Во время Холокоста в Литве уничтожили практически всех евреев. Звучит правильно, но я склоняюсь к другому варианту: во время Холокоста была уничтожена еврейская часть литовского общества. Кажется, то же самое, но я вижу существенную разницу, которая показывает отношение к своему краю и его прошлому.

В первом случае признают, что, кроме литовцев, на этой земле жили евреи, которых не осталось. Их история завершилась, а наша, по крайней мере пока, еще продолжается. Два разных пути. Во втором случае мы утверждаем, что евреи, несмотря на то, что они отличаются от литовцев, являются частью той же Литвы, — как рука и нога, они — разные, но являются частью того же тела. 

Несмотря на то, что евреи жили своей довольно закрытой общиной, их вековое присутствие и работа рядом сделали их частью Литвы. Казалось бы простая правда, но как тяжело ее вспоминать. Ведь тогда придется выяснять, какое безумие охватило Литву, когда одна рука рубила другую и срывала с ее застывших пальцев золотые кольца.

Болезненный, но самый быстрый способ понимания этой правды — это отождествление себя с литовскими евреями, чтобы мы не думали о них только как о евреях в Литве, только как о присутствовавшем атрибуте, из-за уничтожения которого мы сожалеем.

Люди договариваются между собой только потому, что могут испытывать эмпатию. Иными словами, мы способны представить, как будут реагировать на то или иное наше действие, слово, и это делает общение между людьми возможным. Кто не обладает эмпатией, болен аутизмом. Он может отлично считать, запоминать, но его мозги не способны отождествлять себя с другими.

Нам жаль того, кто поранился только потому, что мы понимаем, как нам было бы больно, окажись мы на его месте. 29 августа, когда я шел несколько километров от центра Молетай до места, где расстреляли евреев за городом, вместе с тысячами съехавшихся мы повторили путь, который прошли обреченные на смерть в тот же день лета 75 лет назад. Они шли, взглядом прощаясь со своими домами, деревьями, под которыми выросли, их уставшие глаза скользили по тем же зеленеющим холмам, которые видел и я. Их три дня и три ночи без еды и воды продержали запертыми в синагоге, чтобы у них не было сил на сопротивление. Они знали, что уже не увидят, как пожелтеют придорожные поля, а позже их накроет снежное покрывало. Виновны только потому, что родились евреями. Молетай в тот день лишился двух третей своих жителей. Я думал о том, что чувствовали те, кто пережил образовавшуюся пустоту. Не стало трактира, не стало пекаря, не стало магазина. Пустые дома, которые можно было безнаказанно разорять.

В ушах еще стоят звуки пятичасовой стрельбы. Столько времени потребовалось 20 литовским местным полицейским, чтобы убить несколько тысяч человек. Яму длиной 50, шириной 4 и глубиной 4 метра накануне почти сутки копали около 40 мужчин-евреев, которых пригнали сюда для этой работы. Перед тем как расстрелять людей, их заставили раздеться. Позже их одежду отдали местным жителям.

Этот ад открылся по всей Литве. Городки опустели, и Литва лишилась целого слоя общества, который соединял город с деревней. Евреи, которым в Европе запрещалось владеть землей, занимались тем, что разрешалось, и стали торговцами, трактирщиками, банкирами. Они обеспечивали гвоздями из города, селедкой из порта, кредитовали крупные покупки земледельцев.

Сейчас в Молетай около 6 тысяч жителей. Литовцы пьют кофе и едят пиццу в длинном здании из красных кирпичей, в нем до войны жили и торговали евреи. Только небольшая часть местных жителей присоединилась к шествию, большинство его участников были приезжие.

Жители Молетай, как и 75 лет назад, смотрели в окна или даже стоя у порога, поскольку сегодня это уже неопасно. Когда они сделают еще несколько шагов и присоединятся к реке памяти, которой текла процессия? Когда мы принесем к местам гибели евреев столько камней, что из них получатся высокие горы, только тогда, стоя на такой горе, мы сможем посмотреть назад в глубокую яму, где находились и где навеки осталась часть нас, которая была евреями.