Олег Вьюгин хорошо информирован о том, что происходит в российской экономике. Он был первым заместителем председателя российского Центрального банка и руководит сегодня наблюдательным советом Московской биржи. Вместе с бывшим канцлером Герхардом Шрёдером он заседает и в наблюдательном совете нефтяного концерна «Роснефть». В интервью газете «Вельт» он анализирует последние тактические маневры России.

«Вельт»: В последнее время трудно понять, что происходит с российской экономикой. Несколько раз статистическое ведомство поднимало показатель роста ВВП за 2018 год, в последний раз — до уровня 2,3%, это намного больше, чем ожидалось. Дела в самом деле идут так хорошо, или данными манипулируют?

Олег Вьюгин: Действительно кажется странным, когда статистическое ведомство часто корректирует цифры. И ведь не говорит, почему оно это делает. А если к тому же цифры корректируют только в сторону увеличения, можно подумать, что у ведомства есть задание изобразить все в лучшем свете. Ведь оно подчинено министерству экономического развития, отвечающему за рост.

— Реальные доходы населения падают.

— Да, и это несколько удивляет. Если мы посмотрим на товарооборот, то увидим небольшой рост, но мы знаем, что это стимулируется усиленной раздачей кредитов.

— То есть статистикой манипулируют?

— Достаточных доказательств тому нет.

— В прошлом году Путин распорядился, чтобы российская экономика росла быстрее, чем мировая, которая в настоящее время растет на 3,5-4% в год. Это была чистая фантазия?

— Ну, это была одна из целей. А цель можно сформулировать как угодно. Вопрос в том, как ее достичь. В сегодняшних условиях в России сделать это довольно сложно. Главная проблема — это производительность труда.

— Что же делать?

— Отвлечемся на минуту от политики и интересов самых влиятельных политических фигур в государстве…

— …что сделать трудно…

— …верно. Тем не менее оказывается, что в некоторых секторах производительность труда очень высока и едва ли отстает от западной. Но в больших секторах промышленности, где в основном заправляет государство со своими холдингами, производительность труда ниже. Тут должно быть больше конкуренции и меньше монополизма.

— Стоит ли ожидать кардинальных перемен, пока Путин остается главой государства?

— Нет. О приватизации вообще больше речь не идет. Чтобы что-то изменилось, нужны достаточные силы, которые хотят таких изменений. Но пока в России их нет.

— После аннексии Крыма западные компании стали массово покидать Россию. Число немецких фирм, например, сократилось с 6 до 4 тысяч. О чем это свидетельствует?

— Остались довольно большие компании, сделавшие крупные инвестиции и обладающие определенными данными и гарантиями властей для инвестиций и для положения на рынке.

— Может ли вообще западная компания работать в России успешно?

— Если бы российская экономика, несмотря на все свои многочисленные проблемы, хотя бы сильно росла, например, на 4-5%, то компаниям имело бы смысл идти в Россию. Но главная проблема состоит в том, что рынок, в отличие от Китая, не растет. Не говоря уже о проблеме отсутствия нормальной конкуренции. Но нужно сказать, что Россия по-прежнему заинтересована в западных компаниях.

— Бросается в глаза, что по некоторым показателям Россия занимает блестящие позиции: огромный профицит платежного баланса, такой же профицит бюджета, зарубежные долги уменьшаются, международные золотовалютные резервы находятся на уровне 475 миллиардов долларов. Идет усиленное накопление денег. Зачем?

— Это макроэкономическая политика в интересах обороны.

— От кого или от чего?

— С точки зрения властей — от потенциальных внешних шоков. Макрополитика очень консервативна. Кроме того, государство пытается взять под контроль деньги больших частных концернов, побуждая их участвовать в государственных проектах. А увеличив налог на добавочную стоимость, оно забирает деньги и из частных домохозяйств. Эти превентивные шаги можно интерпретировать как подготовку к обороне.

— Это только из-за страха перед новыми западными санкциями?

— В определенной степени и из-за ослабления контроля над ядерным оружием. Россия и США вышли из договора о запрете ядерных ракет средней и меньшей дальности. На практике это создает потенциал для гонки вооружения.

— То есть создаются резервы для гонки вооружения?

— В данный момент этого еще утверждать нельзя, но логика событий это предполагает.

— Если продолжить эту мысль, то можно сказать, что Россия готовится к какой-то войне?

— Я бы этого не сказал, потому что такая война уничтожила бы большую часть населения мира. Конечно, никто не хочет реальной войны, но на экономическом уровне такая война будет. Россия готовится к экономической войне. Тренд идет в этом направлении. Сигналы указывают, что все играют ва-банк.

— В прошлом году Россия продала почти все государственные облигации США, стала массово скупать золото и вкладывать деньги в китайские займы. Как это можно интерпретировать?

— Это также одна из реакций на имеющиеся санкции и профилактический шаг против новых. Идет уход из вложений, номинированных в долларах.

— Золото покупают и другие страны. Но в России оно составляет уже почти 20% всех резервов.

— Да, мне кажется, что это уже слишком. Кстати, есть подозрение, что российский Центральный банк часть своих американских облигаций в долларах не продал, а просто перевел их из американской клиринговой палаты DTCC в какую-то европейскую клиринговую палату, чтобы США этих бумаг не видели. Но это только предположение.

— США пригрозили, что запретят своим гражданам покупать российские государственные облигации. Насколько это опасно?

— Это еще не катастрофа. Еще некоторое время назад от 30 до 35% рублевых облигаций находились в руках иностранцев, часто у американцев. В случае запрета они продадут эти бумаги, что, кстати, частично уже было сделано, когда эта тема всплыла в первый раз. Результат: рубль потерял в цене, хотя цена на нефть поднялась. Сегодня только 20% российских гособлигаций находятся в иностранном владении.

— Обесценивание рубля даже пошло России на пользу.

— Ну, я бы так не сказал. Россия — все еще открытая экономика, и импорт технических средств все еще важен для нее.

— Вы член наблюдательного совета самого большого государственного нефтяного концерна «Роснефть». Стоит ли этой компании опасаться таких же жестких санкции США, какие выпали на долю алюминиевого концерна «Русал» в апреле 2018 года?

— Роснефть уже давно находится под санкциями, но они распространяются только на импорт технологий. Самое неприятное, что может случиться, — это запрет на экспорт. Но такое в принципе невозможно, потому что Россия — важный экспортер нефти в Европу и Китай. В случае запрета цена на нефть взлетит до 200-300 долларов на баррель. Это повредит всему миру. Вы только посмотрите на санкции против «Русала». США, вероятно, не продумали их до конца, им пришлось пойти на попятную, потому что цена на алюминий невероятно подскочила.

— Чем Роснефти было выгодно делать Герхарда Шрёдера председателем наблюдательного совета полтора года назад?

— Шрёдер — европейская политическая величина, пусть это и в прошлом. Кроме того, он всегда был сторонником тесного экономического сотрудничества между Россией и Германией и Европой в целом. Поэтому Шрёдер очень полезен для компании. Вдобавок в России очень трудно найти сравнимую по масштабу фигуру, которая могла бы, как Шрёдер, действовать полностью нейтрально по отношению к внутрироссийским конфликтам интересов.

— Но не секрет, что из-за его тесных связей с Газпромом и Путиным у него на Западе проблемы с имиджем.

— Не знаю, какие у него проблемы в Европе. Но он — бывший канцлер, и поэтому он, с моей точки зрения, — все еще значительная политическая фигура.

— Вы упомянули, что государство охотно оказывало бы влияние на капиталы российских частных концернов.

— Я бы скорее сказал так: оно хочет активизировать инвестиционную готовность больших концернов.

— Давление на эти компании велико?

— Нет, пока не очень.

— Почему я спрашиваю: не секрет, что в первую очередь предприниматели страдают от политических процессов последних лет.

— Но, несмотря на это, они получают прибыли. Важнее вопрос о перспективах и дальнейшем развитии.

— Вы знаете мир бизнеса вдоль и поперек. Не растет ли там недовольство?

— В нашей предпринимательской культуре не принято открыто выражать недовольство. Скорее принято подстраиваться и работать в тех условиях, которые сложились. Я ни от кого не слышал, что он очень недоволен.

— Но мы видим и отток капитала, и желание продать российские активы. Некоторые владельцы концернов уже живут в Лондоне.

— Рыба ищет где глубже, а человек — где лучше. Так и предприниматели ищут возможности обезопасить и приумножить свои активы.

— Теперь о российской бирже, председателем наблюдательного совета которой вы являетесь. Там вы почувствовали санкции?

— Там мы наблюдаем интересную реакцию. Часть предпринимателей, в том числе из-за российской политики против регистрации компаний в офшорах, вернули активы в Россию. И это повысило объем торгов на бирже. Благодаря этому мы как биржа выиграли. Но потеряли из-за того, что активность иностранных инвесторов в торгах больше не растет. Консервативные инвесторы, такие как пенсионные фонды, сократили свою долю в русских бумагах.

— Но русские инвесторы не могут компенсировать уход иностранцев, которые в значительной степени определяют происходящее на бирже.

— Верно, не могут. Но их активность все равно очень высока. В том числе и тех российских компаний, которые покупают ценные бумаги только там, потому что покупать на евро они не могут.

Олег Вьюгин (66 лет) — один их дуайенов российской финансовой индустрии, председатель наблюдательного совета Московской биржи. Кроме того, он — член наблюдательного совета Роснефти, крупнейшего нефтяного концерна России. До этого Вьюгин был советником банка «Морган Стэнли» (Morgan Stanley). С 2004 по 2007 год он участвовал в реформировании Федеральной службы по финансовым рынкам, будучи руководителя службы.