26 марта президент Франции Эммануэль Макрон согласился ответить на несколько вопросов Corriere della Sera, La Repubblica и La Stampa в первом интервью иностранным СМИ с начала чрезвычайной ситуации в области здравоохранения. Он дал интервью в решающий момент, когда страны Европы раскололась в вопросе, как реагировать на кризис.

— Господин президент, вы с премьер-министром Италии Джузеппе Конте (Giuseppe Conte) обратились в четверг к Европейскому совету с просьбой создания еврооблигаций, чтобы справиться с эпохальным кризисом. Испания разделяет вашу позицию, в отличие от Германии и Голландии. Существует ли риск возникновения «внутреннего взрыва» еврозоны и Европейского союза?

Эммануэль Макрон: Мы с Джузеппе Конте, Педро Санчесом (Pedro Sánchez) и еще шестью главами государств и правительств еще до обращения в Совет направили письмо Шарлю Мишелю (Charles Michel), чтобы сделать наше послание предельно ясным: мы не преодолеем этот кризис без высокой степени европейской солидарности на уровне здравоохранения и бюджета. Это точка отсчета. Инструменты появятся следом, и мы должны быть открыты: речь может идти о возможности общего кредитования или об увеличении бюджета ЕС, что позволило бы оказать реальную поддержку странам, больше всего пострадавшим от этого кризиса.

В четверг, 26 марта, в Совете десять стран еврозоны, представляющие 60% ее ВВП, открыто поддержали эту идею, и это произошло впервые! Некоторые страны, в том числе Германия, высказали свои возражения. Мы решили продолжить эту основополагающую дискуссию в ближайшие недели. Потому что мы не можем капитулировать в этой битве. Я предпочитаю Европу, приемлющую расхождения и дискуссии, фасадному единству, которое приводит к бездействию. При бездействии Европе грозит гибель. Как и премьер-министр Джузеппе Конте, я не хочу, чтобы у Европы был минимальный общий знаменатель. Это исторический момент: Франция будет бороться за солидарность, суверенитет и будущее Европы.

— Каков максимальный временной лимит ожидания в Европе и в каких цифрах должно измеряться шоковое воздействие перезагрузки? По мнению некоторых экономистов, речь идет по меньшей мере об одном триллионе евро.

— Я не хочу сосредоточиваться ни на какой-либо дате, ни на каких-либо цифрах. Сила Марио Драги (Mario Draghi), когда он говорит о «том, что требуется» в 2021 году, состоит как раз в том, что он не называет цифр, а дает сигнал о целенаправленном и безграничном действии. В этом кризисе Европа очень быстро приняла два сильных экономических решения: что касается валюты, Центральный банк Европы разработал беспрецедентную программу масштабной поддержки; что касается бюджета, мы сказали, что сделаем все необходимое, и приступили к выполнению этого плана в каждой из наших стран.

Чего сейчас не хватает, так это ясного сигнала о готовности к скоординированным и солидарным действиям. Разве Европейский союз и еврозону можно назвать валютной организацией и комплексом правил, причем весьма зыбких, позволяющих каждому государству действовать не считаясь с другими? Или же мы действуем вместе, чтобы финансировать наши расходы и потребности в этом жизненном кризисе? Я хочу, чтобы был сделан выбор в пользу полной солидарности. Цифры играют второстепенную роль, важен сигнал о готовности — через общее кредитование или общий бюджет. Нам не удалось добиться этого в ходе финансового кризиса. Но сегодня мы должны быть на высоте.

— Я с большим интересом прочитал статью Марио Драги, опубликованную на этой неделе. Я разделяю его интерпретацию кризиса и, думаю, его мысль состоит в следующем: национальные правительства должны действовать без ограничений, и европейская солидарность должна сыграть свою роль. Он говорит также, что Европа обладает всеми необходимыми ресурсами, чтобы справиться с кризисом, надежной финансовой системой и качественными государственными службами. Единственный вопрос — ее желание действовать, делать это вместе и быстро. За это я и борюсь вместе с Джузеппе Конте в том числе.

— Если говорить в общем и целом, то как вы расцениваете работу француженки Кристин Лагард (Christine Lagarde), столкнувшейся в связи с ее заявлениями о спреде с критикой в руководстве Центрального банка Европы?

— Я одобряю и поддерживаю ее работу. Заявления, сделанные 19 марта, были мужественными и необходимыми. Где бы мы были сегодня, если бы Центральный банк Европы не действовал столь активно? Это доказывает еще один факт: когда у Европы имеются сильные институты и инструменты для реагирования, выигрываем мы все. Это один из уроков, которые мы должны извлечь в послекризисный период.

— 6 марта вы с женой были в театре «Антуан», и вы обратились к французам с посланием, что «жизнь продолжается», в то время как из Италии приходили новости о 4636 подтвержденных случаях заражения и 197 летальных исходах. Почему вы проигнорировали тревожные сигналы из Италии и так поздно применили оказавшиеся потом необходимыми меры изоляции в «итальянском стиле»?

— Мы отнюдь не проигнорировали эти сигналы. Я с самого начала относился к этому кризису со всей серьезностью и пониманием последствий, как только он возник в Китае. Я относился к нему трезво и смиренно в том, что касается наших обществ — демократических и открытых, где информация должна быть прозрачна, а все ограничения свобод должны быть объяснены и соразмерны. На каждом этапе я следовал трем основополагающим принципам: основывать наши решения на научных мнениях, адаптироваться к ходу кризиса, предпринимать пропорциональные меры.

Если проследить кризис с самого начала, то во Франции мы предприняли более серьезные меры и сделали это как можно скорее. Зная о ряде подобных случаев, мы приняли меры по социальному ограничению на несколько дней раньше по сравнению с нашими европейскими партнерами. Я не приписываю себе за это никакой заслуги, потому что нас просветила наука, а Италия, погрузившаяся в этот кризис раньше нас, преподнесла нам уроки, которые мы взяли на вооружение. Мы учились на горестном опыте вашей страны и на мужественных решениях вашего правительства: многие европейские страны считали такие ограничения чрезмерными, а сегодня их вводят все, потому что они необходимы в нашей войне против вируса.

— Вы неоднократно говорили, что Европа бросила Италию во время миграционного кризиса. Но Италия, страна, больше всех пострадавшая от этой эпидемии, снова чувствует себя брошенной европейскими партнерами. Почему столь близкая и дружественная страна, как Франция, не направила помощь раньше?

— Да, я повторю то, что уже говорил, так как Европа была не на высоте во время предыдущих кризисов, и я отчасти несу ответственность за Францию. Но я хочу также добавить для предельной ясности, что мы, европейцы, часто склонны видеть только наши собственные недостатки и слабости. Франция поддерживает Италию: поэтому я счел необходимым 27 февраля отправиться в Неаполь, несмотря на вспышку эпидемии. Мы предложили койкоместа в больницах юга Франции и направили в Италию медицинские принадлежности. Европа в целом отреагировала раньше и более решительно по сравнению с другими кризисами прошлого. Когда Центральный банк Европы предпринимает какие-то меры, он защищает нас всех, и это одна из форм солидарности.

— Италия получила помощь от таких авторитарных режимов, как Китай, Россия и Куба. Не считаете ли вы это шокирующе символичным?

— О китайской и российской помощи говорится много, но почему же не говорится, что Франция и Германия направили в Италию два миллиона медицинских масок и десятки тысяч халатов? Сегодня мы издаем европейский указ о совместной закупке масок и респираторов. Возможно, этого будет недостаточно, но начало уже положено, и мы не должны позволять себе пьянеть от рассказов наших международных партнеров и конкурентов.

Европе стоит гордиться и чувствовать себя сильной, потому что так и есть. Но она не должна на этом останавливаться, нужно делать намного больше. Вот почему я отстаиваю бюджетную солидарность в управлении кризисом и его последствиями. Некоторые страны ведут себя так, словно Италия и Испания несут за него ответственность: напротив, они пали первыми жертвами этого кризиса, и вирус не пощадит никого. Меня больше всего беспокоит, что это болезнь «каждого за себя»: если мы не будем действовать заодно, то у Италии, Испании и других стран будут все основания спросить у европейских партнеров: где вы были, когда мы были на фронте? Я не хочу, чтобы Европа была эгоистична и разобщена.

— Государства — члены ЕС не скоординированы в определении мер по сдерживанию пандемии. Стремитесь ли вы сейчас к общему подходу по аннулированию мер изоляции в разных странах, учитывая, что отсутствие согласованных позиций сопряжено с риском свести на нет все усилия и вероятностью возвращения вируса в европейское пространство?

— Непременно. С этого самого момента мы должны заранее разработать и скоординировать меры по выходу из этого санитарного кризиса. Разумеется, эти меры должны быть адаптированы к каждой конкретной стране: мы не будем требовать от итальянцев или от французов, которые ввели ограничительные меры раньше других европейских стран, сохранять их в ожидании всех остальных. Но если мы не будем обмениваться информацией об этих мерах, если не будем их координировать, то столкнемся с политической и санитарной проблемой. Именно этого, кстати, мы потребовали от Европейской комиссии в письме девяти стран, направленном в среду, 25 марта, и об этом оповестили Европейский совет в четверг, 26 марта.

— Многие граждане Франции и Италии не могут понять, окажутся ли они снова в европейском пространстве без границ и смогут ли вернуться к прежней жизни. Что вы об этом думаете?

— Что касается внутренних границ Европейского союза, например, нашей границы с Италией, то мы решили не закрывать ее, потому что наша личная, профессиональная жизнь и наши экономики интегрированы. Мы должны сделать все возможное, чтобы остановить распространение вируса, но действуя при этом как европейцы: координировать меры в сфере здравоохранения, закрыть внешние границы, чтобы избежать вывоза и повторного ввоза вируса, поддерживать открытость внутренних границ, насколько это возможно, чтобы пропускать рабочие ресурсы и необходимые товары, обеспечить проверку финансовой солидарности, а завтра — сократить зависимость Европы в стратегических производственных секторах, в частности медицине и медицинском оборудовании. Я знаю, что итальянцы и французы выступают заодно в этой битве и вместе надеются на Европу. Я хочу еще раз сказать, что очень поддерживаю итальянский народ, чье огромное мужество подвергается столь суровому испытанию в этот трудный момент.