От идеи общеевропейской системы безопасности практически ничего не осталось. Территориальную целостность государств Россия поставила под вопрос, передвинув границы с применением военной силы, восток Украины находится в состоянии войны, НАТО по понятным причинам вновь думает об обороне альянса. Оно хочет путем угроз заставить Россию, все активнее выступающую на международной арене с осознанием своей силы, отказаться от (дальнейшего) военного авантюризма. Для этой цели альянс пересмотрел свой подход к обороне и существенно перестроил военное планирование. Военные бюджеты растут, соглашения по контролю над вооружениями, например, договор о запрещении ракет средней и малой дальности, объявляются утратившими силу, контактов между военными обеих сторон практически нет, армейские учения на обеих сторонах исходят из сценариев войны и проводятся в этом ключе, политический климат — на точке замерзания. Короче: мы на очередном витке эскалационной спирали и стоим перед классической дилеммой в области безопасности.

После того, как 30 лет назад завершился конфликт между Востоком и Западом, в отношении России была поставлена правильная цель, и ныне остающаяся актуальной: преодолеть враждебность и поощрить Россию к сотрудничеству. Но пока в этом деле мы потерпели неудачу — с фундаментальными последствиями для европейской системы безопасности. Сохранять ли нам статус-кво или нужно предпринять новую политическую попытку, чтобы разрядить сложившуюся взрывоопасную ситуацию? В чем заключаются глубинные причины этой неудачи и чему мы можем научиться на ней? О каких мерах можно подумать, какие меры реализуемы и какие шаги нужно предпринять?

Другая сторона

Когда говоришь с русскими, то тебе сразу раскладывают по пунктам те шаги Запада, которые, с российской точки зрения, явно направлены против интересов России. Это и война в Косове, и операция в Ливии, и расширение НАТО, и американские противоракетные системы, которые воспринимаются Россией как подрыв ее способности к нанесению ответного удара и как реальная предпосылка для применения ракет средней дальности. Вспоминают и западное влияние на Украину с целью ее геополитической переориентации на Запад и в связи с этим якобы имеющее место вторжение в исключительно российские сферы влияния. А эти зоны влияния, в соответствии с российским мышлением и с российской стратегической культурой, являются внешним оборонительным валом, необходимым для собственной безопасности страны. Все эти пункты с западной точки зрения предстают совершенно в ином свете, но если исходить из того, что внешняя политика подразумевает способность видеть явления глазами другого, то тогда мы недостаточно понимаем российский взгляд на вещи.

Понимать не значит соглашаться. Но без ответа с нашей стороны остался важный вопрос — и тут возражения русских концептуально можно понять. Каковы должны быть границы и характер российского влияния в постсоветском пространстве — вот этот вопрос так и не прояснен. Нужно ли признавать «российские зоны влияния» и тем самым лишать такие государства, как Грузия или Украина, перспективы на вступление в НАТО, потому что Россия при таком развитии событий боится утратить свое влияние на эти страны? Разве не для всех стран должен действовать принцип свободного выбора альянсов? Или если сформулировать эти вопросы по-другому и в более общем плане: как и в каком объеме можно и нужно мириться с деструктивной политикой России без последствий для взаимоотношений с ней?

Во вражеском окружении

После того, как у всех на глазах Россия аннексировала Крым и поддержала дестабилизацию восточной Украины, начавшаяся с 2014 года сдержанная, но вполне ответственная политика по обеспечению безопасности НАТО была принципиально верным шагом. Тем не менее, оглядываясь назад, мы, возможно, выясним, на каких ложных посылах основывались взаимоотношения между НАТО и Россией. Украинский кризис по формулировке Вольфганга Ишингера (Wolfgang Ischinger) — это просто расплата за то, что мы не выполнили своего «домашнего задания» по привязыванию России к Западу и западному альянсу. Реалистично мыслящие теоретики еще давно указывали на то, что НАТО должно в большей мере учитывать российские настроения, и неоднократно говорили, что понимают страхи русских перед «вражеским окружением», вызываемые расширением Запада под руководством США.

Действительно, территория НАТО с 1999 года продвинулась приблизительно на 1000 километров по направлению к России. По словам американского политолога Джона Миршаймера (John Mearsheimer), созданный Западом тройственный союз из НАТО, расширяющегося ЕС и содействия демократизации в бывшем СССР стал горючей смесью, которую для пущей беды оставалось только поджечь. Его немецкий коллега Кристиан Хакке (Christian Hacke) еще раньше высказывал опасение, что НАТО не сможет одновременно осуществлять военно-политическое партнерство с Россией и обеспечивать безопасность ее соседей. Хакке увидел в этом главную структурную дилемму расширения НАТО. Конечно, реалисты, как всегда оказались правы, Россия уже давно дала понять, что она рассматривает западную политику как явное нарушение своих интересов. И поэтому, естественно, и Запад должен повести себя самокритично и проверить, не исходил ли он в своей стратегии с 1990 года из ложных предпосылок.

Противоречивые интересы

Как достичь баланса этих интересов, остается открытым вопросом. С одной стороны, маловероятно, что этого можно добиться, если пойти навстречу самой Москвой определенным интересам России в области безопасности. Ведь это означало бы, что Запад смирился с базирующимся на военной силе мышлением в категориях зон влияния и отказывается от принципов Парижской хартии 1990 года (в том числе от свободного выбора союзов и уважения территориальной целостности). В особенности принцип территориальной целостности имеет стратегическое значение для стабильности в Европе.

По-прежнему верно и то, что Россия должна привязывать к себе свои зоны влияния не с помощью угроз и насилия, а действовать «мягкой силой», то есть привлекательностью своей политической и экономической модели. Но в области мягкой силы позиции России слабы. Решая эту проблему, Россия пока что идет по ложному пути и однажды это поймет (или ей придется это понять). С другой стороны, Запад и НАТО могут действовать на основе собственной силы и точно имеющейся возможности для устрашения, потому что их военные возможности (в том числе и денежные затраты на вооружение), несмотря на некоторые дефициты в той или иной области, в разы выше, чем российские.

А если это так, то было бы неплохо более интенсивно подумать о том, как бы это можно было сделать — убедить Россию, а также и НАТО отказаться от конфронтационного курса. В экономическом плане не нужно с помощью санкций еще больше ослаблять и без того слабую российскую экономику, а стоит, наоборот, усилить обмены на всех уровнях. То, что раньше называлось «партнерством ради модернизации», должно быть реанимировано несмотря на плохие военно-политические рамочные условия. В геополитическом отношении фундаментальный интерес европейцев должен заключаться в настраивании русских на миролюбивый лад в том смысле, что в географическом смысле им ничто не угрожает и что в их интересах поддерживать стабильный отношения с европейцами.

Безопасность на основе сотрудничества, а не конфронтации

Это дало бы русским да и европейцам целый ряд преимуществ, потому что в этом случае им не придется вкладывать столько средств и сил в военно-политическую сферу, соперничая друг с другом. Вместо этого они смогли бы сконцентрироваться на двух других геополитических вызовах, а именно на Ближнем Востоке и на противоположном Европе береге Средиземного моря, — в идеале, с объединением усилий России и ЕС. В политике по отношению к нашим партнерам нужно сильнее подчеркивать дух доверия и успокоения (reassurance), побуждать их снизить их собственную агрессивную риторику и в области безопасности отдавать предпочтение не конфронтации, а кооперации. Но при этом не следует поощрять нынешние действия России уже давно дискредитировавшей себя политикой «умиротворения агрессора» (appeasement).

Все это воспринимается сегодня как попытка порыться в сундучке с совершенно нереалистичными и — по мнению некоторых — наивными утопиями. Но если оставаться на нынешней точке зрения, то нельзя будет обрести необходимую политическую динамику для того, чтобы выйти из эскалационной спирали. Существующие площадки для диалога — в особенности Совет Россия-НАТО — страдают от того, что они «деполитизированы» и в лучшем случае поддерживают нынешний статус-кво. Таким же образом, однако, идея вести исключительно политические переговоры — тоже страдает недостаточностью. Необходимо вдохнуть новую жизнь и в площадки диалога между военными. Необходимы более радикальные шаги: сначала нужно определить темы, в которых в равной степени заинтересованы обе стороны. Это — Украина, Сирия, борьба с терроризмом, контроль над вооружениями, противодействие непреднамеренной эскалации, экономические и торговые отношения, культурный обмен. Несмотря на все трудности, во всех этих сферах есть примеры сотрудничества. Все остатки еще действующих структур должны быть использованы.

Ради новой попытки

В области политики безопасности нам необходим двойной подход. Следует подумать о созыве конференции на высоком уровне под эгидой руководителей государств и правительств в рамках ОБСЕ, которая бы без предварительных условий в различных форматах и на разных уровнях обсуждала бы возможность возрождении европейской структуры безопасности и занималась бы вышеназванными темами осознанно по отдельности, но не выпуская полной картины из поля зрения. Пока эта конференция заседает — а для этого реально потребуются по меньшей мере два года — необходимо как минимум в сфере военных маневров договориться о полной двусторонней прозрачности и возобновить профессиональные диалоги на военном уровне с целью минимизации рисков. Эту первую задачу можно без проблем решить на основе Венского документа 2011 года.

Далее следует координированно и последовательно сворачивать санкции. Нерационально увязывать часть санкций с полным выполнением пакета мер по Минскому соглашению. Многие могут воспринять это болезненно, кроме того, это не соответствует существующим догматам («чистому учению»). Но любая другая альтернатива значительно хуже. А о том, чтобы говорить друг с другом еще меньше, не должно быть и речи.