Материалы ИноСМИ содержат оценки исключительно зарубежных СМИ и не отражают позицию редакции ИноСМИ
Твиттер из-за отсутствия системы шифрования личных сообщений стал инструментом мировых спецслужб для слежки и распространения пропаганды. Этот инцидент, а также будущее соцсети обсудили ее владелец Илон Маск и обозреватель Fox News Такер Карлсон.
Илон Маск купил Твиттер, потому что сам им пользовался — все очень просто. Его разозлили попытки прежнего руководства заставить пользователей молчать на определенные темы.
Вот как сильно человек верит в свободу слова! Он заплатил 44 миллиарда долларов за саму соцсеть и еще десятки миллиардов попутно. А когда сделка была завершена, и он получил возможность заглянуть "на кухню", то выяснилось, что Твиттер служил реальным инструментом мировых спецслужб для слежки и распространения пропаганды. Вот фрагмент нашего интервью.
Такер Карлсон: Все знают, что вы приобрели Твиттер в дополнение к уже имевшимся у вам многочисленным компаниям. Вы объяснили покупку верой в свободу слова. С тех пор, как вы его купили, пришлось столкнуться со множеством проблем. Оглядываясь назад, можете сказать, что оно того стоило?
Илон Маск: Я пока до конца не понял, был ли этот шаг финансово целесообразным. Пока ответ скорее отрицательный. Знаете, мы недавно провели переоценку компании и вышла цифра вдвое меньше ее изначальной стоимости.
– Неужели?
– Да-да. Вообще, это было ужасное для меня время. Момент, когда поступило предложение [о покупке]. Это произошло незадолго до того, как начались проблемы с рекламой.
– Это был ваш рекорд, я тогда отметил.
– Да уж, я поступил просто гениально. Время выбрал самое что ни на есть "удачное". Я заплатил за него как минимум вдвое больше, чем нужно было. И все же некоторые вещи бесценны, так что вопрос денег играет здесь второстепенную роль по сравнению с обеспечением силы демократии. Ведь свобода слова — это краеугольный камень действующей демократии.
– Да.
– Всякое высказывание должно носить как можно более прозрачный и правдивый характер. Мы получили огромный стимул сделать Твиттер максимально достоверным источником информации. Для этого появилась замечательная функция "Заметки сообщества" (Community Notes).
– Это здорово.
– Да, потрясающе.
– Это правда. Я только сегодня утром заходил туда и смотрел контент. Он показался мне более честным, чем тот, что предоставляет The New York Times.
– Мы приложили много усилий, чтобы данную систему нельзя было обмануть, и чтобы она была свободна от предубеждений. Важно, чтобы размещаемая на платформе информация была максимально точной. Знаете, правда иногда бывает слегка призрачна, но ведь никто не запрещает вам попытаться приблизиться к ней как можно ближе. Думаю, что эффект от "Заметок сообщества" куда мощнее, чем люди могут себе представить, потому что когда человек знает, что его могут отметить в рамках данной системы, то будет тщательнее обдумывать свои слова. То есть, по сути, эта функция поощряет пользователей к правдивости и отказу от всего потенциально недостоверного.
– Когда вы окунулись во все это после покупки соцсети, то наверняка понимали… Ну, вы ведь явно осознавали всю важность этой платформы, когда ее покупали?
– Твиттера — да.
– Это не самая крупная, но самая важная компания среди социальных сетей. Вы понимали, с какой яростью и нападками рискуете столкнуться со стороны центров власти в стране?
– Ну, я, конечно, ожидал какой-то негативной реакции. Всем ведь не угодишь. Но в конечном счете важно только то, что публика довольна, и ее отношение будет выражаться в конкретных действиях. То есть если новый уровень правдивости Твиттера сочтут целесообразным, то им будут больше пользоваться — и наоборот. Если в их понимании он станет лучшим источником правды, то количество пользователей возрастет. Очевидно, что многие организации привыкли к такому, знаете, неограниченному влиянию в рамках платформы, а теперь его лишились.
– Точно, а материалы The New YorkTimes вы недавно сравнили с поносом. (смеются) Было-было, я лишь цитирую. Вы назвали ленту их аккаунта диареей.
– Вообще-то я назвал ее Твиттер-аналогом диареи.
– Ну да, не в буквальном смысле.
– Точно, это же просто метафора, хоть и весьма точная. Так вот, полистайте ленту The New York Times, и вы поймете, что читать ее просто нереально. Ощущение, будто они публикуют все статьи подряд, включая скучные и те, что даже в бумажный вариант не попадают. Твиты публикуются огромными количествами в режиме нон-стоп. Им бы как-то помечать самые важные, самые актуальные новости, и ограничится, скажем, десятью постами в день. Так будет проще всем. А сейчас, если подписаться в Твиттере на The New York Times, на вас обрушится шквал постов, среди которых затеряются твиты других сообществ. Я бы, кстати, порекомендовал данную тактику вообще всем новостным изданиям: выберите главное и публикуйте только его. Я кое-что смыслю в этом, потому что мой аккаунт был одним из наиболее активных на платформе еще до того, как я ее приобрел. Подписчиков у меня было не больше всех, зато был наиболее высокий уровень их взаимодействия. Так что я определенно понимаю алгоритмы пользования Твиттером. Внимание людей ограничено, поэтому выбирайте для своей ленты только самое важное.
– Поскольку люди вроде вас общаются в Твиттере наравне с остальными, его можно назвать весьма мощным инструментом формирования общественного мнения. Это место, где вынашивается множество идей и тенденций.
– Да. Совершенно точно.
– Поэтому вы его и купили. Но также он притягивает к себе внимание спецслужб всего мира. Среди прочего, что мы узнали после того, как вы начали наводить там порядок, выяснилось, что они оказывали влияние изнутри, прямо из Твиттера.
– Это был полный абсурд.
– Вы знали об этом?
– Нет. Я активно пользуюсь Твиттером с 2009 года и могу сказать, что давно уже нахожусь внутри матрицы и чувствую, какие из рекомендованных мне твитов правдивы, а какие — нет; вижу, какие комментарии какими аккаунтами публикуются и когда они полностью совпадают. Смотришь на учетную запись и понимаешь, что фото у нее какое-то фальшивое, а потом выясняется, что это действительно просто бот. Мне становилось все менее комфортно из-за всей этой ситуации. Возникало ощущение, что с платформой что-то не так. Казалось, она просто плывет по течению, причем не в самом хорошем направлении. Беседы с советом директоров и управляющими компании подтвердили, что на этот счет интуиция меня не подводит. Попутно я понял, что эти ребята не станут ничего менять и улучшать. После разговора с ними у меня возникло нехорошее предчувствие относительно того, куда движется соцсеть, и я решил попробовать ее выкупить, если получится. Денег на это у меня было недостаточно, пришлось просить помощи извне, у инвесторов, а еще влезать в огромные долги. Я не был уверен в успехе сделки, но все равно решил попытать удачу. Ну, а в итоге все закончилось хорошо. Вот такие дела.
– Вот вы вступили в собственность и получили доступ ко всем данным сервиса.
– Так-то да, но все же, на мой взгляд, он принадлежит людям.
– Но вы в любом случае видите все, что там происходит и кто там работает. Вас удивил факт влияния спецслужб на различные операции платформы?
– То, что правительственные учреждения имели фактически полный доступ ко всему, что происходит в Твиттере, меня поразило. Я об этом не знал.
– Включая личные сообщения пользователей?
– Да.
– Ого.
– Да, потому что сообщения не были зашифрованы. И одним из наших намерений на ближайшую перспективу стала разработка системы шифрования личных сообщений.
– Это ведь довольно сложная задача, поскольку Твиттером пользуется много известных людей: журналистов, правительственных чиновников, богачей со всего мира. Они ведь тоже между собой переписываются. И правительства разных стран, получается, имели доступ к этим перепискам, несмотря на их личных характер.
– Да, именно так.
– Как-то страшно становится…
– Становится. Но, как я сказал, мы переходим к опциональному шифрованию личных сообщений. Большинство переписок в Твиттере — это болтовня с друзьями, которая не представляет особой важности. Надеюсь, что новая функция будет представлена уже в конце этого месяца, но в любом случае не позднее, чем в следующем. Пользователям будет предложена возможность включать и отключать эту опцию по собственному желанию. То есть, если вы участвуете в каком-то важном, на ваш взгляд, разговоре, то просто включаете шифрование, и уже никто в Твиттере не увидит, о чем вы говорите. Приставьте к моей голове пистолет, но я все равно ничего не смогу разгласить, потому что просто не увижу ничью личную переписку. Вот как это должно работать.
– Вы сталкивались из-за этого с жалобами от правительств других стран?
– Непосредственных жалоб мне не поступало, разве что косвенные. Думаю, народ не горит желанием жаловаться непосредственно мне, потому что я потом публикую об этом посты. (смеются) Они думают: "Ой-ой, лучше не надо" и ищут пути обхода. Если бы я получил что-то неконституционное от правительства США, то в ответном сообщении привел бы текст Первой поправки и спросил: "Что конкретно мы делаем не так?" (смеются)
– Получается, что вы подставляете под удар другие свои начинания. Если, конечно, за всем этим следят ваши критики. Вы ведь не просто журналист, отстаивающий Первую поправку, а человек с крупными государственными контрактами, показывающий правительству средний палец. Как вы думаете, Твиттер станет центральным элементом грядущей президентской гонки, как было в предыдущие разы?
– Полагаю, он сыграет значительную роль в ходе выборов, причем не только внутри страны, но и на международном уровне. Цель нового Твиттера — быть как можно более справедливым и беспристрастным, не выделяя никакую политическую идеологию и проявляя честность в равной мере ко всем.
– Почему Фейсбук* так не поступает? Я слышал, Цукерберг говорит — и я верю ему на слово…
(Маск смеется)
– Нет, правда, в этом смысле я ему верю. Он называет себя старомодным либералом, который не любит цензуру. Почему бы компании такого уровня не занять позицию, которую заняли вы? Ведь в плане свободы слова она давно стала неотъемлемой частью американской политической традиции.
– Я так понимаю, Цукерберг потратил на последних выборах 400 миллионов долларов, причем в основном в поддержку демократов. Я точную информацию привел?
– Точную.
– Считаете это беспристрастностью?
– Нет. То есть, по-вашему, не стоит надеяться на выбор Фейсбуком* роли нейтрального посредника. Вы позволили Дональду Трампу вернуться в Твиттер. Он не принял ваше предложение, потому что всегда поступает по-своему.
– Верно.
– Как думаете, он в итоге вернется?
– Ну, это, очевидно, зависит от него. Моя работа состоит в том, чтобы… Знаете, я очень серьезно отношусь к свободе слова. Честно сказать, я голосовал не за Дональда Трампа, а за Байдена. Не скажу, что я большой поклонник Байдена, потому что такая информация не будет "точной", но на этих президентских выборах нам предстоит сделать трудный выбор. Я бы, конечно, предпочел, чтобы президентом стал просто кто-то нормальный.
– Да.
– Нормальный человек, не обделенный здравым смыслом, чьи ценности связаны с Америкой и только с ней. Просто максимально нормальный президент — и тогда все у нас будет хорошо. А вообще, если честно, быть президентом наверняка не так уж весело.
*деятельность Meta (соцсети Facebook и Instagram) запрещена в России как экстремистская
