Долгие годы критики высмеивали идею борьбы с «выбитыми окнами», которая состояла в том, что лучшим способом профилактики тяжких преступлений является применение законов против мелких преступлений. Они называли эту борьбу ненужной, несправедливой и даже расистской. Поэтому в американских городах прокуратура начала отказываться от наказаний за якобы незначительные преступления, такие как магазинные кражи.
Но взамен мы получили всплеск насильственных преступлений.
Криминологи могут спорить о причинах новой волны преступности. Но многие люди интуитивно понимают, что преступность обычно процветает там, где упадок и беспорядок превратились в норму. Дело в том, что преступность является производным от окружающей обстановки и разрастается там, где возникает реальное ощущение, что всем наплевать, никто ни за что не отвечает, и все дозволено.
Сегодня мы живем в мире «разбитых окон». Я бы сказал, что это началось лет десять тому назад, когда Барак Обама призвал американцев забыть про десятилетие войн, перевернуть страницу и сосредоточиться на национальном строительстве у себя дома. Это стало главной темой его кампании по переизбранию.
Тогда казалось, что все будет хорошо. Только что убили Усаму бен Ладена. Усиление группировки войск в Ираке привело к стабилизации обстановки в стране и к ослаблению «Аль-Каиды»*. «Талибан»* отступал. Началась «перезагрузка» в отношениях с Россией. Китаем все еще руководил технократ Ху Цзиньтао. Арабская весна, которую с энтузиазмом поддержал Обама, назвав шансом «создать такой мир, каким он должен быть», предвещала Ближнему Востоку обнадеживающее будущее (хотя кое-кто из нас особого оптимизма не испытывал).
А теперь посмотрим, что произошло потом.
В 2011 году мы ушли из Ирака. Но вместо мира мы получили ужасы ИГИЛ*, были вынуждены вернуть войска и начать войну, которая длилась несколько лет, унесла тысячи жизней и сделала беженцами три с лишним миллиона человек.
В 2012 году мы объявили, что если Башар Асад применит химическое оружие, он пересечет красную линию, и США дадут решительный ответ на такие действия. Но он и в 2018 году травил газом собственный народ, а мы перестали обращать на это внимание.
Безудержное насилие в Сирии вынудило миллионы людей покинуть страну. Невыносимое бремя легло на плечи таких стран как Ливан. А в 2015 году потоки беженцев захлестнули Европу. Результатом этого стала популистская негативная реакция, включая Брексит, крупные электоральные победы неофашистских партий во Франции и Германии, и триумф Дональда Трампа в ходе президентской кампании.
В прошлом году Китай в одностороннем порядке решил отказаться от политики «одной страны, двух систем» в отношении Гонконга. Кто-нибудь помнит об этом, кроме жителей этого города?
Спустя шесть месяцев после сирийского кризиса с химическим оружием Владимир Путин в 2014 году захватил Крым. Реакция была довольно вялая. Путин спровоцировал пророссийское восстание на востоке Украины, и снова реакция была весьма сдержанная. Путин направил свои войска в Сирию, чтобы поддержать Асада — и опять реакция была приглушенная. Путин вмешался в наши выборы — и снова в ответ молчание.
Недавно президент Байден жестко поговорил с Путиным. Но когда встал вопрос о блокировании российского трубопровода «Северный поток — 2», прокладываемого из России в Германию, его администрация опять проявила нерешительность.
В такой международной обстановке разразилась катастрофа в Афганистане. Для афганского народа это гуманитарное бедствие, для Байдена — политическое фиаско (правда, сам он это вряд ли осознает), а для американского народа — общенациональный позор, так как он считает, что мы не должны упрашивать талибов продлить сроки вывода. Сдача Афганистана является самым заметным свидетельством того, что эпоха мира по-американски подошла к концу.
Мы свернули за угол и попали в мир, где улицы не освещаются, и где к хищникам отношение лучше, чем к их добыче.
В этом мире у Путина может возникнуть непреодолимое искушение сломать хребет НАТО, напав на ее слабо защищенного члена, например, на Латвию (где русские составляют четверть населения и есть масса возможностей для осуществления подрывных действий). А у Китая — захватить Тайвань. Далее, что мешает талибам (или каким-то ответвлениям этого движения, чтобы «Талибан» мог заявить о своей непричастности) взять в заложники сотни застрявших в Афганистане жителей западных стран и унизить Байдена так же, как иранские революционеры в свое время унизили Джимми Картера?
Некоторые эксперты с легкомысленным пренебрежением относятся к понятию авторитета в государственных делах. Но при проведении внешней политики важно оценивать своего оппонента, в чем убедился Джон Кеннеди, когда Никита Хрущев дал ему взбучку после саммита в Вене, а два месяца спустя построил Берлинскую стену.
Если у вас возникает вопрос, почему далекий и богом забытый Афганистан важен для США, хотя есть места гораздо большей стратегической значимости, задумайтесь, что этот неумелый и путаный уход с его самоуверенными прогнозами, паршивой военной разведкой, некомпетентной координацией дипломатических усилий, нежеланием поддерживать союзников говорит о нашей способности справиться с более серьезным противником, особенно с тем, который может подвергнуть опасности территорию Соединенных Штатов.
Критики американской внешней политики постоянно выступают с нападками на идею о том, что Соединенные Штаты должны играть роль мирового полицейского, и подсчитывают издержки от такой роли. Скоро они узнают, насколько сильно могут увеличиться эти издержки, если полицейский уйдет со своей работы.
* — террористическая организация, запрещенная в России.
