Мировые торжества в честь 20-й годовщины падения Берлинской стены посвящены не только возрождению свободы или переживанию заново тех волнующих моментов, когда развалилась порочная и репрессивная система. Внимательно прислушайтесь к комментариям по поводу этих исторических событий, и вы наверняка услышите тонкие намеки на сожаление и ностальгию.
Я не говорю о ностальгии восточных немцев - ostalgie - которую по-прежнему ощущают многие жители бывшей ГДР и других стран Восточного блока. Как бы это не было грустно, нет ничего удивительного в том, что после изначальной эйфории многие в Восточной Германии и других странах за "железным занавесом" обнаружили, что сделать переход от скучной предсказуемости тоталитарного коммунизма к ужасающей ненадежности демократического капитализма очень непросто. В этих странах живет множество людей, ощущающих себя также как 60-летний могильщик, встреченный мной несколько недель назад в Бухаресте. Он хотел, чтобы я обязательно знал, что "свобода" оказалась вовсе не тем, что от нее ожидали.
Однако я говорю о другом, о ностальгии со стороны нас, жителей Запада, в свое время порицавших злобную абсурдность того, что восточногерманские пропагандисты называли "антифашистским защитным ограждением". Потому что несмотря на наше коллективное отвращение перед лицом постройки стены, запершей людей внутри их собственной страны, она также дала Западу - и, в особенности, американцам - ощущение моральной ясности и превосходства, которого нам так не хватает сегодня.
Ужасная правда состоит в том, что во многом Берлинская стена, где за 28 лет существования были убиты не менее 136 человек, была почти также важна для формирования нашей идентичности в период холодной войны, как и для людей, которых она ограждала.
Угрожающий символ мирового раздела, стена требовала, чтобы мы яростно заявляли, на чьей стороне в идеологическом споре мы находимся. Она могла заставить даже самого отчаянного левака, рефлексивно возмущающегося тем, что президент Рейган называл Советский Союз "империей зла", начать во все горло распевать американский национальный гимн. Посмотреть на восток на ничейную землю с наблюдательной вышки в Западном Берлине было равноценно тому, чтобы взглянуть в глаза своему вошедшему в поговорку злобному близнецу и убедиться, что мы - на верной стороне.
Когда президент Кеннеди приехал в Западный Берлин 26 июня 1963 года, в его расписании не было той воодушевляющей речи, которую он, в конце концов, произнес в ратуше. Специалисты по внешней политике из Белого дома и Госдепартамента подготовили сдержанную речь, отражающую официальную точку зрения о том, что западным державам нужно научиться мирно сосуществовать с коммунистическим востоком. Но, по словам британского историка Фредерика Тейлора (Frederick Taylor), похоже, что на Кеннеди повлиял его утренний визит к стене - Тейлор пишет, что он был "очевидно взволнован своим столкновением с бетонным блоками, колючей проволокой и наблюдательными вышками" - и в результате он произнес импровизированную речь, которая была гораздо более агрессивной и антикоммунистической.
В дополнение к знаменитой импровизации "Я - берлинец" ("Ich bin ein Berliner"), Кеннеди превратил стену в символ несовместимости между двумя системами экономики и управления. Он заявил, что те, кто не понимают разницу между двумя системами, должны приехать в Берлин и увидеть все своими глазами.
"Свобода, - сказал он, - очень сложна, и демократия - это не идеальная система, но нам никогда не приходилось строить стены, чтобы удержать людей и помешать им покинуть нас".
Конечно, Берлинская стена оказалась огромной пиар-ошибкой для Восточной Германии и для всего коммунизма. Она должна была ограничить поток миллионов восточных немцев, отправлявшихся на запад, и стала выдающимся признаком отчаяния и отрицания. В конце концов, стена превратила Западный Берлин в международный маяк свободы и дала капиталистическому миру конкретный повод для сплочения.
Сегодня, через 20 лет после падения стены, когда мир только-только начинает отходить от глобального финансового кризиса, сплачиваться вокруг капитализма становится все сложнее. У нас на Западе есть свои враги и демоны, но они не так монолитны, и мы не всегда можем считать себя безупречными в сравнении. У нас больше нет идеального злобного близнеца, на которого можно указывать, чтобы не так расстраиваться по поводу несовершенств и ловушек системы, в которой мы живем. Без явного рубежа между нами и ими, нам не хватает той абслютной уверенности в том, кто мы есть, и что мы поддерживаем.
А что же по поводу нового Берлина, обновленной столицы объединенной Германии? В июле, главный новостной еженедельник Германии Spiegel назвал его "Майоркой на Шпрее", которая "не более чем утопленный в пиве рай для туриста".
Счастливой годовщины. Счастливой свободы.
Материалы ИноСМИ содержат оценки исключительно зарубежных СМИ и не отражают позицию редакции ИноСМИ
Несмотря на наше коллективное отвращение перед лицом постройки стены, запершей людей внутри их собственной страны, она также дала Западу - и, в особенности, американцам - ощущение моральной ясности и превосходства, которого нам так не хватает сегодня.
