Когда юный Марк Цукерберг (Mark Zuckerberg) в 2004 году переехал в Пало-Алто, они с друзьями создали корпоративную протокультуру, которая продолжает определять дух компании и по сей день.
Всякий, кто видел кино «Социальная сеть», знает историю создания «Фейсбука». Это случилось в 2004 году в Гарварде, во время осеннего семестра. Однако при этом люди забывают, что компания пробыла в Кембридже всего несколько месяцев. Тогда она еще звалась TheFacebook.com, и была лишь копией «Френдстера» (Friendster), передовой по тем временам соцсети из Кремниевой долины — но в отличие от нее была рассчитана только на студентов.
Сайт-клон Марка Цукерберга приобрел невероятную популярность в студенческом городке, и они с одноклассниками решили после экзаменов двинуть в Кремниевую долину, чтобы дать своему проекту всенародную рекламу среди студентов других колледжей. В те времена вся интернет-движуха вертелась вокруг Кремниевой долины. Ну или, во всяком случае, все так думали.
В Кремниевой долине середины нулевых было принято считать, что золотая интернет-лихорадка, считай, уже окончена. Земли уже распределены, границы прочерчены, а сеть завоевана. Интернет-бум уже вообще три года как минул. Марку Цукербергу об этом сообщить никто не удосужился, потому что «Цук» в те времена еще был никем — просто амбициозный студент-подросток, сходящий с ума по компьютерам. В них он, может, и шарил, но в остальном был весьма неопытен. Пока он еще учился в Гарварде, кому-то даже пришлось ему объяснять, что сайты наподобие «Напстера» (Napster) — на самом деле, большой бизнес для больших корпораций.
Но Цукерберг схватывал на лету и тем историческим летом он повстречался с несколькими ключевыми игроками Кремниевой долины, которым впоследствии будет суждено круто изменить судьбу компании — а ведь она-то и компанией была лишь на бумаге. Чтобы узнать больше о неписаной истории этих критических месяцев 2004 и 2005 года, я пообщался со всеми ее участниками и другими инсайдерами, кто был в курсе дел. Как вы сами сейчас убедитесь, вышел портрет корпоративной протокультуры, которая продолжает определять облик «Фейсбука» и по сей день. Вообще, компания зародилась как шутка, своего рода антикорпорация, оправдание пивных забегов и соревнований по кодированию. На первой визитке Цукерберга вообще было написано «Я тут, блин, главный». Почин друзей был шуткой — но скоро стал делом серьезным.
Шон Паркер (со-основатель «Напстера» и первый президент «Фейсбука»): Эра доменов первого уровня закончилась примерно на «Напстере», потом все рухнуло, и началась эра соцсетей.
Стивен Джонсон (автор книг и культурный обозреватель): В те времена интернет по сути был развернутой литературной метафорой. Он состоял из «страниц» и гипертекстовых ссылок. Понятия «пользователя» отсутствовало как таковое. Его в эту метафору еще не включили.
Марк Пинкус (со-владелец фундаментального патента на социальные сети): Точкой отсчета в переходе к соцсетям я считаю именно «Напстер». Люди стали важнее страниц. Для меня это был переломный момент, потому что я осознал, что весь интернет может стать сетью равноправных пользователей. Мы можем выключить из цепи крупные корпорации и общаться напрямую.
Стивен Джонсон: Для меня все началось по-настоящему с блогов начала нулевых. Начали появляться авторские сайты, вращавшиеся вокруг частной точки зрения того или иного человека. Тогда люди стали задумываться, а нельзя ли организовать интернет по иному принципу? Типа «вот я доверяю этим пяти людям и хочу знать, что они думают по тому или иному вопросу». Первые блогеры и их читатели примерно так и рассуждали.
Эв Уильямс (основатель «Блоггера» (Blogger), «Твиттера» (Twitter) и «Медиума» (Medium)): Тогдашние блоги были напичканы ссылками, а писали, в основном, об интернете. Мы в интернете, пишем про интернет и ставим ссылки на интернет — правда, весело?
Стивен Джонсон: Одни голоса советчиков вы отсеивали, а к другим — прислушивались. Так, по сути, и появились персональные фильтры.
Марк Пинкус: В 2002 году мы с Ридом Хоффманом устроили мозговой штурм — а что если превратить интернет в некое подобие коктейль-вечеринки? Ну, такую, с которой уходишь, обзаведясь полезными контактами? А что такое полезные контакты? Это собеседование, работа, свидание, квартира, дома, мебель.
И тогда мы с Ридом подумали: такой «интернет людей» может оказаться даже полезнее «Гугла», потому что в таких сообществах все друг друга знают, случайных людей там нет, и поэтому вся информация скрупулезно проверяется и есть доверие. Соотношение сигнал/шум будет гораздо выше. Наш замысел мы назвали «Сеть 2.0», но о нем никто и слышать не хотел, потому что на дворе стоял апокалипсис потребительского интернета.
Шон Паркер: Где-то с 2000 по 2004 год, до того, как появился «Фейсбук», многим казалось, что все, что только можно было придумать в интернете, уже придумали. Дно было достигнуто где-то в 2002 году. Тогда же акционировался «ПэйПал» (PayPal), и это первое размещение акций от пользовательской компании. Наступил странный период, когда появилось всего с шесть, что ли, новых компаний. Одной из них была «Плаксо» (Plaxo). Это была своего рода первичная протосоцсеть. Такой нелепый гибрид, вроде рыбы с ногами.
Аарон Ситтиг (дизайнер-график, придумавший «лайки»): «Плаксо» — это связующее звено. Это была первая компания, которая закрепила невероятный взлет международным успехом. Благодаря ей мы и осознали феномен вирусного роста.
Шон Паркер: Самая важная работа во всей моей карьере была над алгоритмом для оптимизации вирусного успеха «Плаксо».
Аарон Ситтиг: Вирусный рост — это когда люди пользуются чем-то и попросту «заражают» других — вот и все. Причем они вовсе не прилагают к этому никаких усилий. Это естественный ход событий, они просто пользуются той или иной программой и тем самым доносят ее до других пользователей.
Шон Паркер: Первейшие протосоцсети вроде «Напстера» эволюционировали в «Плаксо», которая уже больше напоминала соцсеть в привычном понимании этого слова. Потом появились «ЛинкдИн» (LinkedIn), «МайСпейс» (MySpace) и «Френдстер», а затем уже полностью современные сети вроде «Фейсбука».
Эзра Каллахан (один из первых сотрудников «Фейсбука»): В начале 00-х «Френдстер» привлек массу народа, у них была разветвленная пользовательская база, и они ушли в отрыв.
Аарон Ситтиг: Развернулась своего рода гонка, и «Френдстер» вырвался далеко вперед. Казалось, что они изобрели соцсети как таковые и держались в лидерах, причем безоговорочно. Что произошло с ними дальше — непонятно, но сайт их работал все медленнее и медленнее, а потом и вовсе упал.
Эзра Каллахан: И так в лидеры вырвался «МайСпейс».
Эв Уильямс: «МайСпейс» тогда был дико популярен.
Шон Паркер: Сложное было время. На какой-то момент вперед вырвался «МайСпейс». «Френдстер» шел на убыль, «МайСпейс» набирал обороты.
Скотт Марлетт (программист, разработавший фото-тэги для «Фейсбука»): «МайСпейс» был на волне, но и у них настали проблемы роста.
Аарон Ситтиг: А потом, когда никто этого не ждал, в феврале 2004 появился «Фейсбук». Многие этого вообще не заметили.
Дастин Московитц (в прошлом правая рука Цукерберга): Тогда была одна проблема, которая сейчас попросту немыслима. Нельзя было просто вбить имя человека и найти его фотографии. В Гарвардской общаге тогда существовали «фейсбуки», поименные списки студентов с фото, частью в печатном виде, частью в интернете. Доступны они были для всех, кто живет в той или иной общаге. Мы решили запустить ее аналог, который и так и назвали — «Фейсбук».
Марк Цукерберг (основатель «Фейсбука» и нынешний директор): И всего за пару недель к нам записалось несколько тысяч человек. Нам тут же стали приходить просьбы от студентов других колледжей запустить у них такие же.
Эзра Каллахан: «Фейсбук» изначально появился в колледжах Лиги плюща — и вовсе не потому, что мы какие-то высокомерные снобы. Просто мы интуитивно полагали, что студенты из Лиги плюща скорее захотят дружить с себе подобными.
Аарон Ситтиг: Когда «Фейсбук» появился в Беркли, правила общения в корне поменялись. Когда я был студентом, единственный способ узнать о вечеринках был постоянно тусоваться и расспрашивать людей, что происходит. С приходом «Фейсбука» о событиях грядущего уик-энда стали приходить автоматические сообщения. Информация стала приезжать сама, на блюдечке с голубой каемочкой.
В марте 2004 года «Фейсбук» появился в общежитии Стэнфордского университета, в самом сердце Кремниевой долины.
Шон Паркер: Мои соседи из Портола-Вэлли все отправились в Стэнфорд.
Эзра Каллахан: Я закончил Стэндфорд в 2003, за год до этого, и мы с четырьмя друзьями сняли домик рядом с общагой. У нас оставалась одна свободная спальня, и мы устроили рассылку по спискам студентов, не хочет ли кто пожить с нами. Нам ответил один чувак по имени Шон Паркер. Скоро мы съехались, и тогда-то мы и узнали, что «Напстер», несмотря на свой культовый статус, оказывается, почти не приносит прибыли.
Шон Паркер: Я увидел, как подружка одного из соседей сидит в какой-то сети. Говорю: похоже, мол, на «Френдстер» или «МайСпейс». А она такая: «Ты чего, никто из колледжа не сидит в «МайСпейсе». С ним уже тогда было что-то не то.
Марк Цукерберг: «МайСпейс» отрядили чуть ли не треть своих сотрудников на мониторинг загружаемых картинок — следили, чтобы не было порнографии. К нам порнографию почти никогда не грузят — а все потому, что люди сидят под настоящими именами.
Адам Д'Анджело (одноклассник Цукерберга и соратник по хакерским денькам): Настоящие имена — это крайне важно.
Аарон Ситтиг: Мы установили такие правила с самого начала. Таков был главный принцип еще в «Уэлл» (Well) — отвечай за свои слова. Мы пошли еще дальше. У нас всегда можно отследить конкретные действия конкретного человека.
Стюарт Брэнд (основатель «Уэлл», первой популярной соцсети): Мы ведь тоже могли пойти по этому пути, но так и не решились. В этом и была наша ошибка.
Марк Цукерберг: Я считаю, мы нашли простое социальное решение сложной технической проблемы.
Эзра Каллахан: На этом этапе у нас был простой, ладно сбитый сайт. Простые формы, как и полагается пользовательским профилям.
Ручи Сангви (программист, создатель ленты новостей «Фейсбука»): Был лишь маленький аватар, пара разделов вроде «обо мне» или «мои друзья» и три-четыре ссылки.
Аарон Ситтиг: Меня по-настоящему впечатлил их продукт — чистая, целенаправленная работа. Большое внимание к мелочам: когда входишь в свой профиль, то сразу же понимаешь: это — ты. В те времена еще не все представляли себе, какой должна быть социальная сеть. А у них был по-настоящему взрослый, отточенный продукт, обычно такой получается лишь спустя несколько лет использования и ряда доработок.
Шон Паркер: Как только я это увидел, сразу же накатал в «Фейсбук» письмо. Так, мол, и так, работал, мол, во «Френдстере», хочу с вами встретиться, может, найдем, что обсудить. Встретиться договорились в Нью-Йорке — почему там, сам не знаю — и мы с Марком сразу же разговорились о дизайне, чего, на мой взгляд, не хватает.
Аарон Ситтиг: Звонит мне Шон Паркер и говорит: «Слушай, я тут в Нью-Йорке. Только что говорил с неким Марком Цукербергом, это тот, что делает „Фейсбук", очень толковый парнишка. Вот они собираются запустить одну фишку, она всех поставит на уши. А что это за фишка, он мне так и не сказал, и я с ума схожу. Все ломаю голову и никак не въеду. Может, ты знаешь? Как думаешь, что это может быть?». Мы какое-то время проболтали, но так и не догадались, что они там затеяли за прорыв такой. И от этого распалились еще больше.
Через два месяца после встречи с Шоном Паркером Марк Цукерберг переехал в Кремниевую долину. Он намеревался превратить свой студенческий проект в настоящий бизнес. Сопровождал его со-основатель и советник Дастин Московитц и пара практикантов.
Марк Цукерберг: Город Пало-Алто считался тем таинственным местом, откуда появляются все технические новинки. Ну, я и подумал, надо бы поглядеть, что там да как.
Ручи Сангви: Я очень удивился, когда услышал, что «Фейсбук» переехал в район Сан-Франциско. Я-то думал, они все еще в Гарварде, рыщут по общагам.
Эзра Каллахан: Лето 2004-го оказалось богато на эпохальные события. Взять, хотя бы, ту легендарную историю, как Шон сперва познакомился с создателями «Фейсбука», а через несколько месяцев напоролся на них на улице, но уже на Западном побережье. А ведь всего за неделю до этого мы съехали из дома, где жили все вместе. И Шон кантовался у родителей своей подружки.
Шон Паркер: Иду я как-то по улице, а навстречу мне группа ребят. Знаете, все такие в балахонах, похожи на школьников, которые накурятся и давай искать приключений. Вдруг слышу мое имя. Думаю: «не может быть, это случайность». А потом слышу еще раз: «Шон, а ты как здесь оказался?».
У меня, наверное, полминуты ушло, чтобы понять, что к чему. Это Марк, Дастин и еще пара ребят. Ну я такой: «А вы что здесь делаете?». А они такое: «Да мы тут живем». А я такой: «Вот странно, и я тут живу». Было немного нелепо.
Аарон Ситтиг: Звонит мне Шон и говорит: «Слышь, ты не поверишь, что сейчас произошло». Говорит, мне обязательно надо с ними познакомиться. Бросай, говорит, все и приезжай.
Шон Паркер: Что произошло дальше, я и сам не понял. Могу только сказать, что я стал частенько заглядывать к ним на огонек. Хотя до этого мы были едва знакомы.
Аарон Ситтиг: Я приехал к ним и поразился их целеустремленности. Иногда они отправлялись расслабиться — каждый по своему — но большей частью просто сидели на кухне и корпели над своими ноутбуками. Я к ним захаживал пару раз в неделю — и всякий раз я обнаруживал их за работой. Они непрерывно вкалывали, чтобы компания росла.
Марк либо работал, чтобы сделать продукт лучше, либо отдыхал, чтобы накопить сил и пахать по новой. Вот и все. Они и из дома-то не выходили, разве что в кино.
Эзра Каллахан: Поначалу атмосфера была очень свободная. Больше похоже было на курсовую работу, которая вышла из под контроля и стала бизнес-проектом. Представьте, если бы студенты-первокурсники из общаги открыли свое дело. Примерно так оно и выглядело.
Марк Цукерберг: Когда толпа парней снимает целый дом, все делают, что хотят, просыпаются, когда вздумается, никто не ходит ни в какой офис, а людей нанимают, просто позвав их на вечеринку, чтобы вместе потусоваться и покурить — это уже не обычная компания.
Эзра Каллахан: Офис располагался прямо в гостиной. Там стояла куча мониторов и серверов, а кругом были белые доски под маркеры.
В то время Марк Цукерберг буквально помешался на обмене файлами. Его грандиозный замысел того лета был воскресить «Напстер». Предполагалось, что «Напстер» возродится, но уже как опция внутри «Фейсбука». Как назывался его коронный проект? Вайерхог (Wirehog).
Аарон Ситтиг: Вайерхог и был той секретной фишкой, которая, как предполагал Марк, перевернет весь мир. Марк убедил себя, что «Фейсбук» станет невероятно популярным и обязательно зацепится в университетской среде, если добавить в него возможность меняться файлами — главным образом, музыкой.
Марк Пинкус: Они встроили такую маленькую фигню типа «Напстера» — там показывалось, у кого какая музыка хранится на компьютере.
Эзра Каллахан: И это в то самое время, когда «Напстер» окончательно прикрыли решением суда, а шоу-бизнес судился с простыми пользователями, которые делились файлами. Эра Дикого запада подходила к концу.
Аарон Ситтиг: Не забывайте, что в тогдашнем «Фейсбуке» даже фотографиями делиться было нельзя. Предполагалось, что через Вайерхог фотофайлы увидят другие пользователи. У каждого будет типа ящичек, куда будут складываться файлы, доступные другим пользователям. Это может быть музыка, видео или просто фотографии из отпуска.
Эзра Каллахан: В общем и целом, получался обычный файлообменный сервис. Когда я пришел в «Фейсбук», все уже пришли к мнению, что если не изобрести никак новых фишек, Вайерхог окажется обузой. «Если нас все равно рано или поздно засудят, то какой в этом смысл?» — примерно так все и размышляли.
Марк Пинкус: Я еще подумал, неужто Шон захочет опять связываться с музыкой?
Аарон Ситтиг: Как я понял, юристы объяснили, что это плохая идея. Поэтому работу над Вайерхог быстренько свернули, как только на «Фейсбук» хлынули новые пользователи.
Эзра Каллахан: Спрос был просто невероятный. Пусть охват был всего несколько сот колледжей, но студенты по всей стране уже обо всем прослышали. Статистика была просто офигенная. На белых досках писались лишь названия колледжей, где мы запустимся дальше. Проблема была лишь одна: как справиться с таким диким ростом?
Аарон Ситтиг: Как только «Фейсбук» приходил в тот или иной колледж, через день пользователями становилось до 70% студентов. Ни одна компания не росла с такой скоростью.
Эзра Каллахан: Успех был вовсе не гарантирован, но скоро стало ясно, что дело пошло на лад. Дастин заговорил, что мы сделаем миллиарды. У них с самого начала были амбиции. Им было всего по 19, но дерзости у них было не занимать.
Марк Цукерберг: Как-то раз мы сидели и обсуждали: что, пойдем учиться дальше? И тут же решили — «не-а».
Эзра Каллахан: Поразительная запальчивость.
Дэвид Чоу (известный художник, рисовальщик граффити): И вот Шон, этот щуплый ботаник заявляет: «Я добуду „Фейсбуку" кучу денег. Эти придурки охренеют». Я такой: «Ну и как ты собираешься это сделать?». И тут он превратился в этакого альфа-самца. Сделал себе моднючий причесон, стал каждый день ходить в качалку, загорел, купил стильный пиджак. И вот он уже ходит по деловым встречам — и зарабатывает кучу денег!
Марк Пинкус: На дворе сентябрь или октябрь 2004-го, я сижу в офисе «Трайб» (Tribe), бывшем фабричном помещении в Потреро-Хилл. «Трайб» был неким гибридом «Френдстера» с «Крэйглистом» (Craiglist). Шон говорит, что сейчас приведет в конференц-зал чувака с «Фейсбука». И вот он вводит «Цука». На том спортивные штаны и шлепанцы. Совсем пацан. Садится с ногами на стол, а Шон принимается объяснять, чего «Фейсбук» собирается добиться и как. Я выпал в осадок.
Я повязан с «Трайб», дела у нас идут ни шатко, ни валко, мы зашли в тупик и попусту ломаем голову, что нам делать дальше, а тут приходит этот парнишка, у него прекрасные идеи, и все просто взлетает! Я прямо обалдел, как многого он уже добился, даже злоба немного взяла: они сделали то же самое, что и мы — только проще, быстрее и меньшими силами. Помню, как Шон уселся за компьютер в моем офисе, открыл «Фейсбук» и стал мне показывать. Я такого раньше не видел — это же только для студентов штука — и просто одурел.
Люди сами оставляют номера телефонов, домашние адреса и прочие данные — глазам своим не верю. Вот это доверие! Потом Шон привел первые инвестиции. Кажется, он убедил взять 500 тысяч долларов от Питера Тила и по 38 тысяч от меня с Ридом Хоффманом. Кроме нас тогда соцсетями никто, считай, и не занимался. Это был своего рода тесный клуб только для своих.
Эзра Каллахан: К декабрю атмосфера стала не то чтобы более профессиональной, но все ребята, с которыми тусовались Марк и Дастин разъехались — кто вернулся в универ, кто обратно на Восточное побережье, кто просто укатил в Стэнфорд — и работа пошла по серьезу. Они вкалывали гораздо больше, чем тем первым летом. В офис мы переехали лишь к февралю 2005. И вот мы подписываем договор об аренде, а Шон такой заявляет: «Чуваки! Я тут знаю одного уличного художника. Давайте его позовем, и он нам тут все распишет».
Дэвид Чоу: Я такой: «за целое здание тебе придется выложить штук 60». А Шон такой: «Тебе наличными или ценными бумагами?».
Эзра Каллахан: И он заплатил Дэвиду Чоу акциями «Фейсбука».
Дэвид Чоу: Мне на это было положить, я про этот «Фейсбук» даже не слышал — там ведь для регистрации требовался университетский адрес электронной почты. Но я азартный человек, понимаете? И я верил в Шона. И поэтому решил: «Этот парень что-то знает, поставлю-ка на него».
Эзра Каллахан: Вот мы въезжаем, и первой нашей реакцией было: «Срань господня, как можно было так уделать офис?». Контора на втором этаже, поднимаешься по лестнице, и первое, что видишь — это гигантская трехметровая женщина с огромной грудью, в костюме а-ля «Сумасшедший Макс» и верхом на бульдоге.
Просто жуть, никуда не годится. «Блин, Шон! Какого черта?». Это ведь не потому, что так было принято и мы все согласились. Это просто Шон так решил, и тем самым задал тон нам всем. Вот заходите вы в офис, а вас приветствует грудастая баба-воин верхом на бульдоге — мол, готовьтесь, это еще цветочки.
Ручи Сангви: Ну да, граффити были малость похабные, но такого ни у кого не было, рисунки были как живые, они дышали. Их энергию, казалось, можно потрогать.
Кэти Джемайндер (проект-менеджер на заре «Фейсбука»): Мне понравилось, но там был явный сексуальный подтекст. Лично мне было все равно, но другие могли оскорбиться, и, помнится, от самых провокационных сцен мы все же избавились.
Эзра Каллахан: В женском туалете была откровенная лесбийская сцена — две женщины обнимаются, их тела переплетены. Кажется, нарисовал их не Дэвид Чоу, а подружка Шона. Ничего такого, но в любом случае это гораздо пикантнее того, что обычно видишь в офисных туалетах. Впрочем, продержалась эта картина лишь пару недель.
Макс Келли (первый сотрудник «Фейсбука» по кибербезопасности): Еще там была картинка с постельной сценой, где-то 10 на 10 сантиметров. Кто-то из службы работы с клиентами пожаловался на ее сексуальный характер, хотя, как по мне, непонятно, чего тут жаловаться, когда каждый день видишь и не такое. Кончилось все тем, что я отправился в ближайший магазин с канцелярскими принадлежностями, купил золотой маркер и все закрасил — вместо постельной сцены получилась просто абстракция.
Джефф Ротшильд (бывший, инвестор, ставший сотрудником «Фейсбука»): Было диковато, но по-своему клево. Атмосфера больше напоминала общагу или студенческий клуб, чем нормальную компанию.
Кэти Джемайндер: По углам валялись одеяла. Кругом были приставки с видеоиграми, наборы «Лего» и пластмассовые пушки. В общем, полный бардак.
Джефф Ротшильд: Была приставка «Плейстейшен». Стояли старые диваны. По всему было ясно, что здесь ночуют.
Карел Балун (один из первых программистов «Фейсбука»): Я регулярно оставался там на ночь, два-три раза в неделю. Как-то раз я даже получил шуточный приз за то, что чаще всех дрыхну на работе.
Джефф Ротшильд: Там имелся бар, целый шкаф с выпивкой, и после долгого рабочего дня народ вовсю зашибал.
Эзра Каллахан: Квасили там будь здоров. Иной раз приходишь утром, а кругом навалены пивные банки и прочий хлам — и воняет выдохшимся пивом.
Ручи Сангви: Была целая бочка с пивом. При ней была камера, она автоматически снимала всех, кто к ней прикладывался и постила фото с комментарием «а такой-то хлещет пиво». На бочку был оформлен патент.
Эзра Каллахан: Когда мы только переехали, с входной дверью был странный прикол, мы его долго не могли понять — она сама открывалась каждый день в девять часов утра. И я каждое утро вставал и тащился в офис к девяти, чтобы никто к нам не вломился и ничего не спер. Вообще до полудня в конторе никто не показывался. Все «фейсбучники» вели ночной образ жизни.
Кэти Джемайндер: Пацаны — а многие, правда, были еще дети — приходили на службу часов в 11 или 12.
Ручи Сангви: Иногда я приходил в контору в пижаме, и всем было нормально. Казалось, что это просто продолжение колледжа. Мы все думали примерно так же. Работа была высший класс, безумно интересно. Даже на службу не похоже — все время весело.
Эзра Каллахан: Все тусовались, пьянствовали и даже заводили служебные романы.
Ручи Сангви: Свою вторую половину многие из нас нашли, пока работали в «Фейсбуке». В итоге все переженились. Теперь у всех пошли дети.
Кэти Джемайндер: Если поглядеть на взрослых, кто начинал на «Фейсбуке» — ну, типа, те, кому за тридцать и кто был женат или замужем — гарантирую, что процентов 75 из них развелись.
Макс Келли: А еще знаменательным событием был обед. Еду нам поставляла одна ненормальная контора, и никто не знал, что за хреновня появится в еде в следующий раз. Как-то раз принесли рыбу с червяками. Ерунда какая-то. Обычно я работал часов до трех, а потом просто курсировал по конторе, загадывая, что будет сегодня вечером. Кто еще чего отколет? Какие последние слухи? Что за дела?
Продолжение следует.
