Когда социологи попросили россиян назвать величайших писателей России, они назвали классиков. По результатам исследования, в ходе которого Левада-центр опросил 1600 респондентов, вполне предсказуемо лидируют Толстой, Достоевский, Чехов и Пушкин. Это, в общем-то, нормально. Британские респонденты временами проявляют сходный консерватизм. Если вы прочитаете список имен, то обнаружите, что, как и следовало ожидать, почти все авторы — мужчины, а в первой десятке нет ни одного живого писателя.

Неужели это лучшее, что есть в русской литературе? Может быть, русских писательниц — а также современных русских писателей — просто не имеет смысла читать? Нет, это определенно не так. В России есть множество оригинальных и интересных авторов-женщин — таких, как Людмила Улицкая, попавшая в список на предпоследнее место, и Марина Степнова. Впрочем, как отмечает специалист по постсоветской русской литературе Лиза Хейден (Lisa Hayden), ведущая популярный блог Lizok’s Bookshelf, на результаты, вероятно, повлияла формулировка вопроса. Респондентов просили назвать «выдающихся» писателей. Разумеется, при таком подходе, люди скорее вспомнят о Толстом и Чехове, чем о Михаиле Шишкине, Владимире Сорокине или Олеге Павлове.

Между тем многие современные русские писатели пишут замечательные книги. Например, одним из немногих живых авторов в списке стал Борис Акунин, прославившийся популярными триллерами — в частности циклом изящных детективов из времен царской России об элегантном и сдержанном Эрасте Фандорине, дипломате, ставшем сыщиком. Первый роман из этого цикла — «Азазель», — действие которого происходит Москве, Лондоне и Петербурге, вышел по-английски в 2003 году под названием «The Winter Queen».

Еще один отличный живой писатель, попавший в список, — это фантаст Виктор Пелевин. Его изобилующий языковыми играми роман 2011 года «S.N.U.F.F.» — жестокая сатира, действие которой происходит в антиутопическом мире, помешавшемся на масс-медиа, — недавно вышел в английском переводе Эндрю Бромфилда. «S.N.U.F.F.» — это роман о сексе, смерти и о том, что значит быть человеком. Не стоит забывать и о смелой и откровенной Людмиле Улицкой, впечатляющий роман которой «Зеленый шатер», вышедший в 2010 году, был переведен в прошлом году Поли Гэннон (Polly Gannon). Начинающаяся со смерти Сталина книга Улицкой — масштабное произведение, которое охватывает более четырех десятилетий советской жизни. Этот роман откровенно претендует на толстовский размах, передавая изломанный дух бурной эпохи через переплетающиеся истории трех друзей.

Появление на 15-м месте автора детективных бестселлеров Дарьи Донцовой удивило критиков. Они отмечали, что производство бульварного чтива не делает ее «выдающимся» писателем. Между тем присутствие Донцовой в списке, судя по всему, показывает, что большинство опрошенных читают на самом деле: для многих именно она оказалась тем автором, которого они могут вспомнить. Собственно говоря, представления о том, что в таких опросах бывают правильные и неправильные ответы, отчасти объясняют, почему 12% респондентов то ли не смогли, то ли не захотели назвать ни одного известного автора.

Результаты опроса предполагают, что опрошенные были склонны перестраховываться и опираться на официально санкционированную иерархию. Например, Пушкин ожидаемо занял одно из первых мест. В 19-м веке один критик сказал, что «Пушкин — наше все» — и эта фраза по-прежнему популярна в российских школах. «Мы повторяем ее, как загипнотизированные», — отмечает сотрудник издающего переводы русской литературы издательства Glagoslav Ксения Папазова. Влияние российской образовательной системы на результаты опроса очень заметно — недаром в списке много официальной советской классики.

Анна Гунин (Anna Gunin), недавно переведшая «Чернобыльскую молитву» нобелевской лауреатки Светланы Алексиевич, заметила, что любимец властей Максим Горький находится в списке намного выше инакомыслящих писателей — например, Платонова, Бунина и Довлатова, и это указывает на «сохраняющиеся в общественных умонастроениях советские тенденции». Из первой десятки авторов в советский канон не входил только Булгаков, что, по мнению Гунин, «можно интерпретировать как свидетельство тяги нынешнего российского общества к не вызывающему сомнений с политической точки зрения искусству».

Также поражает отсутствие в списке Михаила Шишкина — единственного писателя, ставшего лауреатом всех трех главных российских литературных премий. Шишкин, получивший премию «Национальный бестселлер» за свой сложный, наполненный аллюзиями роман «Венерин волос» и премию «Большая книга» — за трогательный эпистолярный роман «Письмовник», отказался в 2013 году войти в официальную российскую делегацию на международной книжной ярмарке, чтобы не представлять «страну, в которой власть захватил коррумпированный преступный режим». После этого многие привычно хвалившие его издания перестали о нем писать, что не могло не сказаться на его перспективах получить общенациональную известность.

Современные русские романы зачастую бывают мрачными и сложными. Для них характерны постмодернистские литературные игры, плотные нагромождения образов, жесткая завуалированная сатира — а такие вещи во всем мире чаще находят признание у искушенного читателя, чем у широкой аудитории. Однако в России, кроме этого, на дело влияют еще и некоторые другие факторы. Опрос «Левада-центра» указывает на консерватизм, выходящий за пределы обычной для литературных опросов читательской ностальгии. При Путине читателю, который ценит новое и нестандартное, нужно быть не только любопытным, но и смелым.