Возвращение России на мировую арену не только в качестве противника Запада, но и в качестве страны, которая стремится влиять на происходящее внутри западных обществ, создает ряд новых интеллектуальных и геополитических вызовов. Заявления о вмешательстве Москвы в американские президентские выборы предполагают реальную или воображаемую уязвимость США перед лицом российской мощи. Хотя современная Россия намного слабее Советского Союза, однако она намного лучше умеет вредить Западу, чем коммунистическая империя. При этом западные споры о том, как следует сдерживать Россию (или о том, как сотрудничать с ней), звучат на редкость беспомощно.
Сложившаяся ситуация исторически беспрецедентна. Россия не сумела превратиться в либеральное государство, причем, по горькой иронии судьбы, важную роль в укреплении обновленной системы личной власти сыграли именно российские либералы, работавшие на нее и поддерживавшие единоличное правление. В итоге система сумела выжить, правда, отказавшись от коммунизма. Она научилась имитировать либеральные стандарты и сперва изображать партнерство с Западом, а затем выступать против него. Получилось государство, для которого чем-то вроде адреналиновых инъекций служит (пока) не прямое сражение с противником, а подрыв его стабильности изнутри.
Распад Советского Союза избавил Запад от идеологического конкурента, и западные страны охватило самодовольство. Со временем границы между фундаментальными принципами— между суверенитетом и вмешательством, между законностью и беззаконием, между демократией и личной властью — размылись, и нелиберальные системы поняли, что новая среда для них очень удобна.
Сдерживание требует идеологической ясности, но неопределенность возникшего после холодной войны мира делает эту стратегию неактуальной. Как сдерживать противника, который обращает против тебя твои же либеральные лозунги? Как противодействовать противнику, который создал в западных обществах мощные лоббистские сети? И как обуздывать противника, который прибегает к ядерному шантажу?
Страну, интегрированную в мировую торговую систему и систему безопасности, невозможно успешно сдерживать. Изолировать ядерное государство — еще более рискованная идея. Кроме того, сдерживать Россию становится еще труднее, когда Москва в очередной раз начинает добиваться расположения Запада. «Мы не хотим никаких конфронтаций… Нам нужны друзья», — неоднократно заявлял российский президент Владимир Путин.
Самоуверенное поведение было для Кремля лишь способом заставить Запад сотрудничать с Москвой на ее условиях. Сейчас он понимает, что агрессия невыгодна, поэтому предпочитает тактику, направленную на раскол либерального мира. Вдобавок антизападные настроения в России идут на спад: 71% россиян сейчас утверждают, что они предпочли бы нормализацию отношений с Западом. В результате Кремль, вероятно, будет искать некий баланс между «союзом с Западом» и «противостоянием западному политическому курсу».
Звучащие на Западе призывы пойти навстречу России могут только оказать поддержку российским антилиберальным и антимодернизаторским тенденциям. Двойственная политика сдерживания/сотрудничества также не сработает. Сдерживание не может породить необходимое для диалога доверие— зато может привести к прямо противоположному результату.
Новая мантра о «деловых отношениях» (предполагаемый курс избранного президента США Дональда Трампа) тоже не внушает надежды. Москва готова к новой «большой сделке» и ясно дает понять, чего она хочет. Помимо «новой Ялты», ей нужно, чтобы Запад признал за Россией право интерпретировать мировые правила, как ей удобно, и строить порядок, основанный на балансе сил и интересов.
Однако какой может быть баланс при такой явной разнице между сторонами в военной и экономической мощи? Валовой внутренний продукт России составляет 2,1% от мирового. Бюджет НАТО кардинально превышает российские военные расходы. Разумеется, Кремль может уменьшить этот разрыв, благодаря своей готовности прибегать к шантажу и другим техникам «мягкой силы». Но что он может дать Западу взамен на уступки?
Российская система, в свою очередь, отвергает саму идею уступок враждебной цивилизации. Чтобы Кремль отказался от своего «менталитета осажденной крепости» и перестал видеть в Западе врага, ему нужна убедительная демонстрация того, что Запад восприимчив к российской мощи и влиянию. Но готов ли Запад сдаться?
Похоже, впереди нас ждет новая эпоха, в которой нам предстоит переоценить многие из аксиом эры, наступившей после холодной войны. Запад не научится должным образом реагировать на происходящее, пока он не решит, что следует делать с укоренившимися в западных обществах механизмами поддержки таких нелиберальных систем, как российская, и не начнет решительнее отстаивать либерально-демократические нормы.
Впрочем, шансы на это невелики. Политические элиты как в России, так и на Западе, дают мало поводов предполагать, что они представляют себе, как нужно справляться с конфронтационными отношениями в эпоху глобализации.
Автор — научный сотрудник программы «Россия и Евразия» в Чатэм-Хаусе
