Мир увидел падение Берлинской стены 20 лет назад. Марксистские и социалистические революции уже стали частью прошлого века, а биполярное противостояние США и СССР больше не доминирует на политической арене мира. Но почему в Латинской Америке главы государств популистского толка так настойчиво возрождают и осуществляют неудачную политическую доктрину прошлого? Почему мы до сих пор продавливаем марксистскую точку зрения и холим менталитет «холодной войны»", отделяя север нашего континента (имеется ввиду противостояние Колумбии с рядом стран Южной Америки, прим. перев.), проводя в жизнь классовую вражду между богатыми и бедными на социальной и этнической почве? Во всяком случае, что происходит с нашей демократией, которую душат режимы, нарушающие республиканские устои и затыкающие рот свободе личности?
С давних пор я знал, что необходимой предпосылкой для любого демократического правительства является защита гражданских свобод. Тем не менее, даже для минимального определения демократии, которая характеризует демократическую систему, не хватит ни делегирования гражданам права участвовать в принятии коллективных решений, ни избирательного процесса. Необходимо третье условие: требуется, чтобы те, кто призваны принимать решения, имели реальную возможность свободно выражать мнение, причем в условиях, когда можно требовать соблюдения законов и демократических принципов.
А популизм как раз это игнорирует, прикрываясь извращенной демократией, которая не учитывает права личности. Латинская Америка является недвусмысленным примером: экономический и политический популизм отрицает даже наиболее явные неудачи. Загнанная в угол пресса, кооптированные суды, изгнанные противники, контролируемая экономика, одомашненное законодательство, идеологизированное образование и затыкание свободы являются отличительными чертами Латинской Америки, находящейся под властью правительств, заинтересованных в "социализме ХХI века". И наиболее впечатляющим является то, что люди, которые формируют общественное мнение, готовы им доверять, а сочувствующие им готовы вдохнуть новую жизнь в идеи, которые казались вымершими.
Среди причин повышенной уязвимости демократий, по сравнению с авторитарными режимами, - неизбежные клиентские отношения, которые поддерживает любое государство с народными массами. Существуют харизматические правительства, которые используют личную власть, в основе легитимности которой лежат не заслуги лидера, а политика, выставляемая в самом простом и привлекательном свете, в котором теория не переходит к очевидным и насущным потребностям, то есть, говорим одно, делаем другое. Мы можем вспомнить Гитлера, Муссолини, Жетулиу Варгаса, Сталина, Фиделя Кастро, Перона, Чавеса, Мао, наконец, многих других ярких личностей, которые буквально гипнотизировали массы фантастическими обещаниями, в то время как в результате получался хаос.
В Латинской Америке ставится на карту будущее демократии. Из чего состоит правильное демократическое правительство, если не из, прежде всего, строгого соблюдения правил игры? К сожалению, демократическими принципами манипулируют для подрыва самой демократии. Возможно, трудно понять, что пожелания общества должны превалировать во всех общественных вопросах, но, никогда не нарушая основных прав человека?
Впрочем, никто не подвергает сомнению, что вступление Венесуэлы в МЕРКОСУР (Mercosul)означает ратификацию авторитарных проектов полковника Чавеса. Разве они представляют собой угрозу стабильности стран Латинской Америки из-за финансирования и поддержки радикальных групп из соседних стран, формирования милиции и союза с кубинской диктатурой Фиделя Кастро?
Учитывая эти соображения, навожу справки: почему так трудно понять, что цель всех современных политических и правовых институтов - защита свободы личности от вмешательства со стороны правительства? Так трудно понять, что обращение с иностранными компаниями, как с врагами, недоверие к отечественным предпринимателям и отсутствие диверсифицированного экспорта способствует продолжению жалкого образа жизни латиноамериканцев? А наше бразильское министерство иностранных дел будет, по-прежнему, игнорировать моральные и конституционные злодеяния, совершаемые болезненным каудилизмом?
Но кое-что добавляет мне оптимизма: в связи с неумолимым течением времени, мое поколение уже не заинтересовано в изменении старых добрых традиций демократии на режимы, нападающие на конституционные свободы. Я представляю поколение после падения Берлинской стены, после окончания холодной войны, после военной диктатуры. Мы не хотим насмехаться над правилами игры, еще меньше мы хотим думать о проведении студенческих революций с анархией и ненужными забастовками. Мы не хотим, чтобы менялся мир, ломая мораль и нарушая дипломатию, потому что сегодня мы свободно можем обсуждать любые проблемы в свободной прессе, потому что мы родились под защитой тех, кто справедливо боролся за свободу. Поэтому мы считаем, что догматизм нынешних латиноамериканских левых - ни что иное, как внутреннее противоречие и запутанная смесь различных несовместимых доктрин. И худший из них - боливарианский каудилизм, сборник фальсифицированных предположений, перемежающий софистику и ложные концепции давнего прошлого.
Возможно ли, чтобы молодые идеалисты и заинтересованные взрослые смогли отказаться от своей свободы и добровольно передали себя в руки всемогущего правительства? Кто будет искать радость в системе, где вашей задачей будет стать еще одной деталькой в громадной машине, созданной и управляемой всемогущим Планировщиком? Я не знаю, под наркозом ли мы или нас ничего не интересует. Но дело в том, что есть новое политическое явление в Латинской Америке, готовое попирать свободу личности и представительской демократии.
