После неудачной ноябрьской встречи в Сочи президенты Турции, России и Ирана собрались в среду в Анкаре и договорились… о новом саммите в Тегеране и ближайшее время. Это, наверное, единственное конкретное решение, которое были принято по итогам трехсторонней беседы Реджепа Тайипа Эрдогана, Владимира Путина и Хасана Роухани. Лидеры трех стран подтвердили решительный настрой на активное сотрудничество в Сирии для достижения устойчивого перемирия между сторонами, отмечалось в пресс-релизе по итогам встречи, которая продлилась один час и 40 минут (с учетом обеда) против запланированных изначально четырех с половиной часов. Этот факт, безусловно, свидетельствует о серьезных разногласиях между тремя главными участниками сирийской игры.
В заявлении также говорится о неприятии сепаратистских тенденций, которые направлены на подрыв суверенитета и территориальной целостности Сирии, а также национальной безопасности соседних стран. Эта формулировка явно устраивает Турцию, которая развернула 20 января наступление на курдские силы (с согласия России и вопреки раздражению Ирана) с тем, чтобы похоронить их надежды на автономию.
Саммит в Анкаре представлял собой продолжение так называемого астанинского процесса. Тот был запущен тремя этими странами в январе 2017 года после взятия Восточного Алеппо в результате российско-турецкого соглашения об отступлении протурецких мятежников. С самого начала он касался преимущественно военных и технических вопросов, на не продвижения политического урегулирования.
Москва, Тегеран (поддерживают Дамаск) и Анкара (помогает мятежникам) занимаются в частности формирование так называемых «зон деэскалации» в Идлибе (северо-запад), Хомсе (центр), Восточной Гуте (пригород Дамаска) и на юге страны. «Несмотря на ряд нарушений, нам удалось добиться главных целей и не допустить жертв среди мирного населения Сирии», — отметил во вторник президент Турции. Ни слова о российско-сирийских обстрелах Восточной Гуты или продолжении авиаударов в Идлибе, где турецкая армия завершила установку восьмого наблюдательного пункта.
Символическое значение
«Нравится нам то или нет, ситуация в Сирии так сложна и нестабильна, что сила каждой страны определяется инициативами, которые она проводит ее территории, — считает стамбульский эксперт по международным отношениям Ахмет Касим Хан (Ahmet Kasim Han). — На этом саммите позиции Эрдогана выгоднее и прочнее», чем на предыдущих встречах.
Кроме того, союз с Россией позволяет президенту Турции получить то, в чем ему уже пять лет отказывают западные союзники: буферную зону или «зону безопасности» вдоль ее границ. В среду Эрдоган заявил, что армия «обезопасила» при поддержке сирийских отрядов 4 000 квадратных километров на севере страны, причем половину — в ходе операции против «Исламского государства» (запрещенная в России террористическая организация — прим. ред.) в период с августа 2016 года по март 2017 года. Турция надеется отправить туда часть размещенных на ее территории 3,5 миллиона сирийских беженцев. Турецкий лидер пообещал российскому и иранскому коллегам «построить жилые дома в зоне безопасности, как с нашей стороны, так и на севере Сирии».
Анкара, подобно западным столицам, долгое время делала ставку на уход президента Сирии Башара Асада, однако теперь сосредотачивает военные и дипломатические усилия на расширении зоны безопасности (по факту, зоны влияния) в Идлибе и на курдских территориях. Она поступает так вопреки Западу, который считает курдские силы ценным союзником в борьбе с ИГ и без него (астанинский процесс проходит без Вашингтона и конкурирует с внутрисирийскими переговорами в Женеве в рамках ООН).
«Тем, кто думают, что будущее Сирии решается без Запада, следует задать такой вопрос: какую цену готов заплатить Запад, чтобы играть роль в Сирии?» — говорит Ахмет Касим Хан, напоминая о 119 турецких солдатах, которые погибли с начала операций против ИГ и Отрядов народных сил самообороны на севере Сирии. По его словам, отличие Женевы от Астаны заключается в том, что три покровителя астанинского процесса считают, что у них есть «жизненно важные интересы в Сирии. Поэтому они готовы идти на риск и мириться с потерями, пусть у них и нет согласия в том, к чему все должно прийти».
