вокруг компаний, которые я основал, возникла большая юридическая неопределенность. Операции строго ограничены. Хуже всего то, что страдает моя семейная жизнь. Мне больше не разрешен въезд в ЕС, хотя моя семья жила в Европе. Дети не видят своих друзей, скучают по своим игрушкам и задают вопросы, на которые я не могу ответить.
— Вас когда-нибудь приглашали в ЕС изложить свою точку зрения?
— Такой процедуры не существует. "Официальный Вестник Европейского Союза" просто пишет, что вы теперь злодей — и всё. Понятно, что целью экономических санкций является оказание давления на политический режим другого государства. Однако непонятно, как блокировка моих активов в ЕС и Швейцарии или разрушение очень сложных экономических механизмов, выстроенных мной за последние 30 лет, могут помочь в достижении этих целей. Это просто абсурд. Если дела и дальше пойдут таким образом, мы можем увидеть наихудший сценарий, при котором давление на компании, которые я основал, станет таким большим, что мы с ним просто не справимся. Их активы будут национализированы странами, в которых эти активы находятся. Это то, к чему сознательно стремятся авторы санкций ЕС? Задача состоит в том, чтобы облегчить национализацию негосударственных активов? Я изо всех сил пытаюсь понять, как это должно помочь остановить боевые действия между Россией и Украиной. Я изо всех сил пытаюсь понять, как судебное преследование моей жены, родившейся и выросшей в Европе, может помочь в достижении приемлемого мира между Россией и Украиной.
В законодательстве Евросоюза сказано, что санкции — это ограничительная мера, санкции не являются наказанием. Это не правда. Вас лишают права собственности, лишают свободы передвижения. Санкции — это на самом деле наказание, и довольно жесткое.
Но европейская правовая традиция последних 800 лет — где-то со времен Великой хартии вольностей — подразумевала невозможность наказания за проступок, не являющийся нарушением закона. Подсудимый, обвиняемый в совершении преступления, имеет право заслушать выдвинутые против него обвинения, представить свои возражения, а также быть судимым честным и независимым судом.
Я понимаю общественное возмущение нынешним конфликтом. Я даже готов понять, что широкой общественности трудно провести грань между понятиями "гражданин конкретной страны" и "активный участник тех или иных политических решений"… Но всё же, даже в этом случае, может ли такое решение быть приемлемым в отношении прав собственности тех, чья гражданская принадлежность сегодня непопулярна? Это означает сознательное разрушение благоприятного для инвестиций климата, создававшегося веками и поколениями, жившими в правовом государстве и бывшими равными перед законом — вне зависимости от расы и национальности. Интересно, готовы ли к долгосрочным последствиям таких решенийграждане, правительства которых сознательно принимают решение уничтожить всё это.
— В прессе писали, что все акции компаний вы передали своей жене. Это привело к новым обвинениям, а также к тому, что ЕС включил в санкционный список и вашу жену.
— Это не так. Акции "Еврохим" и СУЭК находятся в доверительном управлении Траста с 2006 года. По договору доверительного управления, доверительные управляющие действуют самостоятельно и по четким правилам. Траст был создан для обеспечения устойчивости основанных мною предприятий в случае моей смерти или недееспособности. Его документы остаются неизменными в нынешнем виде с момента нашей свадьбы — вот уже 16 лет.
— Незадолго до введения санкций вы предприняли, так сказать, радикальный шаг, аннулировав себя как бенефициара Траста. Вы также ушли из правления.
— Всё изменилось 24 февраля. А 8 марта, в день своего 50-летия, я понял, что санкции против меня неизбежны. СМИ в Британии и Германии упоминали мое имя. В тот день я ушел с поста члена совета директоров компаний, созданных мною 21 год назад, и уведомил управляющих Трастом о своем решении выйти из числа бенефициаров. Если хотите, это было в своем роде экономическое самоубийство, по крайней мере, на этот сложный период. В результате моя жена автоматически стала моей правопреемницей в качестве бенефициара, как и было запланировано 16 лет назад.
— Вы, кажется, очень любите свою жену.
— Да, конечно. Но это уже другая тема. Я должен был не допустить, чтобы санкции против меня поставили под угрозу само существование компаний, которые я основал, и это было единственное доступное законное и очевидное решение.
— Что бы случилось, если бы вы не отошли от дел?
— На карту было поставлено существование компаний и судьба более 100 тысяч сотрудников. Сначала никто не знал, что означают санкции. Банки испугались. Они обращались с вами так, как обращаются с прокаженным. Ни одно правительство не знало, что делать. Поставщики и клиенты тоже были в замешательстве. Таких масштабных санкций еще не было в истории Европы. Поэтому никто не знал, как реагировать. Анализируя предпринятые шаги, могу сказать, что они оказались верными и отвечали интересам всех тех людей и предприятий, чья жизнь связана с основанными мною компаниями.
— Почему ЕС наложил санкции на вашу жену, которая фигурирует только как бенефициар Траста и не имеет никакой роли в компаниях?
— Ну, что я могу сказать? Я никогда не ожидал ничего подобного. Если вы террорист, взорвавший вокзал, то никто не будет обвинять в этом преступлении вашу жену. Если вы главарь мафии, застреливший другого главаря мафии, прокуроры не будут преследовать вашу жену. Моя жена не русская. Она никогда не жила в России. У нее никогда не было российского паспорта. Она гражданка Хорватии и Сербии. Впервые в европейской истории ЕС наложил личные санкции на человека, который является гражданином ЕС, но не имеет гражданства страны, на которую направлены санкции. Такого еще не было! К ужасам на Украине это точно не имеет никакого отношения. Она никогда в жизни не встречалась с Президентом России, даже в группе из тысячи человек. Возможно, она видела его несколько раз по телевизору. В среднем она бывала в России около недели каждые два года. Она стала мишенью ЕС, потому что она моя жена и мать моих детей.
— Что вы предпринимали в ответ?
— Сначала наши юристы подали Заявление о пересмотре в Совет ЕС. Санкции являются инструментом внешней политики ЕС. Декларируется, что данные ограничительные меры были специально разработаны с тем, чтобы "Россия столкнулась с массированными и тяжелыми последствиями", чтобы заставить ее как можно скорее прекратить военную операцию, а также ограничить доступ Правительства РФ к финансовым ресурсам.
Санкции против моей семьи не могут способствовать достижению мира на Украине. Но они определенно способствуют нарушению глобальных цепочек поставок продовольствия и энергоносителей. Всё это приведет к катастрофе для сотен миллионов людей в более бедных странах, которые, на самом деле, имеют к этому ужасному конфликту на окраине Европы даже меньшее отношение, чем моя семья.
Во-вторых, мы подали иски в Европейский суд, в органы ЕС и Швейцарии. Формальное обоснование санкций против меня и моей семьи — нонсенс. Я не олигарх. Я не "член ближайшего окружения". Налоги, уплачиваемые компаниями, которые я основал, — это не преступление, а естественное и законное поведение. Наказание моей жены только за то, что она разделяла со мной успехи в течение 17 лет брака, не имеет законных оснований.
— Как вы оцениваете роль Швейцарии?
— Моя семья проживает в Швейцарии с 2009 года. Я получил вид на жительство и предполагал, что моя личность и моя репутация были заранее проверены, и что меня примут. А если бы я был преступником или политически сомнительной персоной, то мне бы отказали в виде на жительство. Ведь Швейцария не обязана принимать всех, у нее есть свои барьеры безопасности, защищающие интересы швейцарцев. Людям с плохой репутацией могут просто отказать в доступе. Теперь у меня вопрос: если я тогда был человеком с хорошей репутацией, то что изменилось с тех пор? Почему я вдруг стал "плохим парнем"? А если я "плохой парень", то возникает вопрос к швейцарскому правительству: почему вы вообще впустили "плохого парня" в страну? И, может быть, есть и другие "плохие парни" других национальностей, которые прячутся в горных шале со своими деньгами, нажитыми нечестным путем — по крайней мере, до тех пор, пока Швейцария не решит, что сохранять нейтралитет по отношению к ним уже не стоит?
— Как именно Швейцария применяет санкции ЕС в вашем случае?
— Швейцария приняла санкции в том виде, в каком они были введены в ЕС, просто скопировала их.
Правительство передало это суверенное решение на аутсорсинг ЕС. Берн не рассматривал мое дело самостоятельно, а переложил ответственность на иностранный орган. Я читал, что это произошло впервые в истории Конфедерации. Это было совершенно неожиданно для меня.
Можно было бы ожидать, что Швейцария самостоятельно проверит каждое имя в санкционном списке, проведя тщательную юридическую проверку — особенно в отношении лиц, которые являются резидентами Швейцарии и, таким образом, хорошо известны стране. Можно было бы ожидать, что факты будут проверены, а лица, попавшие в список, получат возможность прокомментировать это. Швейцария лишила меня своей правовой защиты. Она применила решение ЕС, направленное против человека и его семьи, которые живут здесь уже много лет, соблюдая правила и выполняя все условия для легального проживания. Я выбрал Швейцарию в качестве места проживания, предполагая, что она является суверенным правовым государством, основанным на верховенстве закона, где не могут происходить такие вещи. То же самое и в случае с моей женой. Как только ЕС ввел санкции, Швейцария автоматически последовала его примеру.
— Вы опротестовали это решение в Федеральном Совете?
Конечно. Перед тем, как ЕС ввел санкции против моей жены в июне, мы направили в Федеральный Совет и Федеральную Канцелярию просьбу отложить принятие любых решений на несколько дней, чтобы у нас была возможность изложить свою точку зрения. Если вы признаете нас виновными, то налагайте санкции, но, пожалуйста, дайте нам шанс высказать свою позицию.
— И какой был ответ?
— Никакого.
— Поразительно.
— Мою семью наказывают за то, что у меня не та национальность, и за то, что я богат.
— А теперь более широкий вопрос. Вы основатель одного из крупнейших производств удобрений в мире. Вы добились больших успехов в энергетическом бизнесе. Что означают санкции ЕС для всего мира?
— Санкции ЕС в отношении удобрений означают страдания, голод и миграцию для сотен миллионов людей.
Это неправда, что текущая политика и санкции ЕС и Швейцарии не влияют на производство и поставки удобрений фермерам. Не Россия решила перекрыть поставки удобрений на мировые рынки. И это не результат санкций ООН или США. Это сделали ЕС и его государства-члены.
Два с половиной месяца назад был остановлен завод "Еврохим" в Литве. И это было сделано не по распоряжению Президента России. Насколько я знаю, этот завод мог бы производить достаточно удобрений, чтобы накормить 5-7 миллионов человек. Именно правительство Литвы лишило мир этих удобрений.
Деятельность "Еврохим" по производству удобрений во Франции, Германии и Италии была остановлена не по распоряжению Президента России. Это было решение самих этих стран.
Транзит удобрений и сырья для их производства через Эстонию был остановлен не по распоряжению Президента России. Это сделало эстонское правительство.
Довольно странно, если страны G7 и 1 миллиард их граждан до сих пор считают себя моральными лидерами мира, игнорируя при этом интересы остальных 7 миллиардов жителей Земли. Запад хочет помочь Украине и имеет на это полное суверенное право, но права подразумевают и ответственность. Применение экономического оружия массового поражения было неправильным выбором.
— Не могли бы вы проиллюстрировать свои слова?
— В начале 1960-х годов в мире проживало 3 миллиарда человек. Сегодня — 8 миллиардов. Но при этом площадь обрабатываемых сельскохозяйственных земель существенно не изменилась. Что позволило обеспечить продовольствием 5 миллиардов человек? Удобрения, только удобрения.
На Россию и Белоруссию приходится 17% всех мировых поставок удобрений. Уберите этих поставщиков с мирового рынка, и всего через пару урожаев мир лишится продовольствия почти для 750 миллионов человек. Из-за санкций ЕС и Швейцарии поставки российских и белорусских удобрений уже упали на 30%, а то и на все 40%. Ущерб, нанесенный миру этими санкциями, несоизмерим с ущербом, нанесенным российскому правительству падением в собираемости налогов.
— Что будет, если "Еврохим" из-за санкций полностью лишится возможности производить удобрения?
— В 2021 году "Еврохим" произвел 19,1 миллиона тонн удобрений. Это дает примерно 84 миллиона тонн зерна. 84 миллиона тонн зерна могут накормить почти 274 миллиона человек. Отсутствие продовольствия для 274 миллионов человек — вот что будет, если "Еврохим" полностью лишится возможности производить удобрения.
— Как вы думаете, сколько будет тех, кто будет вынужден голодать?
— Глобальная продовольственная катастрофа означает много проблем, боли и страданий. Хочется верить, что массовой смертности от голода можно избежать. Хочется верить, что европейские и американские налогоплательщики помогут беднейшим жителям планеты справиться с самыми страшными последствиями этой катастрофы. Цены уже выше, чем когда в 2011 году в Северной Африке и на Ближнем Востоке вспыхнуло восстание "арабской весны". Швейцарцы и европейцы могут справиться с двузначной инфляцией цен на продукты питания. Но богатые сделают это за счет, например, бедных детей в Африке. А люди в Азии, включая многострадальную Шри-Ланку, почувствуют на себе массированный удар.
Мы еще не знаем, как это сказывается на людях в третьем мире — они уже умирают или "просто" голодают, или же становятся беженцами. Следует ожидать социальных волнений. Джихад может снова поднять свой черный флаг. И это не какие-то дикие теории, это задокументированная, признанная и известная проблема.
— СМИ уделяют особое место в новостях заблокированным зернохранилищам на Украине.
— Зерно в таких хранилищах — это проблема сегодняшнего дня. Удобрения — это гораздо более серьезная проблема в будущем. Две цифры: на Украине в портах заблокировано 1,5 миллиона тонн зерна. На всех элеваторах Украины — 15 миллионов тонн. И Европа говорит об этом. О чем Европа умалчивает, так это о том, что Россия и Белоруссия продавали на мировом рынке 46 миллионов тонн удобрений. Это означает почти 230 миллионов тонн зерна. Это в четырнадцать раз больше того, что застряло на Украине. Проблема удобрений имеет совершенно иной масштаб.
— Но вице-президент Еврокомиссии Жозеп Боррель заявил, что "все, кто хотят покупать российские продукты питания и удобрения, могут это сделать — нет никаких препятствий".
— Чисто формально замечание г-на Борреля верно. Действительно, ЕС не вводил санкции в отношении российских компаний по производству удобрений. Но на самом деле его заявление искажает действительность.
ЕС заявил, что основная цель его ограничительных мер — оказать давление на правительство России, лишив страну экономических ресурсов. Для этого ЕС определил критерии для лиц, подпадающих под действие санкционного списка, а именно: участие в секторе экономики, который "обеспечивает существенный источник доходов для Правительства Российской Федерации".
Экономический элемент санкций включает замораживание активов лиц, попавших в санкционный список. Их право получать доход фактически приостановлено. Правила ЕС предусматривают применение таких же мер и к компаниям, предоставляющим средства и экономические ресурсы или контроль над ними лицам под санкциями. При этом определение терминов "предоставление средств и ресурсов" и "контроль над ними" остается на усмотрение государств-членов ЕС — мы вернемся к этому чуть позже.
Это означает, что наибольший успех, которого могут достичь санкции ЕС, — это полное прекращение деятельности компаний, связанных с бизнесменами, внесенными в список, потому что это полностью лишает российское государство некоторых экономических ресурсов. Российские и белорусские компании производят 17% мировых удобрений, обеспечивая продовольствием почти 800 миллионов человек. Эти компании принадлежат либо частным лицам, в случае России, либо государству, в случае Белоруссии. Закрытие этих компаний (с целью лишить правительства России и Белоруссии существенного источника дохода) фактически лишает 800 миллионов человек продуктов питания в качестве побочного эффекта.
Это экономическое оружие массового поражения (эОМП). Его использование затронуло множество людей, как в ЕС, так и в других частях земного шара, и это противоречит базовым гуманитарным принципам. Я твердо убежден, что использование голода в качестве оружия абсолютно недопустимо, независимо от степени ненависти к противнику. Осмелюсь предположить, что такое использование эОМП станет предметом полномасштабных дискуссий и исследований. Уверен, будут сделаны определенные выводы, и мы увидим международное право, защищающее население нашей планеты от столь необдуманных действий.
Санкционная политика ЕС частично достигла своей цели, лишив Москву и Минск доходов от производства удобрений. А именно — в течение трех месяцев спад в производстве удобрений составил около трети объемов. Две трети удалось сохранить только благодаря действиям подсанкционных лиц, своевременно вышедших из советов директоров компаний и тем или иным образом отказавшихся от своих прав на получение дохода. Следует ожидать, что спад в производстве удобрений будет только нарастать по мере того, как власти ЕС усиливают свои меры по соблюдению требований и повышают эффективность преследования бизнесменов, попавших под санкции.
Я хотел бы, чтобы этот опасный эксперимент был остановлен как можно скорее, чтобы минимизировать ущерб, который наносится цепочкам поставок продовольствия и беднейшим жителям планеты, не имеющим никакого отношения к конфликту на Украине.
Если говорить более конкретно о "Еврохиме", то ситуация выглядит еще более абсурдно. В рамках устремлений нанести ущерб российскому правительству власти стран-членов ЕС (Эстонии, Литвы, Франции и Италии) своим решением фактически запретили швейцарской компании "Еврохим" производить и продавать удобрения в ЕС. Власти этих стран не были достаточно убеждены в том, что между мной, резидентом и налогоплательщиком Швейцарии, и компанией, которую я основал, имеется достаточная дистанция. Абсурд ситуации в том, что пострадал не бюджет России, а бюджеты стран-членов ЕС и Швейцарии. Именно европейские фермеры были вынуждены платить больше конкурентам компании "Еврохим", фактически монополизировавшим европейский рынок удобрений.
— Смогут ли санкции поставить президента Путина на колени?
— Санкции, несомненно, нанесут ущерб российской экономике. Вопрос в том, разумно ли устраивать ковровые бомбардировки российской экономики санкциями, если при этом побочный ущерб будет нанесен беднейшему населению мира? Санкции бьют по России, но под удар попадают и сотни миллионов непричастных людей.
То же самое касается и энергетики. Политики ЕС вынуждают своих граждан принять двузначный инфляционный рост цен. Это суверенное решение ЕС, но оно не дает ЕС возможности претендовать на роль ответственного мирового лидера, потому что такая политика является катастрофой для более бедных стран мира. Переход с газа обратно на уголь превращает риторику о глобальном потеплении в фарс. Ответственное лидерство означает тщательное взвешивание издержек и выгод принятых решений. Достигают ли санкции своих целей? Каковы масштабы побочного ущерба? Ни один врач не пропишет лекарства, которое убьет его пациента.
— Как вы думаете, к чему приводят санкции в России?
— Это хорошо видно по российским опросам общественного мнения. Нет сомнения, что такая экономическая ковровая бомбардировка фактически приводит к усилению народной поддержки российской власти и усилению националистических настроений в стране.
— Как известные вам международные бизнесмены относятся к санкциям ЕС и поведению Швейцарии?
— Они считали, что Швейцария была безопасной страной для иностранцев и что в ЕС тоже можно было полагаться на верховенство закона. Теперь они внимательно следят за тем, что происходит с русскими. Вас могут снова наказать в Европе за неправильное гражданство. И за наличие состояния. Возьмите предпринимателя из Саудовской Аравии, который не имеет никакого отношения к войне в Йемене. Ему приходится считаться с тем, что завтра его активы и построенная им компания могут быть заморожены из-за смены политических настроений. Не пора ли бизнесменам китайского происхождения тоже задуматься обо всём этом?
— Как этот новый национализм повлияет на мировую экономику?
— Если в Европе вы можете стать целью преследования из-за своих успехов в бизнесе и своей национальности, то Европа больше не может считаться безопасным местом. Бизнесмены переведут свои активы в другое место. ЕС, Швейцария и Великобритания разрушают собственную инвестиционную привлекательность. Отказ от своих принципов, правовой системы, основанной на правилах, будет более разрушительным, чем инфляция, которая завершится через несколько лет. Западное общество, и особенно Швейцария, добились успеха, потому что в их основе лежали простые принципы: верховенство закона, гарантия собственности и демократия, являющаяся следствием гарантий собственности. Похоже, что эти принципы пересмотрены.
— Что вы думаете о будущем?
— Период процветания и взаимного роста находится под сильным давлением. Ситуация в мире становится всё более сложной. Европа забыла о своих интересах. У России и Америки больше шансов прийти к договоренностям. Я очень боюсь, что мы находимся в середине фундаментальных изменений. Сейчас мы определяем то, каким будет мир в следующие тридцать-сорок лет. Многое зависит от того, насколько умными и дальновидными окажутся сегодняшние политические лидеры.
— Не скатываемся ли мы обратно в новое Средневековье с его раздробленностью сфер интересов?
— Надеюсь, что нет. Но это переворот, равный масштабами с ситуацией после Второй мировой войны или после распада Советского Союза. Что-то похожее на то, что было после русской революции или окончания Первой мировой войны. Возникает новый политический порядок. Мы стоим на таком перекрестке. Движемся ли мы к большой войне, возможно, к ядерной войне, тотальной экономической войне — или мы можем выстроить что-то позитивное из нынешнего обострения? Чем мы руководствуемся — эмоциями? Или мы можем мыслить категориями за пределами текущего момента? На мой взгляд, разделение на "хороших и плохих парней" совершенно неуместно. Назначение виновных — это путь в никуда. Мы живем на одной планете и нам нужно работать вместе, отстаивая свои интересы мирным путем. Целью должны быть процветание и мир.
— Что вы думаете о президенте России Путине?
— Я считаю, что за первые восемь лет своего пребывания у власти (2000–2008) он проделал огромную работу для России — русские никогда не жили лучше, чем в этот период; экономический рост был впечатляющим. Последние годы комментировать гораздо сложнее. Позвольте мне уйти от прямого ответа на ваш вопрос. Мои деловые и социальные интересы связаны и с Россией, и с Западом, а во времена массового помешательства свобода слова становится иллюзией, ее просто не существует.
— Кто сегодня может считаться самым здравомыслящим политиком?
— Наиболее здравомыслящим является политик, который способен сформировать видение того, каким будет мир через десять-двадцать лет; видение, к которому стремится подавляющее большинство населения мира. Я не знаю такого политика. Мы живем в эпоху популизма и противоречивых краткосрочных политических целей.
— Вы вернетесь в Швейцарию?
— Сложный вопрос. Вы вернетесь в страну, где с Вами обращаются как с преступником? Где ваши дети изгнаны из своего привычного окружения? Где вас преследуют, буквально охотятся за Вами? И где политики требуют еще более жестких санкций против меня, ничего не зная о сути моей ситуации? Почему я должен это делать? Надеюсь, здравомыслие восторжествует. Я всё еще надеюсь, что моя оценка Швейцарии в то время была правильной.
— Есть ли какая-то новая, более привлекательная Швейцария? Есть ли такое привлекательное место, где вы могли бы находиться сегодня со своей семьей и деловыми интересами?
— Пока такого места нет. Многие страны будут изо всех сил стараться претендовать на место Швейцарии.
— Уважаемый господин Мельниченко, спасибо за столь подробное интервью.
