На прошлой неделе 16-летний подросток угрожал пистолетом учительнице, чтобы заставить ее отметить его присутствие в журнале. Он был задержан и против него выдвинуты обвинения в нападении при отягчающих обстоятельствах. После этой трагедии правительство объявило о принятии мер против насилия в отношении преподавателей.
«Атлантико»: Насилие учеников по отношению друг к другу, агрессия в отношении преподавателей… Школа все больше превращается в место для достаточно серьезных выходок. Правительство принимает все новые планы, однако они не дают заметных результатов. Более того, ситуация, судя по всему, лишь обостряется. Это действительно так? Почему с этой агрессией так сложно справиться?
Жан-Луи Одюк: Подростки, особенно мальчики, демонстрируют все более агрессивное поведение, причем не только во Франции, а во всех развитых странах. Об этом свидетельствует поведение футбольных болельщиков, потасовки между районными бандами, войны дилеров… Школа не остается в стороне от этой агрессии, которая существовала всегда, но сейчас обостряется. Сегодня в драках в ход идут ножи, арматура и револьверы…
Ни одной из развитых стране не удалось защитить школу от молодежного насилия, как мы это видим каждый год в США, Великобритании, Финляндии, Крыму…
Пьер Дюрио: По факту, насилие растет из года в год. Новость о том, что молодой человек угрожал учительнице оружием, чтобы та отметила его в журнале, облетела все СМИ из-за выложенного видео, но для нас это обычное дело. В моей небольшой префектуре ученики подходят группами к учителям и пытаются запугать их, чтобы они исправили их оценки. Насилие в школах существует не только в Сен-Дени, оно повсюду.
Справиться с этим насилием сложно, поскольку существует большое число параметров, которые необходимо принять во внимание, огромное множество возможных ответов. В целом, главная проблема — это воспитание детей. В последние годы считается нормой потакать их капризам и позволять им говорить то, что им хочется, не противореча им. Однако с течением лет капризы четырехлетнего ребенка могут превратиться в насилие, если перед ним не поставить рамки.
Авторитет рассматривается как препятствие на пути психологического развития ребенка.
В школе существует точно такая же проблема. Вместо того чтобы действовать, школа находит объяснения для агрессии ребенка, понимает эту агрессию и в некотором роде оправдывает ее. Столкнувшись с агрессивным учеником, преподаватели могут лишь организовывать встречи с родителями, психологами, профессорами… Никакого наказания нет: цель — убедить родителей приложить больше усилий, а ребенка убедить взять себя в руки. Если же тот не хочет, школе остается только приспосабливаться.
У нее нет никакого рычага, чтобы призвать учеников к дисциплине, ни одного средства принуждения. Дисциплина стала считаться чем-то неприемлемым, что кажется проявлением ультралевой идеологии, которая стремится понять, а не действовать.
Жан-Поль Бригелли: Прежде всего, это связано с тем, что она приносится извне. Насилие активнее всего развивается в пригородах. Складывается впечатление, что у нас все пустили на самотек, с радостью заперев эти выходки в пределах гетто на окраине больших городов. 15-летний подросток (как в нашем случае) имеет при себе оружие (пусть и не настоящее), принадлежит к банде или же пытается вступить в нее. За бандой же скрывается все, что вы можете с легкостью себе представить: наркоторговля, насилие, проституция и т.д.
Я прекрасно понимаю, что ответственность лежит и на их родителях. Как бы то ни было, родителям (особенно в неполных семьях) слишком часто не удается контролировать детей.
— Что вызывает этот всплеск насилия? Какие коллективные уступки привели к этому? Можно ли считать это признаком отказа от авторитета — как со стороны родителей и преподавателей, у которых больше не получается заставить прислушаться к себе, так и не уважающей их молодежи?
Ж.Л.О: Латентная подростковая агрессия существовала всегда, но последние лет 20 у нас отказываются принимать ее во внимание и заставлять молодежь работать над границами, необходимыми для жизни в обществе.
Понятие «нулевого риска» и своеобразная стерилизация перемен ведут к тому, что сейчас становится все труднее организовывать внешкольную деятельность вроде прогулок, велопоездок, купания и походов на природу. Все это создавало условия для возникновения рисков, поиска сильных ощущений и определения границ, которые нельзя переступать.
Из-за нескольких раскрученных в СМИ происшествий у нас отказались работать над контролем подростковой энергии. Тем самым мы мешаем подростку подготовиться к тому, чтобы взять на себя ответственность, стать независимым. Карикатурным отражением этой тенденции может служить стремление Французской федерации регби запретить определенные приемы в матчах несовершеннолетних…
При этом нужно понимать, что стерилизация всего, что может позволить подростку направить его энергию, означает, что он должен контролировать себя сам, но зачастую вообще себя не контролирует. В результате мы подталкиваем его к поиску острых ощущений в наркотиках, различного рода выходках и т.д.
Кстати говоря, исследование об опасных играх среди учеников показало, что чем жестче контролируется их поведение во время перемен (запрет играть с мячом, бегать и прыгать…), тем больше риск экстремального поведения.
П.Д.: Наказание оказалось под запретом. Причем, этот запрет был принят всеми. Как я уже говорил, здесь все предельно прозрачно: когда ребенок еще маленький, родители потакают всем его капризам. Они говорят себе, что в этом нет ничего страшного, и что с возрастом он всему научится. Но это не так. В результате с течением лет проблема становится только серьезнее.
Школа в свою очередь пытается понять, находит оправдания и ничего не делает. Наказание было запрещено, и при возникновении происшествия реакция администрации всегда заключается в том, чтобы свалить вину на преподавателя. Сначала ему заявляют, что ребенок реагирует таким образом, потому что он плохо проводит уроки, а если проблема обостряется, от него требуют молча страдать. То есть мы видим здесь и самоустранение администрации.
К тому же стоит отметить, что эта проблема касается не только школы. С начала и до конца молодежь представляется своеобразной священной коровой. Когда студенты устраивают демонстрации на улицах и крушат все вокруг, полиция особенно на это не реагирует, практически пускает все на самотек. Молодежь пользуется почти безграничным пониманием, хотя нужно было бы с самого начала установить дисциплину с возможностью наказания.
Ж.П.Б.: Каждый год насчитывается порядка 6 тысяч сообщений об инцидентах. В большинстве случаев все, по счастью, ограничивается словами, однако это все равно недопустимо. К тому же, они по большей части касаются начальной школы и исходят от родителей. Пока не будут приняты серьезные меры… Причем, наказание необязательно должно быть юридическим: почему бы, например, не принять решение о незамедлительной отмене стипендии в случае агрессии? Или о лишении школьных пособий? Хотя насилие не всегда исходит от бедных семей, перспектива финансовых карательных мер зачастую может быть весьма эффективной.
— Эта ситуация стала результатом политики, которая поддерживала у определенных групп населения логику жертвенничества? Не уделяем ли мы больше внимания личной ответственности?
Ж.Л.О.: Мне кажется, что пора покончить со стерилизацией спортивной и внешкольной деятельности, так как это способствует безответственности подростков и их окружения.
Отсутствие мест и возможностей для выхода подростковой энергии и порывов может привести ребят к тому, чтобы искать другие пути.
П.Д.: Подавляющее большинство учителей панически боятся того, что их могут назвать исламофобами или расистами. Сейчас в школе люди просто запрограммированы ощущать себя расистами при малейшей шутке над черным или арабом.
У всего этого есть два страшных последствия. Во-первых, это поддерживает «статус жертвы» меньшинств. Во-вторых, не применять к ним те же самые законы — значит признавать их знаковость. Эта позитивная дискриминация и толерантность обрекают их на невозможность стать обычными гражданами, поскольку их не отхватывают те же законы.
Мы придерживаемся почти постколониальной логики и находим оправдания для меньшинств под предлогом, что они не могут следовать тем же правилам. Но это неприемлемо. Нужно было с самого начала считать их нормальными гражданами, а не защищать их под предлогом цвета кожи или происхождения.
Сейчас же встает следующая проблема: этот ген укоренился среди указанных групп населения, и стало непонятно, как от него избавляться. Возьмите хотя бы парня из видео: он сам пошел в полицию и заявил, что наставил оружие на учительницу «шутки ради».
Ж.П.Б.: Нынешняя индивидуалистическая мораль (все ради меня), безусловно, ведет к отклонениям в поведении. Кроме того, вы правы: целые группы населения, чьи далекие предки, возможно, на самом деле были жертвами дискриминации из-за колонизации, сейчас разыгрывают из себя жертв и считают себя вправе ответить на насилие в их отношении.., которое было три века назад. Причем это происходит при поддержке ряда прекраснодушных личностей, которые при этом не хотят записывать своих детей в проблемные школы. Нужно призвать людей к ответственности, объяснить, что между ними нет отличий, и что каждый должен в равной степени нести ответственность за свое поведение.
— Возвращаясь к объявленному правительством плану, хотя его наполнение все еще неизвестно, при каких условиях он может сработать?
Ж.Л.О: Как мне кажется, нужно выделить несколько типов насилия в школе:
— Насилие в классе. Учителя должны немедленно сообщать о таких случаях, даже если они «незначительные». Преподаватель должен немедленно реагировать на них, чтобы ученик понял, что переступил черту. Такая агрессия может быть как вербальной, так и физической. Слово может травмировать не меньше кулака…
— Насилие в учреждении, в коридорах, во дворе, у входа… Для этого необходимо должным образом готовить персонал.
— Привнесенное извне насилие, которое, например, может быть связано с соперничеством банд или дилеров.
— Насилие неподалеку от школы.
В двух последних случаях, как мне кажется, требуется территориальный план борьбы с насилием среди молодежи, который должен охватывать муниципалитеты, социальные службы, спортивные ассоциации, полицию, жандармерию и т.д. Школа не может остаться в одиночестве в обстановке подъема насилия. Вопрос нужно рассматривать в территориальном ключе. Если 13-летний подросток гибнет в потасовке, это касается не только его школы, но и территории, на которой все произошло.
П.Д.: Существует множество планов. Такое ощущение, что у нас ведется постоянное планирование. При этом ничего не работает, потому что мы не меняем менталитет, а сохраняем старую политику, уважение к культурам и страх быть названным исламофобом.
Чтобы улучшить ситуацию, нужно отказаться от извинений и принятия жертвенничества, найти смелость для применения ко всем одинаковых законов.
Ж.П.Б.: Взять хотя бы мобильные телефоны: происшествие было заснято и сразу же выложено в сеть, что уже является нарушением. Зачем ограничивать запрет начальной и средней школой? Почему не распространить его на старшие классы? Тем, кто принял постановление, не сложно добиться его применения.
Что касается запрета оружия… Сейчас чудовищный рост случаев касается не огнестрельного, а холодного оружия. И мне не кажется, что металлоискатели смогут решить проблему (хотя такой эксперимент в Нью-Йорке дал определенные результаты). Нужно принимать превентивные меры и бороться с бандами, хотя это, скорее, проблема Министерства внутренних дел, а не Министерства образования.
Жан-Луи Одюк (Jean-Louis Auduc) — преподаватель истории, специалист по системе образования и насилию в школе
Пьер Дюрио (Pierre Duriot) — преподаватель, специалист по проблемам воспитания детей
Жан-Поль Бригелли (Jean-Paul Brighelli) — преподаватель литературы и публицист
