Арест Михаила Ходорковского меняет политический и экономический ландшафт. Шок, на который фондовый рынок отреагировал обвалом курса акций, сидит глубоко. То, что самого богатого и самого влиятельного предпринимателя России посадили за решетку, испугало даже самых лояльных сторонников Владимира Путина. Президент посчитал необходимым тут же заверить, что арест не является началом кампании, что Кремль не собирается пересматривать итоги приватизации девяностых годов.
Слова Путина мало кого убедили. В конце концов, незадолго до этого президент ведь говорил, что он против того, чтобы упрятывать человека за решетку за экономические прегрешения, не дожидаясь решения суда. Кто стал бы оспаривать то, что говорит Путин: за преступления нужно наказывать, и только суд решает, кто виноват, а кто не виноват? Но все это имеет мало, что общего с реалиями, существующими в России, где судьи, как и прежде, принимают те решения, какие от них требуют. Слова Путина о том, что Генеральная прокуратура знает, что делает, звучат как насмешка над всеми, кто имеет представление о деятельности советской юстиции.
То, что Ходорковский арестован по политическим мотивам, в этом среди политической и экономической элиты России не сомневается никто. Глава «ЮКОСа» выделялся среди остальных «олигархов», был культовой фигурой российской экономики. В России, где снова спросом пользуется заурядная серость, это уже само по себе являлось вызовом. Он создал на руинах советского энергетического сектора компанию западного образца, открыл информацию, касающуюся владельцев предприятия. Слишком поздно, как считают некоторые. Но Ходорковский, тем самым, стал образцом для многих.
Транспарентность представляет собой угрозу порядку, при котором политическая власть может шантажировать экономику и в любой момент доить крупный капитал. Ходорковский хотел поломать эту систему, отказавшись от обязательного сотрудничества с политической властью и, очевидно, от каких-то платежей в интересах новых хозяев Кремля.
Этот человек стал представлять собой угрозу, и его нужно было остановить. Дело в том, что Россия по путинскому рецепту может быть великой только в том случае, если рыночная экономика сочетается с политической стабильностью. Такую стабильность, по его представлениям, может дать только авторитарное, централизованное господство. Концепция демократического гражданского общества, за которое ратует Ходорковский, согласуется с этим плохо, поскольку демократические процессы постоянно несут угрозу нестабильности. Кто приветствует путинскую концепцию модернизированной диктатуры, тот вряд ли откажет Кремлю в логике действий.
Российские наблюдатели опасаются, что арест олигарха и арест его акций является началом политического кризиса, из которого поборники либерального курса выйдут в качестве побежденных. Отставка руководителя кремлевского штаба Александра Волошина указывает на то, что происходит смена курса. Волошин, реликт из старой кремлевской «семьи» Бориса Ельцина, являлся одним из авторов прозападного курса Путина, взятого после событий 11-го сентября, и был покровителем крупного капитала в Кремле. Его уход свидетельствует о победе людей из спецслужб и армии, которых Путин привел с собой в Кремль из Санкт-Петербурга. «Петербургские чекисты» после четырех лет пребывания в тени хотят теперь, наконец-то, насладиться плодами своей победы. И они намерены, по крайней мере, восстановить государственный контроль над ключевыми отраслями промышленности страны. Путин, которому до сих пор удавалось балансировать между двумя фракциями, мог оказаться заложником своих собственных товарищей. А страна в результате может получить такую форму стабильности, от которой содрогнулись бы даже самые закоренелые сторонники идеологии стабильности любой ценой.
