Вальдемар Кучиньский (Waldemar Kuczynski), защищая тезис о неизбежности прихода коммунистов к власти в послевоенной Польше, единственной альтернативой которому якобы было присоединение Польши к России, бросает перчатку: 'Я бы с интересом прочел чью-либо полемику, в которой был бы дан прямой, практический, выполнимый и отличный от моего ответ на вопрос: кто мог бы править Польшей после 1944 года?' ('Rz', 29.11.2008). Попытаюсь ответить на этот вопрос.
Кремлевский прагматик
В качестве исходного пункта я приму тезис, очевидный для каждого, кто знает историю СССР. А именно - Сталин был преступником и вел политику внешней экспансии, но это была реалистическая политика, а расширение господства коммунистической идеологии было тогда не столько целью, сколько средством. Целью было могущество России, а методы, ведшие к достижению этой цели, были рациональными.
В 1944 году самой рациональной, с точки зрения Кремля, возможностью был приход к власти формации ПРП [Польской рабочей партии - прим. пер.], поддерживаемой Кремлем. И Сталин реализовал эту наилучшую с его точки зрения возможность.
Но одним из обязательных условий ее осуществления было... именно само существование в Польше этой формации как силы относительно крупной и способной, как оказалось в 1944-1947 гг., самостоятельно защитить власть (при мощной советской поддержке, однако самостоятельно, то есть, опираясь, главным образом, на собственные силы).
Эту власть она защитила антидемократическими методами, но факт остается фактом. ППР защитила себя сама, при поддержке России, сравнимой с поддержкой, оказанной американцами и англичанами греческому правительству, которое боролось с греческими партизанами-коммунистами, бывшими гораздо сильнее польских 'проклятых солдат' после 1944 г.
ППРовцы не были маргиналами
Утверждение о формации ППР как относительно крупной и влиятельной силе может прозвучать как ересь в устах тех, кто - как я - вырос убежденным в том, что система, навязанная Польше в 1944 г., была формой иностранной оккупации. Такое определение - лишь часть правды.
Обратим внимание, прежде всего, на единственные известные нам результаты голосований этого периода - т.н. референдума 1946 года. Референдума фальсифицированного. Полные данные, касающиеся его реальных результатов, нам неизвестны, но известны ориентировочные данные, основанные на результатах по тем округам, где реальные результаты стали достоянием гласности.
Так вот, примерно 70 процентов избирателей голосовали там согласно указаниям антикоммунистического подполья либо оппозиционной ПКП [Польской крестьянской партии - прим. пер.]. А около 30 процентов голосовали согласно указаниям ПРП. В результате фальсификаций, официальные результаты были практически поставлены с ног на голову.
Разумеется, ок. 70 процентов общества - это огромное большинство, фальсификации были огромными. Однако отметим другую сторону медали. Около 30 процентов избирателей - это меньшинство, но крупное меньшинство. Не вписывающееся в схему народа, единодушно противостоящего навязанной тирании.
Обратим внимание и на то, что коммунистическая Армия Людова по сравнению с силами, верными Лондону, была явным меньшинством, но со временем она все укреплялась. В 1944 году она была силой, способной с переменным успехом вести в некоторых районах партизанскую войну. Вспомним фрагмент дневников времен оккупации антикоммунистического писателя Станислава Ребека (Stanislaw Rebek), обреченного после войны на литературное небытие. Он с ужасом цитировал донесения, свидетельствовавшие о все большей коммунизации сел юго-восточной Польши.
Наконец, напомним об одном малоизвестном документе руководства разведки главнокомандования Армии Крайовой от сентября 1943 г. Его автор, полковник Мариан Драбик (Marian Drabik) 'Дятел' (убитый год спустя немцами), начальник разведки АК, а, следовательно, офицер, очень хорошо информированный, еще тогда предлагал главнокомандованию примириться с неизбежной потерей Кресов [восточных регионов Польши - прим. пер.] и, как можно домыслить, некую форму альянса с Советским Союзом взамен за сохранение независимости остальной страны. И за согласие Кремля на расправу с коммунистическими бунтарям, которая должна была быть совершена, в том числе (цитирую), 'опираясь на английские штыки'. Повторим: начальник разведки АК предвидел в сентябре 1943 г., что для установления контроля над ситуацией после поражения Германии может понадобиться вооруженная интервенция западных союзников против усиливающихся польских коммунистов. Не напоминает ли это греческий вариант - или же польский в 1944-47 гг., только наоборот? Значит, тезис Кучиньского верен?
Их могло не быть
Совершенно не значит. Потому что усиление коммунистов имело причины, которых могло не быть. Огромное число документов говорит о том, что во время оккупации происходила социальная радикализация, которой воспользовалось коммунистическое движение - однако она была продолжением процессов, начавшихся до войны.
Эта радикализация имела реальные причины, важнейшей из которых - особенно, во время оккупации, когда возросла роль села - было восприятие II Речи Посполитой как 'панского государства'. У такого диагноза были культурные и исторические причины, но самые важные причины имели, как всегда, экономический характер. Ставлю тезис о том, что, если бы до 1939 г. в Польше была проведена сельскохозяйственная реформа по модели, опробованной, например, в прибалтийских государствах, то социально-политические процессы в период оккупации выглядели бы иначе. ПРП и АЛ остались бы мелкими и незначительными сектами.
Подобный эффект мог быть достигнут и иначе - более жестко, но зато ближе по времени к критическому июлю 1944 г. Ведь усиление формации ПРП и ее союзников пришлось как раз на 1944 г. и отчасти 1943 г.
А что бы произошло, если бы тогда среди факторов, определявших польскую политику, победил образ мысли, который можно упрощенно назвать НВС-овским [НВС - Национальные вооруженные силы - польская националистическая организация, действовавшая во время Второй мировой войны - прим. пер.]? Выраженный в лозунге 'Расправиться с коммуной прежде, чем падет Гитлер'? Если бы в 1943 г. АК получила приказ о ликвидации коммунистов?
Такую малую гражданскую войну лондонские силы безусловно бы тогда выиграли. На кого пришлось бы год спустя опираться русским? Несостоявшиеся начальники райотделов службы безопасности уже год лежали бы в земле. А возвращающиеся с Востока польские коммунисты, немногочисленные и не знакомые с польскими реалиями, могли бы заместить их в очень небольшой мере.
А если бы это произошло, то Сталин не смог бы разыграть тот вариант, который он осуществлял в известной нам действительности. То есть вариант коммунизации Польши. Поскольку - повторим - эта коммунизация была проведена при поддержке СССР, но главным образом польскими руками. Может, тогда Сталин разыграл бы другой вариант, еще хуже? Вариант Польской Советской Республики?
Невозможность советской Польши
Уверен, что нет. По крайней мере, по трем причинам. Первой было бы опасение перед западными союзниками. Они продали нас в Тегеране и в Ялте. Но согласиться на урезание союзнического государства, навязывание ему недемократического режима - нечто иное, чем согласиться на его уничтожение. На это не пошел бы ни Рузвельт, ни Черчилль.
Тем более, что Советский Союз подписал Атлантическую хартию, в которой, в частности, говорилось о неприкосновенности границ на 1941 год. То есть, документ, лишающий Польшу Кресов, но противоречащий идее включения нашей страны в состав России. А тогда мнение союзников было еще важно для Сталина.
Вторая причина моего неверия - это пример Финляндии, которую Кремль в 1940 г. решил присоединить к империи и даже создал для этого финское коммунистическое правительство. Правда, в результате неудачного хода зимней войны ему пришлось отложить эти планы, но в 1944 г. что-то помешало ему к ним вернуться. Красное знамя могло взвиться над Хельсинки всего через несколько недель.
Однако Сталин решил принять предложение о мире, результатом чего была финляндизация - сегодня ее высмеивают, но она не одно десятилетие была предметом наших мечтаний. Речь идет о том, что территория Финляндии была урезана, ее приковали к колеснице советской политики, но страна сохранила независимость и внутреннюю демократию.
Можно считать, что главной причиной такого прагматичного решения Иосифа Виссарионовича - помимо желания высвободить дивизии, необходимые на других участках фронта, и понимания того, что на присоединение Финляндии не согласились бы союзники - было осознание компрометирующей слабости финских коммунистов, доказанной в 1940 г., и единства финского общества, проявленного и тогда и во время Второй мировой войны. То есть, понимание того, что ситуация - не такая, как в Польше.
Третьей причиной, по которой в 1944 г. Сталин, по моему мнению, не рассматривал вариант присоединения Польши к империи, был исторически обусловленный страх перед поляками. Разумеется, если бы даже все наши соотечественники превратились в кавалеристов из-под Сомосьерры [битва под Сомосьеррой в 1808 г. открыла Наполеону дорогу на Мадрид - прим. пер.], то все равно советские дивизии смогли бы сломить их сопротивление. Но это было бы очень проблематично. Как по вышеописанным внешнеполитическим, так и по внутриполитическим причинам. Причем последние имели бы более долгосрочный характер.
Хотя бы потому, что отчаянное сопротивление поляков вовлекло бы Советский Союз в потенциально многолетнюю внутреннюю войну, последствия которой было бы трудно предсказать. И хотя бы потому, что присоединение Польши означало бы постепенное снижение доли русских до менее, чем 50 процентов в населении СССР. Это противоречило бы проводившейся тогда Кремлем политике подчеркивания и интенсификации русского характера советского государства. И с этой точки зрения имело бы негативные в долгосрочном плане последствия. А Сталин умел мыслить долгосрочно.
Время Драбиков
И думаю, он сделал бы прагматичный выбор. Он поставил бы не на ПРП, которая напоминала бы, скорее, секту, а на реальную альтернативу. На тех, кто примирился бы с ролью Польши как урезанного государства, в какой-то степени искреннего союзника Советского Союза (тогда была широко распространена вера в возможность возрождения немецкой угрозы), молчащего о Катыни, но внутренне независимого. На генерала Татара, на Станислава Миколайчика.
На военных и политиков, подобных вышеупомянутому полковнику Драбику, который после процитированной выше памятной записки, написанной в ноябре 1943 г., предвидел тотальную победу Красной Армии, а в связи с этим стремился спасти все, что можно, вновь наладить дипломатические отношения с Советским Союзом (разорванные из-за Катыни) 'любой ценой, которую только можно заплатить' и отдать Кресы ради сохранения внутренней независимости. 'Вне всякого сомнения, - заключал Драбик, - цену мы так или иначе заплатим? Но есть ли смысл платить ни за что?'
Подводя итог, хочу сказать, что, в отличие от Кучиньского, считаю, что если не в июле 1944 г., то немного раньше существовало, как минимум, два способа избежать в нашей истории эпизода под названием ПНР. То, что ими никто не воспользовался, было суверенным, польским решением. Если бы сложилось иначе, то рассуждения о не столько неизбежности, сколько возможности прихода коммунистов к власти под конец войны, были бы лишь предметом романов в стиле political fiction.
________________________________
Мрачная изнанка Второй мировой ("The Times", Великобритания)
Ни один народ не пережил столько страданий, как русский ("The Wall Street Journal", США)
В гибели генерала Владислава Сикорского обвиняются Россия и Британия ("The Times", Великобритания)
