Регистрация пройдена успешно!
Пожалуйста, перейдите по ссылке из письма, отправленного на

Lidovky (Чехия): глазами психолога. Как действует карантин на детей? Он может провоцировать приступы паники и социофобию

Девочка в медицинской маске - ИноСМИ, 1920, 19.10.2020
Материалы ИноСМИ содержат оценки исключительно зарубежных СМИ и не отражают позицию редакции ИноСМИ
Читать inosmi.ru в
Мы придумываем, как защитить от коронавируса группы риска. Но мало кто задумывается о психике детей и подростков. А ведь они дороже всех расплачиваются за происходящее. Непродолжительный опыт, полученный детьми весной, уже оставил свой след. И психологические проблемы не единственное, что угрожает детям, запертым дома.

Новому типу коронавируса удалось то, чего я не припомню. Сейчас почти ни о чем другом не говорят, и принимаются жесткие меры, которые призваны остановить его распространение. Мы спасаем жизни, а все остальные ценности в мгновение ока как будто перестали существовать. Реальным серьезным угрозам для человечества — загрязнению природы, парниковым газам, эндокринные разрушители и так далее — никогда не удавалось даже приблизиться к подобному накалу.

Нежелание видеть риски и предотвратить худшие сценарии буквально бросается в глаза, тем более, что сейчас мы спасаем жизни людей со множеством хронических заболеваний, в основном очень старых, а будущее наших детей, то есть тех, о ком мы должны заботиться прежде всего, оказалось под угрозой.

Скорее всего, дело не в том, что мы отдаем предпочтение старым и плюем на молодых, а в том, что жертвы коронавируса есть уже здесь и сейчас, или мы ждем их в ближайшие недели и месяцы. А дети заболеют, или природные катастрофы начнутся через несколько лет или даже десятилетий. Болезни и смерти, которые случатся когда-то там, нас не беспокоят, а те, которые происходят уже здесь и сейчас, нас пугают. Даже слишком.

Мы придумываем, как защитить группы риска, как помочь врачам, бизнесменам и так далее, но кто сегодня думает о детях и подростках? Я хочу привлечь внимание и к ним, потому что именно они — те, кто дороже всех расплачиваются и еще будут расплачиваться за происходящее, и речь идет отнюдь не о деньгах.

Пока ограничения не столь жесткие, какими были весной, но мы уже близки к ним. Дети снова не ходят в школу, и во имя «здоровья нации» им запретили вместе петь и заниматься спортом. Они потеряли возможность заниматься в кружках, и кто знает, не утратят ли они полностью контакт с ровесниками. А вот что они могут и даже обязаны, так это проводить время перед мониторами.

Вплоть до весны мы слушали жалобы о том, сколько времени дети проводят за гаджетами, и специалисты предупреждали, насколько им это вредит. Подчеркивалось, что они мало ходят гулять, мало двигаются, и что онлайн-контакты друзей не заменят. И вдруг выясняется, что теперь мы должны радоваться, если они не поднимают головы от гаджетов. Какими будут последствия нынешних мер? Возможно, стоит рассмотреть, какой след уже оставил непродолжительный опыт, полученный детьми весной.

Тревога и зависимость

Я знаю семью, в которой четырехлетняя девочка еще летом страдала от приступов паники из-за невымытых рук. Хотя родители не усердствовали с дезинфекцией и не рассказывали ей лишнего, с самого начала стараясь ее успокоить. Скорее всего, она услышала об этом по телевизору, но точно неизвестно. Так или иначе достаточно ей было дотронуться хотя бы до перил, и ей уже становилось плохо. Я уже не говорю о том, что потом она принималась истерично лизать руки, чтобы помыть их. В период весенних ограничений горячая линия безопасности сообщала о росте обращений. Дети боялись, тяжело переносили домашнюю изоляцию и неопределенность, вызванную незнанием, что будет дальше.

Я также знакома с семьей очень сознательных родителей пятилетнего мальчика, которые серьезно отнеслись к карантину и действительно очень ограничили контакты. Через три месяца изоляции они узнали, что их ребенок «забыл, как играть» со сверстниками, и даже боится их. Многие дети в начале весеннего локдауна скучали по друзьям. Если бы изоляция продлилась пару недель, то в основном они с радостью вернулись бы к друзьям, или настороженность на первой встрече быстро сменилась бы привычным поведением.

Вообще можно сказать, что чем старше ребенок, чем большим количеством братьев и сестер он был окружен, тем лучше он перенес изоляцию. Но если детей (прежде всего, в возрасте от трех до семи лет) лишили социальных контактов надолго, то в них вселялись растерянность и замкнутость. Им казалось «странным», что они видятся со сверстниками, и они не знали, как себя вести. Сложности проявлялись в разной степени, и в некоторых случаях переросли в фобию.

Контакт с друзьями для детей очень важен. Им нравится общение, которое учит их социальному взаимодействию. В психотерапии мы часто сталкиваемся с социальной беспомощностью, которая уходит корнями в недостаток общения со сверстниками в дошкольном возрасте. Три месяца для пятилетнего ребенка — очень большой срок! Не стоит заблуждаться, что значительное ограничение социальных контактов дети перенесут без последствий.

Я знаю семью, в которой 12-летний мальчик, когда закрылись школы, проводил весь день за компьютером или мобильным телефоном. Он сидел над ними (и сейчас опять сидит) все время за исключением нескольких часов ранним утром и в полдень, когда засыпал от усталости. Семья уже давно столкнулась с проблемой: мальчик и так проводил слишком много времени с гаджетами, но в марте ситуация просто вышла из-под контроля. Когда мама выключила вайфай, он так взбесился, что она, опасаясь за его и свое здоровье, предпочла включить сеть обратно. По ее словам, нет силы, способной оторвать его от компьютера, и теперь он отказывается даже есть с остальными членами семьи. Это крайний случай, но с зависимостью детей от онлайн игр и социальных сетей сталкиваются все семьи. Некоторые дети заходят и на порнографические сайты.

Вы скажете: «Родители должны ограничить их или запретить», — и будете правы. Но на практике это совсем непросто. Когда родители пытаются упорядочить пользование гаджетами, потомки в ответ проявляют ненависть, ссорятся с братьями и сестрами, угрожают физическим насилием, грозятся сообщить в органы опеки или даже наложить на себя руки… Если родители стойкие, то гнев потомка, как правило, превращается в тоску, и через некоторое время возвращается тот ребенок, которого они знали. Но не у каждого есть силы выдержать. Кроме того, нужна осторожность: зависимые дети после того, как им отключают интернет или отбирают у них гаджет, впадают в настоящее отчаяние. А отчаявшийся ребенок способен на отчаянные поступки.

Школа дома

А ведь психологические проблемы не единственное, что угрожает детям, запертым дома.

Скажем, мы знаем, что после весеннего локдауна в некоторых семьях случился взрыв домашнего насилия. Поэтому я не понимаю, почему ограничили работу Органов социально-правовой защиты детей. Когда еще нужнее, чтобы социальные работники пришли в семьи, где дети неблагополучных родителей целый день сидят дома? Кстати, также трудно объяснить сокращение приемных часов других органов. Ведь чем короче прием, тем больше людей набьется в приемную. Разве не так?

Дистанционное образование — это тоже проблема. Например, потому что очень раскрывает воображаемые ножницы в образовании: единственный ребенок в семье, в чьем распоряжении собственный компьютер в собственной комнате, а за спиной подстраховывающие его родители, сможет научиться значительно большему, чем в школе. Но у многих детей нет таких условий. Не у всех дома есть интернет и компьютер для каждого ребенка. Я предполагаю, что даже ноутбуки в прокат не решат проблемы. Не каждый родитель способен помочь ребенку установить нужные программы, войти в систему, зарегистрироваться на разных «митах» и «тимсах». Предоставленные таким семьям ноутбуки будут использовать для игр и просмотра, в лучшем случае безобидных, игр.

Пожилым во благо?

Принципиальные аргументы для жестких ограничений звучат так: защитить пожилых, не наводнить больницы. Но весной не только удалось успешно подавить распространение инфекции, но и привнести «новые тона» в жизни стариков.

«Дочь с зятем весной с нами практически не встречались. Мы говорили им, что не боимся, но все равно они отказывались. Когда в июне они наконец-то приехали, то внуки вели себя отстраненно. У меня сердце кровью обливается, когда я думаю об этом».

«Когда весной внуки хотели приехать в гости, сноха ополчилась на них: „Вы что, хотите убить бабушку?" У меня нет слов».

Одна клиентка рассказала мне о страданиях своей бабушки, запертой в доме престарелых. Все посещения весной запретили и крайне ограничили контакты с другими жителями дома. Поэтому бабушка, которая плохо слышит и видит, а значит, не может пользоваться телефоном или видеосвязью, целые дни напролет сидела в своей комнате. К сожалению, она не может уже даже заниматься рукоделием, которым увлекалась раньше. Моя клиентка ходила помахать ей в окно, и потом обе плакали.

Подруга жаловалась, что ей запретили попрощаться с ее подругой, которая умирала в хосписе. «Нет, так просто не должно быть!» — вспоминает она с горечью и слезами на глазах.

По данным Управления медицинской информации и статистики, весной старики в учреждениях социальной помощи умирали больше от одиночества, чем от коронавируса. За первое полугодие этого года в учреждениях умерли 5441 человек, из которых 77 от осложнений, вызванных коронавирусом. При этом в общей сложности по сравнению с прошлым годом количество умерших в учреждениях, предназначенных для стариков, увеличилось на 425 человек… Вероятно, самую большую дань собрала именно изоляция.

Переломное время

Мы переживаем во многом переломное время и, быть может, когда-нибудь будем говорить «до короны» и «после короны». С другой стороны наш страх близкой смерти накладывается на устоявшиеся тенденции: вытеснение смерти из наших жизней и превознесение безопасности и долголетия. Маленьких детей ради их безопасности мы предпочитаем не пускать на улицу одних, а за детьми постарше следим с помощью разных приложений. Нас, взрослых, тоже по разным причинам ограничивают.

Например, на экскурсии вокруг затопленных каменоломен «Америка» меня переполняют смешанные чувства: каменистые склоны, кристально чистое озеро внизу — великолепный вид! Так и хочется спуститься вниз, посмотреть поближе, искупаться. Но нет: для нашей же безопасности это запрещено, и штраф — 50 тысяч крон. Почему мы не можем сами нести за себя ответственность, если не угрожаем чужой жизни? Почему уже не достаточно надписи «Вход на свой страх и риск», как раньше? Тенденция ограничивать ценность свободы в интересах безопасности наметилась давно, и вопрос только в том, к чему она приведет.

Мы стараемся увеличить продолжительность жизни, как только можно, как будто сама по себе она гарантируем нам качественную жизнь. Но продолжительность жизни без серьезных заболеваний не увеличивается. Последние годы жизни, бывает, тяжело даются, причем не только самим больным, то и зачастую их близким.

Как-то я общалась с женщиной, которая не сумела создать свою семью, поскольку с 30 до 40 лет заботилась о матери, больной раком. «Это было очень сложно: маме сделали несколько операций, химиотерапию, потом еще одну… Она страдала от болей и с трудом все это переносила. Когда она оставалась одна, было хуже всего. Поэтому я ходила только на работу, а потом — сразу к ней. Когда она чувствовала себя особенно плохо, я брала отпуск», — вспоминала она.

Я знакома с семьей, которая распалась только потому, что отец отказался поместить свою мать с болезнью Альцгеймера в соответствующее учреждение. Забота о ней его полностью поглотила, и он находился с ней круглые сутки. Сегодня взрослая дочь этого мужчины говорит, что они с братом по сути «потеряли отца» в момент, когда больше всего в нем нуждались.

Я не хочу сказать, что мы не должны защищать старых и больных, что не должны заботиться о них. Но я хочу сказать, что мы не должны приносить ради них в жертву абсолютно все. Я придерживаюсь непопулярной сегодня точки зрения, что наша главная обязанность — заботиться о детях, а не о родителях. Обратное противоречит природе.

Я понимаю, почему следует бояться перегруженности больниц, но я задаюсь вопросом, сколько мы готовы принести в жертву, чтобы этого не произошло? Никто не хотел бы оказаться на месте врача, который должен решить, кому оказать лучшую помощь, а кому стандартную. С другой стороны, когда скорая приезжает на место крупной аварии, врачу приходится решать вопрос очень похожего свойства. Решения этих врачей, которые принимаются повсюду в мире сегодня и каждый день, не оставляют нас равнодушными. Но решения, которые в марте в Ломбардии приходилось принимать медикам, до сих пор ужасают мир.

Жизнь в принципе — вещь рискованная, и она заканчивается смертью, что бы мы ни делали. Лично я хочу умереть вовремя. Я не хотела бы, причинять моим детям такие же муки, как выше описанные матери, страдавшие раком и слабоумием. Я бы также не хотела провести свои последние годы в изоляции ото всех и всего во имя заботы о моем здоровье. Я предпочту умереть на несколько лет раньше, заранее благодаря коронавирус, грипп, воспаление легких или другую болезнь и человека, который мне ее передал.

Пожалуйста, даже испытывая страх смерти, не забывайте о детях. Они в первую очередь заслуживают того, чтобы мы думали об их здоровье и будущем.