Казалось бы, Европа имеет полное право как следует отпраздновать 50-летнюю годовщину Римского договора 1957 года: у образованного им Европейского Союза дела идут прекрасно. Экономика растет быстрее, чем в Соединенных Штатах; падает безработица; Союз накрыл крылом экономического благополучия посткоммунистическую Восточную Европу; нищие Ирландия, Португалия и Испания стали обителью крепкого среднего класса, где здравоохранение, жилье, бесплатное образование, чистая вода и хорошие дороги стали нормой.
Почему же тогда европейцы в таком минорном настроении? Почему они плачут, вместо того, чтобы чокаться бокалами с шампанским и петь панегирики отцам-основателям Союза? Судя по результатам последних опросов проекта 'Евробарометр', во Франции ЕС одобряют лишь 22 процента населения, в Великобритании - 24, в Германии - 28.
В немалой степени своим падающим характером эта кривая обязана отсутствию внятных лидеров. Главы Франции Жак Ширак, Германии Герхард Шредер и Британии Тони Блэр больше времени проводили не за обсуждением вопросов о том, как сделать Европу более эффективной структурой, а за банальными склоками. Изменится ли это положение в 2007 году при новом поколении руководителей? Не факт. Кто бы этой весной ни победил на президентских выборах во Франции - Николя Саркози (Nicolas Sarkozy) или Сеголен Руаяль (Ségolène Royal) - этот лидер присоединится к влиятельному триумвирату евроскептиков, в который также войдут нынешний канцлер Германии Ангела Меркель и Гордон Браун, наиболее вероятный кандидат в преемники Блэра на выборах, запланированных на это лето. Называть их 'антифедералами', 'антикомиссарами' и 'антибрюссельцами', как уже сделали некоторые аналитики, было бы, пожалуй, слишком, но, хотя они и хотели бы видеть во главе Союза некоего сильного лидера, мнения о том, в каком направлении подобный Союз должен двигаться, у них совершенно разные.
Фактически эта тройка - живой пример потенциального раскола и паралича. Вот, например, вопрос Турции. Меркель не делает секрета из того, что настроена против включения Турции в состав Союза, и Саркози с ней в этом солидарен. Лондон, напротив, двумя руками 'за'. Еще один пример - важнейший для всех вопрос энергетической безопасности, снова вышедший а прошлой неделе на первые полосы всех газет. Меркель открыто обвинила Путина в выкручивании рук Беларуси. В ее выступлении относительно зависимости от российских энергоносителей отразилась тревога, которую в этом вопросе начала уже испытывать вся Европа. Но как только дело дошло до необходимости проводить внутри Германии реформы - ослаблять госрегулирование, раскрывать доселе закрытые рынки естественных монополий, - после которых рынок стал бы работать более эффективно, куда только все подевалось. На прошлой неделе, когда Еврокомиссия предложила программу - к слову сказать, довольно скромную - повышения прозрачности и конкурентности европейского энергетического сектора, в котором сегодня бал правят госкомпании, Берлин сразу же ясно дал понять, что никаких намерений разбивать свою священную монополию у него нет.
Для Франции слова Берлина прозвучали словно музыка. Оба кандидата на то, чтобы в мае обосноваться в Елисейском дворце, настроились на резко протекционистскую торговую политику - в частности, они отказываются реформировать систему раздутых евросоюзовских сельскохозяйственных субсидий - и в поисках козлов отпущения, на которых можно свалить вину за высокую безработицу и низкие темпы экономического роста, оба смотрят то на Брюссель, где сидит Еврокомиссия, то на штаб-квартиру Европейского Центробанка во Франкфурте.
Гордона Брауна такая ситуация активно не устраивает. Хотя Браун гордится тем, что британский фунт его усилиями до сих пор держится вне еврозоны, и он сам, и его присные с нескрываемым ужасом смотрят, как Франция, Германия и Италия проваливают одну реформу за другой из тех, что могли бы придать Европе новый экономический импульс и помочь ей достойно ответить на вызовы глобализации. Он уже неоднократно осуждал зарегулированность и бюрократизм Европейского Союза, но, чтобы победить в борьбе с ними, ему необходима помощь и поддержка 26 других столиц ЕС и еще отдельно Брюсселя, а что-то делать для того, чтобы эту поддержку получить, Браун пока не очень-то стремится.
Вот так и идет дело, причем далеко не только на этом фронте. Германия утверждает, что забаллотированную евроконституцию можно возродить. Однако все французские (равно как и британские, шведские, ирландские, польские или датские) политики, что справа, что слева, к этому документу относятся как к мумии Тутанхамона - ярко раскрашенной, но от этого не менее мертвой.
Валери Жискар д'Эстен (Valéry Giscard d'Estaing), президент Франции с 1974 по 1981 год, вспоминает в своих недавно вышедших в свет мемуарах, как он в свое время запросто звонил Гельмуту Шмидту (Helmut Schmidt) в Германию или Джулио Андреотти (Giulio Andreotti) в Италию, и так усилиями всего нескольких человек были созданы Совет Европы, Европарламент с прямым представительством и европейская денежная система.
Безусловно, решения принимала элита, но входили в эту элиту и стояли на руководящих постах люди, которые одинаково видели будущее Европы. Нынешние европейцы уже совсем другие. Простому народу не хочется, чтобы, как они это называют, 'Европы становилось больше'. Ведь, кроме всего прочего, они и не видят, что у их лидеров есть какой-то план относительно направления, в котором должна двинуться Европа.
Потому и не видно фейерверков и народных гуляний в год 50-летия Европы, а видны бесконечные метания и страх того, что ЕС превратился в 'больного человека' современной геополитики, этакого старого родственника, сидящего в своем углу со своим славным прошлым, но не имеющего ровно никакого будущего. Если такие руководители, как Меркель, Браун, Саркози или Руаяль, избранные своим народом, видят в ЕС не перспективу, а одну лишь обузу - значит, проблема еще серьезнее, чем казалось. Если они думают именно так, почему их избиратели должны считать иначе?
Автор статьи - депутат парламента Великобритании от Лейбористской партии. До 2005 года занимал пост представителя Великобритании по делам Европейского Союза.
