БЕРЛИН - Осторожные попытки сближения между Варшавой и Москвой дают определенную надежду на успех объявленной президентом Бараком Обамой задачи по перезагрузке американо-российских отношений. Давайте назовем это польской гипотезой.
Свою собственную кнопку перезагрузки Польша и Россия нажали еще осенью прошлого года, когда события приняли оборот, практически не замеченный непосвященными людьми. Впервые с момента падения Берлинской стены два десятилетия назад Россия относится к Польше как к суверенному государству, а не как к бывшей стране-сателлиту. Об этом говорит заместитель министра иностранных дел Польши Пржемыслав Груджинский (Przemyslaw Grudzinski).
Тот серьезный "стратегический диалог", который в настоящее время ведут две страны, может стать чем-то вроде пробного пуска для Вашингтона и Москвы.
На первый взгляд, улучшение польско-российских отношений может показаться странным, учитывая то, что происходит оно вскоре после усиления напряженности между Востоком и Западом из-за российского военного вторжения в Грузию в августе прошлого года.
Премьер-министр Владимир Путин вряд ли простил поляков за то, что они в свое время согласились разместить на своей территории американские ракеты-перехватчики в рамках проекта противоракетной обороны, который ему так не по душе. Он также вряд ли доволен и параллельной сделкой по развертыванию в Польше тактических зенитных ракет "Пэтриот" вместе с американскими расчетами, поскольку они явно предназначены для сдерживания России в ее попытках запугивания Варшавы.
Объяснение такого изменения в подходах Кремля можно найти в финансовом крахе, произошедшем в сентябре прошлого года. Об этом говорит как заместитель министра иностранных дел Груджинский, так и директор Московского центра Карнеги Дмитрий Тренин. Этот крах очень жестоко напомнил всем игрокам, что в сегодняшнем глобализированном мире будущее всех и каждого находится в тесной взаимозависимости.
Путин не говорит публично о переосмыслении своей внешней политики в условиях экономических потрясений. Но сегодня российская нефть продается по цене, которая на семьдесят процентов ниже ее рекордного июльского уровня.
Рубль тоже подешевел на 35 процентов. Отток капитала из России достиг 40 миллиардов долларов. В этих условиях Путин не в состоянии проводить напористую политику восстановления российского "ближнего зарубежья" с уступчивыми соседями.
Кроме того, как говорит Тренин, еще до финансового кризиса Москва обнаружила, что разгром грузинской армии российскими военными не очень-то помог в возрождении прежней советской сферы влияния в других местах. Ни один из упрямых российских соседей не признал осуществленное при содействии Москвы отделение Абхазии и Южной Осетии от Грузии.
Здесь налицо четкий сигнал о том, что даже Белоруссия и среднеазиатские властители не желают, чтобы Кремль запугивал их так, как он сделал это с крохотной Грузией. Кроме того, продолжает Тренин, прецедент с абхазской и югоосетинской независимостью не остался незамеченным среди чеченцев, ингушей и прочих коренных народов Северного Кавказа, которые и сами могут захотеть отделиться от России.
Так могут ли неявные изменения в представлениях о российских интересах в свете финансового кризиса совпасть с открытым изменением приоритетов, осуществленным президентом Обамой, и в то же время привести к возрождению той грандиозной сделки, которую президент Джордж Буш-старший предложил российскому президенту Борису Ельцину во времена падения Берлинской стены?
Такая сделка дала бы Москве место за столом, где принимаются глобальные решения. Взамен Москва должна признать ту основанную на правилах добровольности международную систему, которую создал Запад после Второй мировой войны.
К основополагающим правилам данной системы (пусть они и не всегда соблюдаются) относятся сдержанность крупных держав и отказ от применения силы без правового международного разрешения. Они также предусматривают принятие решений на основе консенсуса и готовность сильных государств совместно нести бремя ответственности за общее благо, например, поддерживать открытые и безопасные морские пути судоходства и вести борьбу с наркотрафиком и торговлей людьми.
В сегодняшнем мире заключение такого грандиозного договора следовало бы, видимо, начать с поиска общих российско-американских интересов в таких областях как нераспространение ядерного оружия, контроль вооружений и разоружение, предотвращение глобального потепления и ликвидация пристанищ террористов на территории несостоявшихся и недееспособных государств.
Оптимисты видят новые возможности в протянутой Западом руке. Они надеются, что усилившаяся корректность России в отношении поляков, а также новообретенная готовность Путина простить Украине часть ее нефтяных долгов могут даже стать сигналом зарождающегося стремления Кремля к стабильности и его отказа от соблазна сеять раздоры и создавать хаос в соседних странах.
Но пессимисты, со своей стороны, отмечают, что невозмутимый и холодный питомец КГБ Путин - это не импульсивный Ельцин. Они сомневаются, что человек, назвавший распад Советского Союза "величайшей геополитической катастрофой века", согласится на что-то меньшее, чем на прежний статус России как второй в мире сверхдержавы, хотя в сегодняшнем неспокойном мире после окончания "холодной войны" такой статус России уже не по силам.
Кто бы из них ни был прав, видимо, имеет смысл проверить эту польскую гипотезу.
Элизабет Понд - писательница и журналистка, живущая в Берлине. В прошлом она была корреспондентом Christian Science Monitor в Москве и Европе.
