Иван Паникаров последние двадцать лет живет ГУЛАГом. В его маленькой двухкомнатной квартире в поселке Ягодное собрано множество предметов и документов из лагерей. На стенах в гостиной вывешены ржавые инструменты, кандалы и фотографии узников, а коридор заставлен ящиками и коробками с протоколами допросов, написанных фиолетовыми чернилами аккуратным почерком.

Создается ощущение, что Ягодное — это край земли, и во многих отношениях так оно и есть. Поселок находится в самом сердце Колымы — одного из самых холодных мест на планете, где живут люди — в восьми часах езды до областного центра Магадан, который сам расположен в семи часах перелета от Москвы.

Здесь практически ничего не было до начала 1930-х годов, когда геологи нашли в этих местах богатейшие месторождения золота и других металлов, и Иосиф Сталин приказал их освоить, используя главным образом труд заключенных, которых отправляли сюда тысячами. Колыма была самым суровым «островом» советского архипелага ГУЛАГ — системы исправительно-трудовых лагерей. Даже по самым скромным оценкам, на одной только Колыме на принудительных работах умерло более 100 тысяч человек и расстреляно 11 тысяч.

В сегодняшней России немодно слишком углубляться в изучение истории ГУЛАГа, и собрание артефактов 60-летнего Паникарова — это один из всего лишь двух имеющихся в стране музеев, полностью посвященных ГУЛАГу. Более того, даже у самого Паникарова — свое и довольно неожиданное отношение к системе ГУЛАГ.

«Не надо судить однобоко. В лагерях люди влюблялись, зачинали детей, все было не так уж и плохо, — говорит он, называя негативную информацию о лагерях западной пропагандистской кампанией против России. — Было модно говорить плохо о Советском Союзе. Теперь опять становится модным оскорблять Россию. Против нас ввели санкции. Западу нужен негатив».

То, как Паникаров воспринимает ГУЛАГ — одно из проявлений общей тенденции. Поскольку за годы президентства Владимира Путина победа СССР во Второй мировой войне была возведена до уровня общенациональной объединяющей идеи, исправительно-трудовые лагеря, через которые прошли миллионы советских граждан, воспринимаются многими как досадный, но необходимый побочный продукт того времени. Тему ГУЛАГа во многих музеях и часто в процессе широкого обсуждения не то чтобы полностью обходят стороной — просто о лагерях говорят с привязкой к обстановке того времени, тем самым преуменьшая все лагерные ужасы и увязывая их с войной, давая понять, что лагеря и война были составляющими одной большой трагедии.

Паникаров увлекся темой ГУЛАГа еще в 1981 году, когда приехал на Колыму и устроился на работу на золотых приисках. Тогда он начал слушать рассказы бывших заключенных — хотя публичное обсуждение темы ГУЛАГа тогда было запрещено.

В 1989 году, когда горбачевская перестройка вызвала волну интереса к темным страницам советской истории, Паникарову удалось уговорить начальника местного отдела КГБ дать ему на время карту, на которой были указаны места расположения сотен сталинских лагерей на Колыме — тогда эти сведения все еще считались сверхсекретными. За это он согласился разузнать что-нибудь о судьбе деда этого начальника, который был в лагерях.

Получив карту, он начал ездить по тем местам, где раньше были лагеря, и собирать все, что там находил — одежду заключенных, рабочие инструменты, а иногда и кипы документов. Со временем он к этим ужасам привык и стал воспринимать эти трагические события как нечто обычное.

«Да, это была жестокая система, но если подумать, то как же иначе можно было бы добывать все это золото? — спрашивает он, осматривая руины женского лагеря в Эльгене, где еще сохранились бараки и колючая поволока, но где нет ни памятников, ни мемориальных табличек, рассказывающих о прошлом этого лагеря. — Если бы мы не добывали все это золото в годы войны, мы, наверное, не победили бы фашистов».

Наряду с мелкими уголовниками в лагеря ГУЛАГа отправляли тысячи людей, совершивших преступления политические — зачастую незначительные или вообще вымышленные. После войны проводились массовые депортации людей из вновь захваченных территорий Прибалтики и западной Украины.

Евгения Гинзбург, член большевистской партии из Казани, была приговорена к принудительным работам и провела несколько лет в лагере Эльген на Колыме. Она писала о том, как было тяжело работать в зимние морозы, и о том, как летом житья не давали свирепые колымские комары, которых она называла «жирными, омерзительными, похожими на маленьких летучих мышей».

Ольгу Гурееву из небольшого села на западе Украины арестовали в конце 1945 года после того, как Советский Союз отвоевал эту территорию у фашистов. Ее, 16-летнюю девушку, арестовали вместе с семьей, якобы за пособничество фашистам, и после допроса, сопровождавшегося неоднократными побоями, приговорили к 20 годам исправительных работ. Их бросили в переполненные вагоны для перевозки скота и отправили в Сибирь, переводя затем из лагеря в лагерь. В 1948 году ее вместе с сотнями других заключенных отправили из Владивостока в Магадан на небольшом пароходе, на котором они в жуткой тесноте добирались до места 10 дней.

Гуреева, которой уже 87 лет, живет в маленькой квартирке в Магадане — эта сгорбленная, почти слепая женщина не может без слез говорить о том, что она пережила. Ее рассказы — это бесконечная череда ужасных воспоминаний: заношенная одежда, тучи комаров, постоянный холод в бараках, трава, которую приходилось есть, чтобы заглушить голод, а еще — охранники-извращенцы, которые строили раздетых женщин в бане и осматривали.

«Моя лучшая подруга умерла, когда мы рубили лес. Помню, было холодно, она работала рядом со мной. Она подняла топор — он замер в воздухе, и она вдруг упала замертво», — рассказывает Гуреева.

О таком знают немногие россияне. Лариса, 40-летняя учительница истории из Магадана, попросившая не называть ее фамилию, говорит, что, по ее мнению, ГУЛАГ был необходимой издержкой того трудного периода советской истории. «Военная угроза со стороны Германии была? Была. Шпионы в стране были? Были. И некогда было разбираться, кто виноват, а кто — нет. Помнить о невинных жертвах надо, но я считаю, что без всего этого обойтись было нельзя».

Лариса рассказывает, что проводит для своих учеников один урок о ГУЛАГе, во время которого она обычно делит классную доску на две половины. На одной стороне она перечисляет все «военные и промышленные достижения» сталинской эпохи, а на другой — «досадные сопутствующие обстоятельства и издержки», затем она предоставляет ученикам возможность самим решить, были ли репрессии оправданными.

Нельзя сказать, что этой теме совсем не уделяют внимания. В четверг небольшая группа москвичей собралась возле скромного монумента рядом с Лубянкой — где раньше находилось здание НКВД, а сейчас по-прежнему находится управление ФСБ — чтобы принять участие в ежегодной акции, во время которой зачитываются имена тех, кто был расстрелян в Москве. В столице планируется поставить памятник жертвам политических репрессий.

Галина Иванова, заместитель директора нового музея ГУЛАГа, который открывается в Москве в пятницу, говорит, что то, как хранится память о лагерях ГУЛАГа в разных городах, во многом зависит от конкретных руководителей музеев. «Можно либо повесить портрет Сталина и отметить достижения в золотодобыче, либо вывесить данные о количестве погибших в лагерях и фотографии измученных заключенных. К сожалению, чаще бывает первое».

В 1990-е годы на окраине Магадана был открыт мемориал «Маска скорби» в виде стилизованной головы человека (вроде тех, что стоят на Острове Пасхи), но в других местах Магадана нет ничего такого, что напоминало бы о трагическом прошлом города.

Кабинет губернатора области находится в бывшем здании НКВД, областное законодательное собрание заседает в здании бывшей тюрьмы и следственного управления. Ни на одном из этих зданий нет каких-либо табличек, а в Бухте Нагаева, куда на пароходах доставляли сотни тысяч заключенных для последующей отправки в различные лагеря, стоит монумент, на котором просто написано: «Здесь на берегу бухты Нагаева в 1929 году началось строительство города Магадана».

К числу немногих памятников жертвам ГУЛАГа относится и обелиск из грубо отесанного камня, стоящий на нигде не отмеченной площадке у проселочной дороги недалеко от полигона, где в период с 1937 по 1938 годы работниками НКВД были расстреляны сотни, а может, тысячи людей. Недавно кто-то украсил обелиск флагами Дня Победы — добавив штрих, который, видимо, превращает погибших из трагических жертв в героев-мучеников.

В Магаданской области, которую при советской власти щедро финансировала Москва и которая в условиях рыночной экономики изрядно обветшала, попытки обелить историю ГУЛАГа отчасти объясняется ностальгией по советским временам. В условиях новой реальности население Магаданской области сократилось более чем наполовину, и многие населенные пункты из-за экономических проблем превратились в города-призраки. Население Эльгена — нового поселка, выросшего рядом с развалинами лагеря — в конце 1980-х годов составляло 2 тысячи человек. Теперь же там живет лишь одна семья — муж и жена — работники метеостанции.

«Тех, кто помнит времена ГУЛАГа, осталось немного, зато многие люди помнят 1970-е годы и то, что тогда, жилось гораздо лучше, чем сейчас», — говорит Сергей Райзман, председатель магаданского отделения общества «Мемориал», который ведет работу по сохранению исторической памяти о лагерях ГУЛАГа и периоде репрессий.

Желание забыть о темном прошлом очень сильно. «Люди считают, что это пошлое очень тягостно, — говорит Райзман.— Они не хотят об этом думать. Хорошо, если твой дед воевал на фронте, или если он был Героем труда. Но если они были в лагерях — это уже ненормально. Людей раздражает, если вы поднимаете тему ГУЛАГа, а за последние два года из-за событий на Украине и возросшего национализма эта агрессия стала еще более ощутимой».

Когда в середине 1950-х годов Гурееву освободили, ей порекомендовали никогда не говорить о том, что ей пришлось пережить. Даже ее сын не знал, что она была в заключении. Он узнал об этом, когда ему в период службы в армии не разрешили поехать в ГДР по причине того, что его мать была «врагом народа». И только в 1990-е годы она начала рассказывать о годах, проведенных в лагерях. Но сейчас людей опять почти не интересуют воспоминания об ужасах прошлого.

«Молодежи нужно об этом знать, вы должны рассказывать им правду, — говорит она. — Но сейчас люди не хотят о таком вспоминать».