После избрания Дональда Трампа многие задавались вопросом, решит ли американский президент заключить соглашение с Владимиром Путиным, отдав ему постсоветское пространство (за исключением стран Балтии) или даже Восточно-Центральную Европу. Появившиеся подозрения и начавшееся расследование дела о поддержке его кандидатуры Кремлем и возможном сотрудничестве самого американского президента или его избирательного штаба с Москвой на время развеяли эти опасения. Расследование, однако, завершилось, а доказать наличие связей между Трампом и Россией не удалось.
Для Белого дома (вне зависимости от того, кто занимает президентский пост) Москва бывает сложным партнером. Однако уже давно главным конкурентом и проблемой для США стал Пекин, а не она. Активность Кремля на стратегических с точки зрения Вашингтона направлениях в зависимости от периода или совпадает с американскими интересами (как тогда, когда он приостанавливал поставку зенитно-ракетных комплексов С-300 в Иран), или противоречит им, но и в таком случае она становится не основным содержанием отношений, а, скорее, создает возможности для торга.
В Сирии, например, Россия преследует две цели. Во-первых, она, разумеется, не хочет, чтобы американцы полностью перехватили инициативу, а во-вторых, что гораздо важнее с нашей точки зрения, открывая новые фронты, стремится не стать там ведущим игроком, а приобрести предмет для торговли в ключевых для себя местах, которые находятся гораздо ближе к Польше, чем Сирия.
Если взглянуть на ситуацию реалистично, можно сказать, что Россия не способна проводить столь же масштабную политику, как когда-то Советский Союз. И если она, например, поддерживает режим Николаса Мадуро, то делает это не потому, что хочет после Венесуэлы вернуться на Кубу, а потому, что будучи реваншистским, агрессивным и с нашей точки зрения ведущим наступление государством, по сути, остается слабой страной, чьи амбиции ограничены постсоветским пространством. Москве приходится защищать там свои позиции и противостоять не только Соединенным Штатам, но также Турции (на Кавказе) и Китаю (в Средней Азии). Российская внешняя политика — это попытка прыгнуть выше головы, но не для того, чтобы, как СССР, рухнуть под грузом чрезмерных амбиций, а для того, чтобы добиться того, что можно реально получить.
Российская властная элита в отличие от советского руководства придерживается сверхреалистичной позиции и не поддается идеологическим порывам, но одновременно тяготеет к смелым нестандартным действиям. Сила России — это в значительной степени иллюзия, спектакль, разыгрываемый для во всех отношениях более сильного, но одновременного лишенного воли к борьбе Запада.
Победами последних лет Москва обязана не своему реальному потенциалу, а эффективной работе дипломатии и спецслужб. Комбинация вышеуказанных слабостей и сильных сторон создает ситуацию, в которой Соединенным Штатам (и шире — Западу) и России придется рано или поздно договариваться. Я намеренно использую здесь несовершенный вид глагола («договариваться», а не «договориться»), ведь каждое соглашение — это как окончание одного этапа переговоров, так и начало следующего.
Препятствием для ведения диалога выступает не война на Украине, как могло бы показаться. Следует напомнить, что американо-российской перезагрузке 2009 года предшествовала война России с Грузией. Москва не побоялась развязывать ее, несмотря на присутствие американской армии, которая в момент начала боев проводила совместные учения с грузинскими военными. В некоторой степени диалогу, конечно, мешает российское вмешательство в президентские выборы в США, однако, вашингтонские элиты будут руководствоваться, скорее, не эмоциями, а трезвым расчетом.
То, что мы расцениваем как наступательные действия Москвы, возможно, следует считать не атакой, а, как бы провокационно это ни прозвучало, ответом на нее. Запад, и в особенности Польша, привык считать распространение либерально-демократического дискурса чем-то нормальным и естественным. С точки зрения кремлевских элит он, однако, представляет смертельную опасность, в отличие от нескольких тысяч военных на восточном фланге НАТО, присутствие которых ничем России не угрожает. Москва считает наши действия покушением на ее политический строй и отвечает ударом не по нашим элитам, а по самим странам Запада. В последнее время у меня сложилось впечатление, что именно так видят ситуацию западные политики.
Представляется, что и Россия, и Запад устали от конфликта. США сосредоточились на глобальной политике, в которой Москва не играет ведущей роли, а поэтому им не мешает (значит, стоит начать договариваться); Европа устала от собственной нестабильности, которую дополнительно усугубляют россияне, и хочет вести с Москвой бизнес (значит, стоит начать договариваться); российские элиты, в свою очередь, не могут обогащаться так же быстро, как раньше, и опасаются затяжного экономического кризиса (значит, стоит начать договариваться). Раз конфликт никому не выгоден, рано или поздно он сойдет на нет. Отношения между Россией и Западом развиваются по синусоиде. Появление каких-то соглашений не означает, что в будущем нас не ожидают очередные кризисы, однако, если сейчас (при этом в течение довольно продолжительного периода) мы наблюдаем эскалацию напряженности, значит, далее последует диалог, а в перспективе — договоренности.
В последнее время произошло несколько событий, которые, как представляется, намекают, что рамки такого диалога и договоренностей уже вырабатываются. Две недели назад из Молдавии был вынужден бежать олигарх Владимир Плахотнюк. Появилось формально прозападное правительство, которое открыто поддерживает пророссийская партия. Что интересно, смена власти произошла после того, как в Кишиневе побывали представители России, США и Еврокомиссии. В свою очередь, протесты, вспыхнувшие в последние дни в Грузии, ослабили олигарха Бидзину Иванишвили. Специфически выглядит ситуация в Армении, где правительство возглавил занимавший прозападную позицию Никол Пашинян, который, придя к власти, растерял прозападный пыл.
На Украине президентом стал Владимир Зеленский, который относится к России гораздо более неоднозначно, чем Петр Порошенко. Первые назначения нового главы государства также указывают на возможность постепенной и очень осторожной корректировки курса, разумеется, не в западном направлении. Война, развязанная Москвой, с одной стороны, разверзла пропасть между россиянами и украинцами, но с другой стороны, сложно представить себе, чтобы Берлин или Париж (о Риме и Мадриде я даже не говорю) хотя бы теоретически могли представить себе Украину в ЕС, а тем более в НАТО.
Возможные договоренности держав на тему Украины (и Грузии, население которой относится к России негативно), разумеется, не приведут к попаданию этих стран в исключительную сферу влияния Москвы. Однако возможности того, что Киев и Тбилиси начнут постепенное движение к какому-то формату нормализации отношений с Россией, исключить нельзя.
Сложнее будет с Белоруссией, где, в отличие от вышеупомянутых государств, установился диктаторский режим. Александра Лукашенко сложно свергнуть при помощи массовых демонстраций (хотя «чудеса» всегда возможны), более реальным выглядит сценарий дворцового переворота, а чтобы тот увенчался успехом нужно заручиться поддержкой силовых структур. И здесь мы подходим к одному интересному обстоятельству: в конце апреля КГБ арестовал (официально по обвинению во взяточничестве) заместителя главы Совета безопасности Андрея Втюрина, который ранее (и это тоже интересно) в течение более шести лет руководил службой безопасности Лукашенко, то есть личной охраной белорусского президента. В свою очередь, в Азербайджане, который тоже управляется железной рукой, несколько дней назад произошли неожиданные перестановки на постах министра внутренних дел и главы Службы государственной безопасности.
Претворяемый в жизнь сценарий, по всей видимости, предусматривает появление формально прозападных и относительно демократических режимов при сохранении (уже по согласованию с Западом) ведущей роли в этих странах России, которой будет принадлежать «контрольный пакет акций». Описанные выше события, как кажется, подтверждают подозрения, что после многолетнего конфликта между Западом и Москвой нас ожидает долгожданная разрядка. Конечно, пока в этом нельзя быть уверенным наверняка, хотя в случае Молдавии диктат держав был настолько очевидным, что появление договоренностей на тему этой страны отрицать сложно.
Однако нужно не только знать, что идет торговля, но и иметь, чем торговать. Польские политические, экспертные и медийные элиты в последние 25 лет сделали нашу политику на белорусском направлении заложницей идеи распространения демократии, а на украинском — сначала делали вид, что Польша выступает главным партнером Киева, а потом увязали наши отношения с темой Волыни. В итоге на востоке у нас осталось так мало активов, что с нами никто не считается, и никто не прислушивается к нашему мнению. Даже если бы мы располагали этими активами, нам в любом случае нужно было бы обладать весом на Западе. Между тем вступая в конфликт с Европейским союзом, когда это имело смысл, и когда в этом не было никакой необходимости, польское руководство настолько связало себя с Вашингтоном, что причин интересоваться польским мнением не осталось: получив невыгодное предложение, мы все равно не можем попросить у Берлина более привлекательное.
Если польская восточная политика действительно, просуществовав 30 лет, движется сейчас к краху, остается лишь порадоваться тому, что при заключении нового Ялтинского договора мы оказались на нужной стороне, ведь на нашей территории даже находятся американские войска (хотя их присутствие не было постоянным и таким осталось). В бизнесе есть такой прием, как докапитализация компании перед продажей. Будем надеяться, что Трамп не способен действовать настолько цинично. Но если он на это способен, то мы, находясь, конечно, по нужную сторону новой границы сфер влияния, лишимся буферной зоны, отделявшей нас от России, и союзнических войск, которые могли бы нас защитить.
