Регистрация пройдена успешно!
Пожалуйста, перейдите по ссылке из письма, отправленного на
Ежи Помяновский: Я боюсь революции в России

Директор Европейского фонда за демократию Ежи Помяновский в интервью Жанне Немцовой рассказал, в чем разница между поддержкой и экспортом демократии и кто на самом деле устраивает «оранжевые революции».

© РИА Новости Илья Питалев / Перейти в фотобанкМитинг сторонников Алексея Навального на Болотной площади
Митинг сторонников Алексея Навального на Болотной площади
Материалы ИноСМИ содержат оценки исключительно зарубежных СМИ и не отражают позицию редакции ИноСМИ
Читать inosmi.ru в
Бывший замминистра иностранных дел Польши Ежи Помяновский — исполнительный директор Европейского фонда за демократию, учрежденного ЕС в 2013 году. Своей задачей фонд считает «культивирование, а не экспорт демократии и свободы». Фонд активно работает на Украине, в Молдове, Беларуси и на Южном Кавказе, а также поддерживает отдельные гражданские инициативы в России.

Бывший замминистра иностранных дел Польши Ежи Помяновский — исполнительный директор Европейского фонда за демократию, учрежденного ЕС в 2013 году. Своей задачей фонд считает «культивирование, а не экспорт демократии и свободы». Фонд активно работает на Украине, в Молдове, Беларуси и на Южном Кавказе, а также поддерживает отдельные гражданские инициативы в России.

Deutsche Welle: Господин Помяновский, в чем разница между «культивированием» и «экспортом» демократии?

Ежи Помяновский: Вопросы демократии, вопросы ценностей нельзя продавать или экспортировать — это наша принципиальная позиция. Стремление к демократии должно быть естественным, внутренним процессом. А вот поддерживать это стремление — наше право. А право тех, кто борется за права человека и демократии — получать помощь.

— То есть, вы поддерживаете «оранжевую революцию»?

— Нет. «Оранжевую революцию» делают люди, которые решают, что в их стране что-то надо менять.

— Как конкретно вы помогаете таким людям?

— Мы поддерживаем конкретные начинания. Одни хотят основать общественную организацию, другим нужно арендовать помещение для встреч. Есть и те, кто хочет выйти на улицу с транспарантами. Таким людям мы тоже готовы помочь, но при условии, что речь идет о ненасильственном протесте.

— Что, собственно, подтолкнуло неповоротливый Евросоюз к созданию фонда?

— Чтобы получить грант в рамках других программ ЕС, необходимо подать заявку за год-полтора. Особенность нашего фонда: мы готовы ответить на запрос в течение шести недель. И само обоснование не должно быть столь подробным, как, например, заявка для Европейской комиссии. То есть, мы — гораздо более гибкая структура, без бюрократических барьеров.

— Правильно я понимаю, что основная цель Европейского фонда за демократию — это все-таки смена режима в авторитарных странах?

— Нет. Это не наша цель. Для авторитарного режима угрозой становится свобода слова, свобода собраний. Почему Путин принимает закон об иностранных агентах? Зачем нужен закон «о нежелательных организациях»? Чего он боится? У него ведь есть все — ФСБ, армия, все инструменты, чтобы контролировать общество.

— Как к вашему фонду относится официальная Москва?

— Я думаю, что мы слишком маленький фонд, чтобы великая Москва нами заинтересовалась.

— Когда вы в последний раз были в России?

— Около 15 лет назад.

— Как же вы можете судить о происходящем в России, если вы туда не ездите?

— Я думаю, для этого не надо там физически присутствовать. Я регулярно общаюсь и людьми, которые там живут или внимательно следят за происходящим.

— Не мешает ли «Закон об иностранных агентах» вашей работе в России?

— Мешает, конечно. Он усложняет жизнь гражданских активистов и организаций. Но если говорить в целом, то закон этот не эффективен. Недавно я общался с организаторами одной региональной конференции на правозащитные темы. Я спросил, не мешает ли им «метка» иностранных агентов. Они мне ответили: «Нет, иностранные агенты — только в Москве. У нас на Сибири их не существует».

— Путинская Россия для вас — это противник?

— Путинская Россия — это не противник, это проблема.

— Европейский фонд за демократию действует в двух десятках стран, а бюджет у него — всего несколько миллионов долларов. Чего можно реально достигнуть с таким бюджетом?

— Да, у нас проекты сейчас уже в 17-18 странах. Но мы же никого не хотим «покупать». Мы хотим поддержать тех, кто уже борется за свое будущее. Для этого больших денег не надо.

Путин тратит на финансирование пропаганды огромные средства. Только на пропагандистские СМИ, такие как Russia Today, ежегодно уходит 300 миллионов долларов в год. Замечу: на пропагандистские СМИ, которые не имеют никакого влияния на общественное мнение на Западе.

Если я бы мне представилась такая возможность, я бы сказал Путину: «Вы плохо распоряжаетесь деньгами своей страны». Эти 300 миллионов долларов можно было бы потратить на борьбу с бедностью, помогать тем, кто живет в ужасных условиях, причем всего в нескольких километрах от МКАД.

— Режим президента Путина — достаточно живучий. Его не берут ни санкции, ни падение цен на нефть — уже второе. В чем его секрет?

— Каддафи тоже 40 лет правил, невзирая на нефтяные котировки.

— То есть, вы прогнозируете для России еще 25 лет путинизма?

— Нет, но я боюсь революции в России. Я не хочу революции. Я хочу и надеюсь, что россияне вовремя поймут, что авторитарный режим не идет им на пользу. Ведь он рано или поздно приведет к социальному взрыву, к революции. Это очень опасно — как для России, так и для ее соседей. Для всех.