Российская Республика Карелия — то есть Восточная Карелия — важнейшая площадка для двустороннего и приграничного сотрудничества Финляндии с Россией. На это сотрудничество с некоторых пор обрушились санкции и контрсанкции. Кроме того, празднование 100-летия Республики Карелия 8 июня пришлось сперва отложить на сентябрь из-за эпидемии коронавируса, а затем полностью отменить из-за финансового кризиса. Некогда превосходная эпидемиологическая ситуация в Карелии испортилась и вызывает вопросы.
Гроза с безоблачного неба грянула 23 апреля, когда российский Следственный комитет объявил, что может обвинить Финляндию в геноциде в лагерях для интернированных во время Второй мировой войны в Восточной Карелии. Следственный комитет — своего рода специальная разведывательная служба, сильно политизированная даже по сравнению с аналогичными организациями.
Некоторые русские, проживавшие недалеко от линии фронта, были эвакуированы в лагеря. В военное время это обычная процедура — эвакуация гражданских лиц, которым грозит опасность или которые мешают военным действиям. Однако в России эта процедура стала национальным вопросом — ведь население финского происхождения не интернировали, а расселили по восточно-карельским деревням.
Сами «лагеря» располагались большей частью в Петрозаводске — откуда интернированные не могли выехать без разрешения. На деле, однако, люди жили свободно, принудительного труда не было, и они могли уезжать без разрешения. При «лагерях» работали русские школы.
Под давлением Советского Союза Финляндия разыскала и наказала финнов, повинных в зверствах в лагерях Восточной Карелии. Были обнаружены почти все случаи злоупотребления властью за период 1944-1946 годов. Ничто не говорит о том, что тогдашние следователи с задачей найти и покарать виновных не справились. Спустя несколько лет Советский Союз потерял к лагерному вопросу всякий интерес.
С тех пор историю лагерей в основном изучали финны, особенно в связи с проектом Национального архива 2004-2008 годов. С российской стороны запросов на всестороннее расследование не поступало. Причина очевидна: жители лагерей не были ни жертвами, ни героями. Скорее, их подозревали в пособничестве противнику, пока настоящие герои сражались за Родину.
Однако лагерный опыт был тяжелым и тревожным, и новая Россия начала выплачивать пострадавшим дополнительную пенсию. Это было справедливо, ведь огромные репарации, выплаченные Финляндией в счет компенсации ущерба в Восточной Карелии, до интернированных так и не дошли. Потом дело дошло до историков. Началось долгожданное изучение вопроса — совместно с Финляндией.
Однако изучение событий военного времени уже твердо свернуло на идеологический путь. Идея, будто финны повинны в массовых убийствах, впервые возникла в 2018 году, когда российское Военно-историческое общество начало раскопки в районе Сандармоха под Медвежьегорском. Как при раскопках в Хухтиниеми близ Лаппенранты не нашлось ни одного дезертира, застреленного финнами, так и в Сандармохе не обнаружилось ни одного убитого военнопленного.
Сандармох — огромная братская могила жертв сталинского террора 30-х годов. Один из ключевых мотивов «исследования» — предать забвению этот факт. На такую мысль наводит и подозрительное обвинение в педофилии, предъявленное историку Юрию Дмитриеву. Дмитриев проделал огромную работу, изучая судьбы жертв сталинизма в Сандармохе. Мы не сомневаемся в большом опыте Дмитриева. Десять лет назад он организовал визит в Сандармох человека, родившегося в одном из финских лагерей, ныне покойного.
Почему же драматический спектакль Следственного комитета понадобился именно сейчас? Общеизвестно, что сталинисты хотят иметь такую военную историю, где все вокруг — легендарные герои, отважно боровшиеся с кровожадными врагами. Они что, хотят смести под ковер еще живые воспоминания о добрых отношениях с финнами в Восточной Карелии? А, может, забыть воспоминания о Красном терроре, от которого особенно пострадали финны — например, в Красном Бору под Петрозаводском? (в оригинале «Красный Борис», прим. перев.)
А может, этот проект, прежде всего — внешнеполитический и идеологический? Может, они хотят показать, мол, «у нас припасен ушат с грязной водой», чтобы финны перестали копаться в чужом грязном белье? Россия все еще боится собственной истории и хочет навязать «лечение» соседям.
Как нам на такое реагировать? Вряд ли подойдут «решения» эпохи Кекконена, когда все болевые точки истории обходились стороной. Разве национальная финская история должна говорить лишь о страданиях, бедности и лишениях? Разве можно, чтобы все национальное сводилось к жестокости и реакции? И это касается не только Финляндии — это видно по всей Европе и даже насаждается в Восточной Европе, хоть та и сопротивляется.
Лучший способ преодолеть эту боль между народами — объективное расследование, чтобы не замалчивать ни страданий, ни героических подвигов. Но и не обвинять в безнравственности противника.
В России внутренняя и внешняя политика традиционно связаны. Связано ли расследование российского правительства с общественным недовольством Евросоюзом и его попытками приравнять сталинизм к фашизму?
Это льет воду на мельницу тех, кто говорит, что Финляндия перестала быть для России особым, дружественным соседом на Западе и стала рядовой страной Евросоюза.
Надеемся, это не так. Все сводится к ведомству, которое в условиях отраслевого недофинансирования старается во всеуслышание оправдать свое существование в новой международной ситуации. Борьба с эпидемией коронавируса изменила не только национальные и международные приоритеты, но и распределение капитала. В то же время, вертикаль власти была, возможно, надолго, поколеблена там, где она традиционно формировала национальную идентичность и уверенность в завтрашнем дне.
Тимо Хелленберг — доктор политических наук
Пекка Кауппала — доцент Университета Хельсинки (направление: Россия и Восточная Европа)
