В прошлом году я беседовал с родившейся в Советском Союзе женщиной, которая занимается наукой и преподает в одном американском государственном университете. Я использую цитату из нашей дискуссии в моей новой книге (она выходит в сентябре) «Живите не по лжи» (Live Not By Lies). Сегодня утром она прислала мне сообщение по электронной почте, которое я привожу здесь с ее разрешения.

«Мне известно из вашего блога, что работа над вашей новой книгой проходит хорошо, и я очень рада этому, поскольку она на самом деле очень нужна. Я замечаю некоторые тревожные процессы в моем студенческом городке, хотя мы, в действительности, не являемся каким-то особым учебным заведением для "пробужденной" молодежи (wokester), которое мы обычно ассоциируем с подобного рода вещами.

В ходе этого академического года у меня была возможность поработать вместе с будущими научными работниками из академической среды. Это люди, которые только что получили ученую степень доктора наук (PhD) и отработали первый год своего преподавательского контракта. Меня, на самом деле, напугало то, что они искренне верят в эту догму "пробужденных" (woke dogma), в догму особого и правильного понимания социальных и расовых вопросов, последователями которой являются сами "пробужденные" (woke). Более возрастные люди — сорокалетние, пятидесятилетние или шестидесятилетние — могут, как попугаи, повторять мантры пробужденных, потому что все в академических кругах делают это и потому что нужно как-то выживать. Однако представители молодого поколения на самом деле верят в это.

Трансженщины это женщины; чернокожие студенты проваливают экзамены по дифференциально-интегральному исчислению, потому что по этому предмету нет профессоров, которые "выглядят, как они"; "белость" (whiteness) является самой деспотичной вещью в мире; Соединенные Штаты — самая зловредная страна в истории; все люди, голосующие за республиканцев, являются расистами; все люди, посещающие церковь, фанатики; а хиджаб способствует глубокому освобождению. Я слегка посмеялась над некоторыми темами из перечисленных выше (обычно мы, более возрастные члены академического сообщества, так и делаем), и тогда двое более молодых преподавателей в этой группе, которых я опекала, на самом деле расплакались. Они так глубоко верят во все это, я бы даже сказала, фанатично верят, что просто не способны понять, почему я не воспринимаю все это серьезно.

Этот фанатичный блеск в их глазах меня, на самом деле, пугает.

В СССР в 1970-х и в 1980-х годах никто не верил в существовавшую догму. Люди повторяли идеологические мантры по циничным причинам, — чтобы обеспечить себе карьерный рост или получить продовольственный паек. Многие делали это для защиты детей. Но никто искренне в это не верил. Именно это и спасло нас в конечном итоге. Как только режим немного ослабел, он уже был обречен, поскольку искренне верящих в него уже не осталось. А все те, кто серьезно относился к существовавшей догме, принадлежали к поколению моих прабабушек и прадедушек.

Однако в Соединенных Штатах это поколение фанатичных верующих только сейчас начинает количественно расти и укрепляться. Нам придется ждать, пока не вырастут их правнуки, и только тогда мы увидим поколение, которому уже сильно надоест эта догма, и тогда они обратятся к свободе мысли и слова. Однако ждать этого придется очень долго.

Я являюсь научным руководителем группы молодых ученых в области гуманитарных наук и помогаю им в их исследовательской работе, однако я уже начинаю ненавидеть эту функцию. Молодые ученые, почти без исключения, считают, что научная работа полностью состоит из совершенно некритичного повторения лозунгов концепции «пробуждения». В этом еще одно отличие от СССР, где ученые приправляли свои сочинения соответствующими цитатами, однако они всегда гордились тем, что тайком включали элементы реального мышления и реального анализа наряду с требовавшейся идеологической ерундой. Начиная с 1970-х годов каждый советский ученый был диссидентом в глубине души, и все понимали, что существовавшая идеология была гнилой по своей сути.

Все это очень печально и очень страшно.

Та книга, которую вы пишете, очень важна, и я надеюсь, что многие люди услышат ваше послание».

И Йельский университет подчинился им!

Этот случай является просто возмутительным, и невозможно понять, как эти люди вообще когда-нибудь будут нами управлять. Послушайте, что говорят те, кто вырос при коммунизме!

Вот что сказала Надин Гордимер (Nadine Gordimer):

«Все молодые люди готовы принять решения в духе коммунизма или фашизма, когда не существует альтернатив отчаянию и разложению».

Религия социальной справедливости спешит заполнить этот вакуум. Милые либералы и милые консерваторы не могут позволить себе подумать о том, куда это может привести. Солженицын прекрасно это понимал:

«Если бы интеллигентам в пьесах Чехова, все гадавшим, что будет через двадцать-тридцать-сорок лет, ответили бы, что через 40 лет на Руси будет пыточное следствие, будут сжимать череп железным кольцом, опускать человека в ванну с кислотами, голого и привязанного пытать муравьями, клопами, загонять раскаленный на примусе шомпол в анальное отверстие („секретное тавро"), медленно раздавливать сапогом половые части, а в виде самого легкого — пытать по неделе бессонницей, жаждой, избивать в кровавое мясо, — ни одна бы чеховская пьеса не дошла до конца, все герои пошли бы в сумасшедший дом».

Именно это произошло с д-ром Силвестером Крчмери (Silvester Krcmery), со словацким католическим внецерковным лидером подпольной церкви, которого изолировали и пытали в коммунистической тюрьме за его веру и сопротивление. В своих мемуарах, написанных уже после крушения коммунизма, Крчмери предупреждает будущие поколения о том, что прошлое может оказаться прелюдией к будущему, если они не будут бдительными:

«Мы часто весьма наивны в нашем мышлении. Мы живем, довольные и защищенные, с идеей о том, что в цивилизованной стране, в преимущественно культурной и демократической среде нашего времени, такого рода принудительный режим является невозможным. Мы забываем о том, что в нестабильных государствах определенная политическая структура может привести к индоктринации и к террору, при которых индивидуальные элементы и стадии промывания мозгов уже будут реализованы. Такого рода вещи, как правило, не бросаются в глаза. Однако в очень короткое время все это может превратиться в полностью недемократическую тоталитарную систему».

Ханна Арендт (Hannah Arendt) в своей опубликованной в 1951 году работе «Истоки тоталитаризма» (The Origins of Totalitarianism) перечислила факторы в немецком и российском обществах, которые сделали их восприимчивыми, соответственно, к нацизму и большевизму:

«Одиночество, социальная атомизация, потеря веры в иерархии и институты, стремление переступать черту и разрушать, безразличие к правде и желание считать полезной ложь, маниакальное отношение к идеологии, общество, которое больше ценит преданность, чем экспертизу, политизация всего».

Если вы считаете, что мы не идем полным ходом ко всем этим вещам, то вы просто не обращаете внимание на происходящее.

Добавление: Некоторые люди, похоже, считают, что список Ханны Арендт представляет собой обвинение в адрес левых. Это не так, по крайней мере, такого намерения у нее не было. Она считает, что эти факторы присутствовали как в Германии, которая двигалась в сторону крайне правых, так и в России, которая двигалась в сторону крайних левых. На мой взгляд, перечисленные факторы присутствуют и в нашем обществе. И точка. Некоторые из них сильнее заметны у левых, это верно, но я считают, что все они просто присутствуют. Одиночество свойственно правым или левым? А социальная атомизация?