Один из устойчивых мифов о 'холодной войне' заключается в том, что ядерное противостояние между США и СССР обеспечивало относительную безопасность на мировой арене. И неважно, что любая случайность или просчет могли превратить планету в радиоактивную пустыню. 'Равновесие страха' обеспечивало предсказуемость, а предсказуемость равносильна безопасности. Сегодняшние угрозы, пусть и меньшие по масштабу, носят асимметричный и непредсказуемый характер; в результате чего мир стал более опасным местом.
Эта гипотеза не подтверждается фактами. Даже если сбросить со счетов возможность обмена ядерными ударами из-за какой-нибудь случайности, или безумного поступка некоего 'доктора Стрейнджлава', получившего доступ к ядерной кнопке, достаточно вспомнить, что 'косвенные' войны между США и СССР - локальные конфликты в Азии, Африке и Латинской Америке - унесли куда больше жизней, чем все многочисленные вооруженные столкновения, происходившие после окончания 'холодной войны'.
Разница заключается в том, что те войны часто велись где-то 'за тридевять земель'. За одним или двумя исключениями - на ум в первую очередь приходит Вьетнам - они редко привлекали внимание общественности. Но времена меняются. Из-за коммуникационной революции о 'непорядке' на другом краю света вы узнаете, не выходя из гостиной. И, как показали теракты 'Аль-Каиды', даже самые 'упорядоченные' уголки планеты не могут избежать последствий хаоса в других регионах.
Другим важным изменением стало снижение 'порога чувствительности' к угрозам. Неотъемлемой частью 'холодной войны' была постоянно существующая опасность 'взаимного гарантированного уничтожения'. С этим приходилось просто мириться. Как выразился знаменитый американский дипломат Джордж Кеннан (George Kennan), максимум, чего можно было тогда добиться - это сдерживание подобной опасности.
Распад СССР обернулся масштабным психологическим сдвигом. Запад победил в грандиозной схватке с коммунизмом. США стали единственной в мире сверхдержавой. Либеральная демократия триумфально шествовала по планете. Из этого был сделан вывод: любые оставшиеся угрозы западным государствам по силам предотвратить.
Воздействие подобных представлений ощущается и сегодня - через двадцать лет после падения Берлинской стены. Люди, с одной стороны, лучше осведомлены о существующих угрозах, а с другой - более требовательны в плане безопасности. Они считают, что государство должно не сдерживать риски, а полностью их устранять. Идея Кеннана о том, что нам следует привыкать к жизни в условиях постоянной опасности, больше никого не убеждает.
Все это имеет важное значение с точки зрения внешнеполитического курса Барака Обамы. Новый президент США вполне разумно отказался от основополагающей установки администрации Джорджа Буша, считавшей, что с помощью своей военной мощи США способны переделать мир по собственным лекалам. 'Война с террором' отправилась на свалку истории, а вместе с ней и ошибочное мнение о том, что исламский экстремизм можно одолеть одними ракетами.
Вместо этого Обама отдает предпочтение дипломатии и диалогу, считая их важнейшими инструментами американского влияния. Он признает значение не только военных 'мускулов', но и легитимности, и понимает, что даже единственная сверхдержава не может эффективно играть роль мирового лидера в одиночку, без союзников.
Тем не менее, как это ни парадоксально, Обама может столкнуться с той же проблемой, что и его предшественник. Если Буш 'экспериментальным путем' продемонстрировал, что США не в состоянии добиться своих целей исключительно силой оружия, то Обаме придется смириться с тем фактов, что дипломатия и диалог сами по себе также не могут обеспечить гарантированного и быстрого результата. Максимум, чего они позволяют добиться - это улучшить шансы Вашингтона на успех.
Наглядным примером в этом смысле может служить Иран. Реакция Запада на иранскую ядерную программу с самого начала строилась на принципе 'бинарного выбора' - либо США (или Израиль) разбомбят иранские ядерные объекты, либо сочетание дипломатических демаршей, стимулов и международных санкций убедит Тегеран отказаться от работ по созданию ядерного оружия.
Первый вариант никогда не выглядело убедительным - даже в те времена, когда первоначальные военные успехи США в Ираке породили мнение о том, что Вашингтон способен без труда установить свою гегемонию где угодно. Даже самые отъявленные 'ястребы' среди неоконсерваторов не осмеливаются утверждать, что Соединенным Штатам необходимо вторгнуться в Иран. Со своей стороны, большинство военных экспертов и разведчиков полагают, что авиаудары могут нанести серьезный ущерб иранской ядерной программе, но не в состоянии обеспечить ее полного прекращения. К тому же это 'уравнение', естественно, оставляет за скобками вероятность ответных действий Ирана, чреватых тяжелыми последствиями.
Сказанное, однако, не означает, что переговоры с Ираном - даже если Вашингтону удастся заручиться поддержкой таких держав, как Китай и Россия, предложив тегеранскому режиму гарантии безопасности, которых он добивается - непременно увенчаются успехом. Они могут дать результат - особенно если учесть, что новая администрация США, судя по всему, всерьез намерена изменить характер отношений с Тегераном. В конечном итоге, однако, иранцы, возможно, предпочтут идти прежним курсом. И тогда, помимо выбора между силовыми и дипломатическими методами, у Запада будет еще один вариант решения, о котором не принято говорить вслух - устрашение и сдерживание.
Дипломатия - то есть сочетание убеждения с давлением - может оказаться бессильной и в отношении других противников США. Очевидный пример тому - Северная Корея. Пока что Пхеньян демонстрирует решимость продолжать осуществление своей ядерной и ракетной программы, несмотря на все увещевания не только Вашингтона, но и Пекина.
В Афганистане Обама сталкивается с проблемой иного свойства. Нынешний президент признал непреложный факт, который его предшественник всячески старался обойти: победа над талибами невозможна, пока они пользуются убежищами и поддержкой в соседнем Пакистане. Однако правильное определение задачи - необходимости поддерживать стабильность демократического строя в Пакистане - не означает, что она в одночасье может быть выполнена. Скорее оно говорит о том, что решить ее будет чрезвычайно сложно.
Опасности, с которыми сталкивается здесь президент, очевидны. Ожидания слишком высоки. Если дипломатия уже в ближайшем будущем не даст результатов, возникнет ощущение, что 'ястребы' с самого начала были правы: враги Америки понимают только язык силы. И сколько бы мы ни говорили, что эта идея доказала свою абсурдность, противники президента будут настаивать на обратном.
Полный провал американской внешней политики при Буше был связан с переоценкой возможностей военной силы. Пытаясь совместить 'жесткое' и 'мягкое' влияние, Обама намечает разумный курс, способный укрепить международную безопасность.
Почти по всем направлениям Обама провел свой внешнеполитический 'дебют' весьма уверенно. Он хочет наладить стратегическое партнерство с Пекином, договориться о ядерном разоружении с Москвой, начать диалог с Ираном и поставить более реалистичные задачи по Афганистану. Он также умеет польстить самолюбию союзников. Уже возникает ощущение, что мир стал безопаснее.
В то же время президенту США необходимо осознать главное: вполне возможно, полностью ликвидировать самые серьезные угрозы международной безопасности не удастся. Дипломатические методы часто будут давать разочаровывающие результаты, и решить все вопросы за годы его пребывания у власти они не позволят. В этих случаях сдерживание станет наилучшим из возможных вариантов. С падением Берлинской стены история не закончилась. И пришло время усвоить некоторые ее уроки.
