Каролина Миллер — исполнительный директор фирмы Startup Sauna. Она родилась в Ленинграде, но большую часть своей жизни прожила в Хельсинки.

2011 год. Я принимаю участие в исследовании о притеснении при приеме на работу. Я и моя финская коллега получаем придуманные данные о себе, на основании которых мы ищем место работы, имея практически одинаковый опыт. Мой псевдоним — Федорова, а у моей коллеги — Виртанен. Разница во владении языком состоит в том, что я нарочно говорю с легким русским акцентом.

Результат исследования легко угадать. К русским в Финляндии во многом относятся предвзято, хотя мы владеем языком и частенько получали то же образование, что и финны. Федоровой и другим людям с русскими фамилиями, ищущим работу, приходится отправлять в два раза больше резюме, чем финнам.

Это какой-то идиотизм. Если бы ситуация и условия не были выдуманы, результат исследования был бы другим, потому что у меня нет акцента, а по моей фамилии невозможно определить, что я родилась в Советском Союзе.

1992 год, мне два года. Мы только что переехали в район Хельсинки Якомяки. В окно многоэтажного дома летит снежок. Второй. Третий. «Гребаные русские, убирайтесь обратно в свою гребаную Россию», — слышно со двора. Группа взрослых мужчин убегает, чтобы спрятаться за навесом.

По отцу мы — финны-ингерманландцы. Технически мы являемся финнами, проживающими за пределами Финляндии, другими словами, мы — репатрианты. Но в глазах финнов мы — чертовы русские. Многие репатрианты привезли с собой русских или эстонских супругов и детей. Финны-ингерманландцы во втором или третьем поколении редко говорят на финском как на родном языке. Мой отец понимает финский, но не говорит на нем, потому что провел большую часть жизни в Советском Союзе. Дома мы говорим по-русски.

Мы являемся частью волны беженцев, которая захлестнула Финляндию в 1990-х. Распался Советский Союз, разгоралась гражданская война в Сомали, начался раскол Югославии. Неожиданно нас стало много, и мы повсюду. Заголовки газет рисуют страшные картины: что будет с Финляндией?

Во дворе финские дети ведут себя агрессивно по отношению ко мне и моим русским приятелям. Их родители смотрят на это сквозь пальцы. Кризис 90-х загнал многих из них в ближайший кабак. Они не забывают регулярно напоминать нам, что в Финляндии нам места нет.

Контраст огромен, когда я сравниваю ситуацию с сегодняшним днем. Мои финские приятели с удовольствием представляют меня как русскую. Здорово, если у тебя есть друзья других национальностей.

Мне смело задают вопросы о России: «Там безопасно путешествовать? Могут ли там ограбить? Можно ли обойтись без знания русского языка? Не хочешь побыть моим гидом?» Я объясняю, что гулять по Москве не сложнее, чем по маленьким улочкам на юге Италии, где иногда приходится объясняться жестами, чтобы что-нибудь понять. Почему-то моего финского приятеля, живущего в Италии, никогда не просят быть гидом в Неаполе.

2012 год, автобус ползет в утренней пробке. Кто-то уставился в свой телефон, кто-то читает книгу. Мой сосед у окна, вероятно, хочет выйти, потому что он начинает суетиться. Я единственный финн в питерском автобусе, но чувствую себя так, словно я дома в Хельсинки.

Я прожила в Финляндии 20 лет и все время была русской. Теперь я переехала в Санкт-Петербург и испытываю на себе, как это — жить в России и быть финном.

Многие то и дело мчатся на скоростном поезде «Аллегро» в Хельсинки. По мнению русских, Финляндия — хорошая страна, где все устроено безупречно. Редко кто знакомится во время поездки с местными. Финны молчаливы, говорят мне коллеги. «У них не такая открытая душа, как у нас», — считает мой друг из Петербурга. Познакомившись, русские готовы сразу же говорить о своих чувствах и поведать историю всей своей жизни. С русским нелегко подружиться, но если это все-таки удастся, то у вас появится друг на всю жизнь.

Русские уважают умение финнов пить. Мой начальник постоянно вспоминает фильм «Особенности национальной охоты», где финн Райво (Raivo), в исполнении актера Вилле Хаапасало (Ville Haapasalo), в течение недели пьет с русскими водку.

И в России, и в Финляндии я — иностранка. Это очень странно. На мой взгляд, русские и финны очень похожи.

2017 год, я в командировке в России. В баре кто-то узнает, что я из Финляндии. Ему интересно: «Что на Западе о нас говорят? Мы действительно, по вашему мнению, ужасно плохие?»

Многие русские считают Финляндию другом России. Это впечатление поддерживают российские СМИ, которые часто изображают Финляндию в качестве противника санкций. Многие русские удивляются, почему Запад так ненавидит Путина, хотя он, по их мнению, только улучшает жизнь граждан. На их взгляд, многие европейцы даже не понимают, какой была жизнь во времена Ельцина.

В России есть анекдот, в котором рассказывается о том, как алкоголики и порядочные родители растят своих детей. Дети алкоголиков делают все, что им захочется, а дети порядочных родителей вырастают достойными гражданами, но у них нет свобод. Алкоголики — это Ельцин, а порядочные родители — Путин.

Я работаю с предпринимателями, многие из которых являются специалистами в области информационных технологий. Когда речь идет о мировых рынках, не имеет значения, финн ты или русский.

Было бы замечательно, если бы все финны смогли побывать за восточной границей. Думаю, если бы национальность не была для нас так важна, от этого выиграли бы и финны, и русские. Российские предприниматели ценят Финляндию как хорошего партнера.

На русских предпринимателей производит большое впечатление финская честность и разумная организация. Все действуют в рамках закона, хотя налоги очень высокие. И все же многие чувствуют, что Финляндия повернулась к ним спиной. Налоговый рай без знания финского невозможен, а над финским гостеприимством — или, как говорят русские, широкой душой — еще надо поработать.

Друзьям, которые любят Россию, я всегда говорю одно и то же: ничего не работает, но все получается. Хотя государства и системы у нас разные, люди — одинаковые.

Было бы здорово, если бы все до единого финна побывали за восточной границей и убедились в этом сами. Без гида.