В девяностые годы сотни тысяч поздних переселенцев прибыли в Германию, родину своих предков (поздними переселенцами в ФРГ считаются лица немецкой национальности, покинувшие республики бывшего СССР после 31 декабря 1992 года и прибывшие в Германию на постоянное место жительства, — прим. перев.). Многие только там поняли, что они, оказывается, еще и русские. Эта рассказ о людях, которым пришлось переосмыслить понятие «родина».

Вечеринки, о которых можно узнать на сайте resound.de, объединяют две вещи. Во-первых, там все говорят по-русски. Во-вторых, самый распространенный вопрос, который можно там услышать: «А как ты сюда приехал?» Этот вопрос — не просто одна из ничего не значащих фраз, которые слегка подвыпившие люди шепчут друг другу в ухо, чтобы завязать разговор. Вопрос совершенно не тривиален, потому что спрашивающий хочет узнать, из какой страны ты прибыл в Германию, сколько тебе лет и как тебе живется после переселения? Людей на этих вечеринках объединяет одна судьба: они родились не в Германии, но живут тут постоянно и предпочитают говорить по-русски.

Их можно встретить и в Мюнхене, в одну их холодных пятничных ночей, в кабачке под называнием Mint Club. Женщина за кассой требует по-русски пять евро за вход. На танцплощадке из динамиков гремит какой-то русский шлягер или попса, как говорят здесь, делая ударение на букву «а». Игорь, мужчина лет сорока пяти, выглядит как клубная версия Владимира Путина: черная облегающая майка из синтетики, толстенная серебряная цепь на шее, намечающаяся лысина, сросшиеся брови. Он рассказывает, конечно, на чистом русском, что приехал в Германию 19-летним парнем. Как молодой украинец, он к тому времени уже отслужил в советской армии. «Все равно, кто мы — русские, украинцы или казахи, все мы советские», — считает он. А таких он понимает лучше других, потому что у них «есть общие темы для разговора». А вот с немцами он толком так и не подружился. Тогда что он тут делает? «Так я же немец», — отвечает Игорь.

Игорь — один их тех, кого исследователи миграции относят к поколению 1,5. Многие их них в качестве поздних переселенцев приехали в девяностые годы на постоянное место жительство в Германию из России или других бывших советских республик. Они были подростками — слишком юными, чтобы причислить себя к первому поколению переселенцев, и слишком взрослыми, чтобы попасть в группу второго поколения, то есть молодых людей, уже родившихся в Германии. Будучи подростками в возрасте от 13 до 19 лет, они оказались не только в одном из самых непростых периодов своей жизни, но и попали между двумя поколениями мигрантов, поэтому и 1,5.

«Национальность: немец» — так было написано в их советских паспортах

Эти люди приехали сюда навсегда. Потому что они немцы. Согласно параграфу 6 Федерального закона об изгнанных (Bundesvertriebenengesetz), их родители, а соответственно и они сами были признаны принадлежащими к немецкому народу. После того как Горбачев своей политикой гласности упростил порядок выезда из Советского Союза, еще большее число поздних переселенцев подало заявления о разрешении на въезд в ФРГ. Для сравнения: в течение 19 лет (с 1970 по 1989 год) около 233 тысяч переселенцев из СССР прибыли в Германию, а только в 1994 году их было 214 тысяч.

В период между 1990 и 1999 годом более 1,5 миллионов человек решили жить «как немцы среди немцев». Эти люди получили немецкого гражданство — что и понятно, ведь они же вернулись на свою родину, на немецкую землю. И это после почти 200 лет жизни в своеобразной эмиграции в царской России и Советском Союзе. Их история — это история возвращенцев.

В 1763 году царица Екатерина Великая, немка по национальности, управлявшая тогда Российской империей, способствовала переселению большого числа своих соотечественников в Россию. Царица обещала им землю, освобождение от налогов и защиту от религиозных преследований. Приехавшие в Россию немцы и их потомки столетиями жили относительно спокойно в немецкоговорящих деревенских анклавах на берегах Волги. Но потом началась Вторая мировая война и в Россию вторглись нацисты.

Русские стали рассматривать живущих в стране немцев как потенциальных шпионов и врагов народа и депортировали их в Сибирь и Среднюю Азию. Многие быль отправлены в трудовые лагеря. Большинство немцев только там научилось говорить по-русски. После войны русские немцы рассеялись по всему Советскому Союзу, одни остались в Сибири, другие отправились в Казахстан. Немцев обзывали фашистами и ненавидели, потом что они были немцами. Но их дети уже пошли в русские школы и университеты. В их советских паспортах в графе «национальность» было записано «немец или немка».

Поздние переселенцы до сих пор приезжают в Германию, каждый год чуть менее 10 тысяч человек. 2,4 миллионов русских немцев уже живут тут. Но к этой цифре нужно относиться с осторожностью, считает Яннис Панагиотидис (Jannis Panagiotidis), младший профессор кафедры русско-немецкой миграции и интеграции университета Оснабрюка. Дело в том, что дети русских мигрантов, рожденные в Германии, в данных Федерального статистического ведомства уже не учитываются. То есть, сведений о втором поколении русских немцев практически нет. А ведь культурные различия, ощущение сидения между двух стульев могут и у этой группы проявляться довольно сильно.

«Мы называем это чувство „двойное отчуждение", — говорит исследователь проблем миграции Панагиотидис. — Это когда ты не чувствуешь своей принадлежности ни к этой, ни к той стране». Но Панагиотидис знает также, насколько велик спектр судеб и биографий русских немцев в Германии. Когда люди стали сотнями тысяч приезжать в Германию, они были не совсем немцами и не совсем русскими.

В бывшем Советском Союзе они считались немцами. Переселение в Германию означало для многих из них решение жить в стране, в которой они больше не будут чужаками. Но вместо этого как раз в Германии они и стали русскими, олицетворявшими собой избитые стереотипы. Из-за того, что их стали рассматривать как чужаков и русских, у многих детей и подростков произошла своего рода русификация, как считает Панагиотидис. Этим, например, можно объяснить пристрастие некоторых молодых русских немцев к автомобилям BMW с низкой посадкой и с бело-сине-красными наклейками со словом «Россия» на кириллице.

«Я навсегда останусь русской», — говорит 41-летняя Светлана Юнгкинд. Она поняла, что никогда не станет просто немкой. Но это ее совершенно не расстраивает. Каждый год она организует в Ной-Ульме большие новогодние праздники на старорусский манер. Иногда она приглашает на них русских музыкантов и готовит с помощниками традиционными пельмени.

Но есть и такие люди, которые после депортаций во время Второй мировой войны, упорно держатся на немецкую самобытность. Такие, которые даже в девяностые годы с трудом говорили по-русски и сберегли немецкую культуру предков.

Интеграция русских немцев — это еще и история успеха

Одного из тех, кто в Ингольштадте уже много лет содействует сохранению культуры немцев из бывшего СССР, зовут Йоханнес Хёрнер (Johannes Hörner). Он — немец из Казахстана. Это он говорит не задумываясь. «Для меня всегда было ясно, кто я». Его родословная уходит корнями в XVII век, в Пфальц, откуда его предки уехали, последовав приглашению царицы Екатерины. А в 1987 году для него и семьи настало время возвращаться домой. «Мы хотели жить в стране, где нас не будут дискриминировать и где действительно наше место». Теперь Хёрнер — психотерапевт, работающий с детьми и подростками. В том числе и с русскими немцами, которых он знает лучше других. В одном он уверен: «Когда я знаю, кто я, я силен. Трудно, когда не чувствуешь, к какому из миров ты принадлежишь».

Социологическими методами это чувство проанализировать невозможно, говорит Панагиотидис, хотя поколение 1,5, его называют еще «привезенным поколением», является популярным объектом исследований ученых. Однако в своей работе они используют измеряемые критерии, такие как уровень преступности, число лиц, получивших дипломы о профессиональном образование или закончивших школу. Все это — обычные интеграционные индикаторы. Но как измерить ощущение родины? Может быть, оно вообще исчезает с годами?

Но несмотря ни на что, история русских немцев в Германии — это еще и история успешной интеграции, говорит Панагиотидис. Большинство из них после обучения на вспомогательных курсах получили профессии и сумели быстро встроиться в рынок труда. Многие, в особенности те, что приехали в Германию маленькими детьми, полностью ассимилировались. «В том, что все эти процессы были связаны с серьезными идентификационными кризисами, я сомневаюсь». Кризисов, может быть, и правда не было, но многоплановые эмоции наверняка имели место. А что, если возможно и то, и другое? Светлана Юнгкинд, например, говорит: «Мы взяли все самое лучшее из России и теперь пытаемся применять это лучшее здесь».

Прошло более 20 лет. Тогдашним пятнадцатилетним сегодня от 39 до 45 лет. Именно таков средний возраст посетителей клуба Mint Club, в котором этим вечером собрались мюнхенские русские. Интересно, что теперь не только русские немцы отплясывают под русские шлягеры, напоминающие им девяностые годы и молодость. Они составляют приблизительно треть посетителей, остальные — это эмигранты-евреи, как правило, с Украины, а также русские, которые эмигрировали по экономическим причинам. Ди-джей Иван, уроженец Барнаула, живущий в Мюнхене, кладет на диск проигрывателя пластинку украинской певицы Светланы Лободы. «Твои глаза чисты как небо!» — поет она, и все присутствующие от души ей громко подпевают.

Рядом с баром танцует небольшая компания молодых людей — они завсегдатаи русских вечеринок. Смеясь и перебивая друг друга, они рассказывают свои биографии. Среди них — парень, прибывший в Германию из Киева вместе с родителями в возрасте двух лет по линии еврейской иммиграции. Рядом с ним — молодой мужчина из Петербурга, приехавший два года назад в Мюнхен, чтобы в одном из здешних университетов изучать музыковедение. Тут и русский немец, эмигрировавший в Германию в 15 лет и обнаруживший, что в его классе все ученики говорят по-русски. А вот молодая украинка, приехавшая работать няней в немецкую семью и оставшаяся, чтобы продолжить образование.

Если бы в тот вечер в клуб Mint Club забрел какой-нибудь немец, то он не понял бы, чем эти молодые люди отличаются друг от друга. «Мы здесь все просто русские!» — объясняет бывшая няня, широким жестом указывая на присутствующих, как бы говоря: все мы сидим в одной лодке.