Сегодня исполняется 300 лет со дня смерти Карла XII. Хотя этот юбилей и всколыхнул целую волну публикаций о короле и его эпохе, большая часть из них попросту приурочена к дате и пристального внимания вряд ли заслуживает. Поэтому для большинства шведов годовщина, скорее всего, пройдет незамеченной. Однако дата 30 ноября с некоторых пор окрашена в националистические и шовинистические тона, хотя правые марши — равно как и демонстрации протеста против них — явно пошли на убыль по сравнению с 1980-ми и 1990-ми, когда в Стогкольме и Лунде этот день нередко становилось жарко.  

Я — историк, специализирующийся на каролинской эпохе (в шведской истории период с 1654 по 1718, отмеченный правлением Карла X, XI и XII, прим. перев.), и меня часто спрашивают — в том числе и коллеги по цеху — почему именно Карлу XII выпала роль кумира праворадикалов. Это резонный вопрос, хотя я и не могу сказать, что мне нравится на него отвечать — по двум причинам. Во-первых, потому что это подразумевает некую связь между интересом к Карлу XII и его эпохе и крайним национализмом, тем самым ставится немой вопрос о моей собственной политической принадлежности. Во-вторых, это затрудняет строго научный, исторический подход к Карлу XII. Одно лишь упоминание его фигуры и наследия может пустить под откос любой разговор — повод найдется — и многие историки и деятели культуры этой темы, к несчастью, избегают от греха подальше.    

Однако никаких самоочевидных на то причин нет. Сейчас большинство вполне отдает себе отчет, что национальная история — это идеологическое построение, зиждящееся в том числе на иррациональных представлениях, переменчивых предпосылках и случайных событиях. И в этой связи наглядным примером послужат отмечание 30 ноября и поклонение Карлу XII, у которых есть своя история, да притом прелюбопытная.

Обычай широко отмечать кончину существовал еще в рыцарских ложах 18-го века. Традицию поминальных банкетов впоследствии перенял Гётский союз (национально-романтическое движение, получившее название по древнему скандинавскому племени гётов, не путать с готами и гаутами, прим. перев.), чьи члены в память о павших героев поднимали рога с пенным медом. Примечательно, что через полтора века отмечать 30 ноября повадились уже общества трезвости — в знак того, что сам Карл XII, по слухам, был великий трезвенник и «пил лишь одну воду, а вино презирал».

К регулярным мероприятиям в честь Карла XII первыми пришли студенты. Во время факельных шествий в осенней мгле они хором распевали печальные вирши Эрика Густава Гейера «Прочь, бренные мысли» и бравурные стихи Эсайяса Тегнéра «Конунг Карл, юный герой». Обе оды написаны к столетнему юбилею гибели в 1818 году. Первое же шествие состоялось в 1853 году в Лунде: студенты прошли маршем к памятнику Тегнеру и с песнями и криками «ура» возложили венки под патриотические речи.    

Эта традиция, вдохновленная немецким поминальным обрядом, неожиданно перекинулась на другие университеты. 30 ноября отмечалось все шире — с застольем и возвышенными праздничными речами. Нередко память Карла XII приурочивалась к текущим политическим событиям. Так, панскандинависты (общественное движение, добивавшееся политического, экономического и культурного объединения скандинавских стран, прим. перев.) в 50-х годах 19-го века утверждали, что Карл XII был — как и они сами — одержим воссозданием союза между Данией и Объединенным королевством Швеции и Норвегии.

Патриотизм этих сборищ не имел шовинистических черт и был далек от идеализации Карла XII. Разумеется, короля восхваляли как героя нации и превозносили за «былинное мужество и несгибаемую силу», но при этом признавали, что это был безжалостный деспот, истощивший страну своими бесконечными воинскими походами. На этих церемониях царило поклонение, смешанное с благоговейным размышлением. В образе короля виделся как «образец для подражания», так и «предостережение потомкам», как отметил в своей речи в Гётеборге историк Отто Шёгрен.

Любопытно здесь то, что тогдашний интерес к фигуре Карла XII вращался вокруг идей и риторики, которую мы, с современных позиций, не задумываюсь, отнесем к лево-либеральным. Хвалу монарху возносили такие свободолюбцы и вольнодумцы как Август Бланш (писатель, драматург и государственный деятель 19-го века) и Август Сульман (журналист, издатель, рисовальщик и политик, прим. перев.). В Карле XII они видели защитника малых народов и поборника их свободы и прав на самоопределение. Войны Карла XII — в том числе и против России — считались образчиком антиимпериализма и раскрепощения. Так, на церемонии 1859 года портрет Карла XII был обрамлен не только шведскими, но и финскими, итальянскими, польскими и венгерскими флагами.    

С таким же посылом возвели и статую Карла XII в Королевском саду в Стокгольме — ее торжественно открыли на 150-летнюю годовщину в 1868 году. Памятник построили на народные деньги — причем щедро жертвовали даже поляки-эмигранты. При том, что торжества устраивались по образцу студенческих городов Лунда и Уппсалы, столичное мероприятие вылилось в народное гуляние с участием королевских особ, военным парадом и салютом.

В последующие десятилетия интерес к фигуре Карла XII продолжал расти. Мероприятия отмечались все шире, и пресса, во всяком случае, столичная, уделяла им все больше внимания. Это привело к тому, что 30 ноября превратилось в политическую арену, которую поспешили занять новые силы. Тематика праздничных речей смещается все дальше от всеобщей борьбы за свободу и независимость — к оборонительной политике государства. Величие Карла XII представляется уже не в беззаветной борьбе за благо всего человечества, а в том, что он пробудил в своем народе патриотизм и жажду сражаться за свои интересы. В речи, произнесенной в 1883 году, его уже называют «выдающимся лидером, который пламенной любовью к своей державе и своему народу, сплотил широкие массы».  

Переломный момент случился в 1897 году, когда профессор истории и русист Харальд Йерне (Harald Hjärne) напечатал статью-манифест, в которой постарался стереть из образа Карла XII, сложившегося в академических кругах 19-го века, все отрицательные черты. Критика Йерне — в основном, справедливая — заключалась в том, что изучение Карла XII и его заслуг велось ошибочными методами и строилось на недостоверных источниках. Однако помимо этого он — уже по идеологическим мотивам — утверждал, что побуждения Карла XII толковались в корне неверно. Монарх, учил Йерне, радел вовсе на за то, чтобы спасти свою маленькую Швецию, а стремился оградить от «восточного варварства» всю западную культуру. И неважно, что Карл XII проиграл — главное, что он вступил в бой за выживание всей западной цивилизации. Таким образом, Карл XII и шведский народ впервые вписались в исторический контекст с расово-биологический точки зрения.

Но вместе с тем строго научная направленность подчинялась политической подоплеке — особенно старались милитаристы, надеявшиеся извлечь из народной любви к Карлу XII политическую выгоду. После 1900 года мир вступил в опасную эпоху конфликтов и приготовлений к войне; параллельно с этим в шведском обществе усиливались социальные противоречия, вызванные индустриализацией. В 1905 году распалась Шведско-норвежская уния. Хотя развод произошел бескровно, он вызвал осуждение в патриотических кругах, где его сочли позором и угрозой национальной безопасности.  

Среди консерваторов зрел воинственный национализм — особое внимание они уделяли военной мощи, а образом Карла XII размахивали как политической дубинкой. В 1910 году на свет появилось Каролинское общество. Его члены надеялись возродить в соплеменниках боевой дух каролинской эпохи. В том же году шведская армия получила новые головные уборы, сделанные по образу и подобию треуголок, которые носили каролинские солдаты. В годы, предшествовавшие Первой мировой войне, клика высших чинов из генерального штаба и консерватор Свен Гедин (Sven Hedin*) открыто призывали правительство занять более активную позицию на международной арене, утверждая, что шведов и немцев объединяют кровные узы. Во время т. н. «Крестьянского похода» (конституционный кризис 1914 года, вызванный речью короля Густава V, последний случай вмешательства шведского монарха в государственную политику, прим. перев.) — приведшего к отставке либерального премьер-министра Карла Стоффа (Karl Staaff) — король в своей пламенной речи опять-таки ссылался на фигуру Карла XII.      

Пик чествования Карла XII пришелся на послевоенные годы. Особенно широко отмечалась 200-летняя годовщина его гибели в 1918 году. Необычно помпезная церемония в Королевском саду и Скансене завершилась живой постановкой известной картины Карла Густава Седерстрёма (Carl Gustaf Cederström) «Похороны Карла XII». В речах сквозило непритворное разочарование: Швеция отступила от своего исторического призвания и упустила возможность остановить угрозу с востока. Однако после войны король-воин национальным героем быть уже не мог. Роль Карла XII как национальной скрепы сошла на нет, и в академических кругах снова воцарилось критическое к нему отношение, господствующее и до наших дней. Сегодня верность памяти Карла XII хранят лишь крайние националисты и праворадикалы. Они же главным образом и отмечают 30 ноября.  

Со дня гибели Карла XII прошло 300 лет. За это время его образ нередко использовался в политических целях, а его заслуги по-прежнему вызывают массу споров. Непреходящая задача историков — занять более жесткую позицию, чтобы мочь свободно обмениваться знаниями и мнениями о Карле XII — точно так же, как если бы на его месте был любой другой исторический деятель. Нам, историкам, не за то извиняться и незачем его избегать — запретных тем не существует.   

Свен Гедин — путешественник, журналист и пангерманист, помимо прочего, известный своими симпатиями к германскому нацизму, а также тем, что после самоубийства Гитлера опубликовал в газете «Дагенс Нюхетер» некролог в честь «величайшего человека в истории», прим. переводчика).