Еще пять лет назад все рассуждения о системе международных отношений сводились к неизбежному доминированию американской сверхдержавы, обладающей правом решать, кому жить, а кому умереть на всей нашей планете. Сегодня же мнение людей кардинально изменилось. Нам говорят, что звезда Америки закатилась и что Барак Обама станет представителем новых США, согласных играть по правилам многополярного мира. Обе эти гипотезы выглядят по меньшей мере спорными. Мир сейчас еще лишь на пути становления многополярности, а американская дипломатия делает все возможное, чтобы этого избежать.
Основа могущества государства зиждется в наше время на трех основных элементах: природных богатствах, без которых, как показал пример СССР, ничего невозможно добиться в долгосрочной перспективе; стратегической мощи, то есть способности быстро перемещать войска как на своей территории, так и за ее пределы; том, что можно было бы охарактеризовать как инстинкт власти, а именно решимость и желание довлеть над делами всего мира с помощью своих идей, возможностей или притягательности.
Изменение в соотношении сил выглядит наиболее заметным именно в материальном плане, хоть такое смещение центра силы с Запада к Азии и выглядит довольно медленным. В настоящий момент существуют четыре главных экономических полюса (США, Европа, Китай, Япония), за которыми в немалом отдалении следуют Индия, Бразилия и Россия. Не стоит забывать о том, что ВВП России составляет лишь 1% от мирового, тогда как доля ВВП США достигает 22%. Таким образом, мировой экономике еще очень далеко до многополярности, при которой различные полюса обладали бы более-менее равными возможностями.
Неравенство в стратегическом плане еще сильнее бросается в глаза: на нашей планете существует военная сверхдержава, чьи силы намного превосходят возможности остальных государств (США), держава, наращивающая быстрыми темпами свой потенциал (Китай), держава, которая по большей части живет своим прошлым и сможет поддержать свой статус лишь благодаря энергоресурсам (Россия), а также огромное число игроков второго плана, чьи силы и возможности остаются крайне незначительными. Здесь по большому счету тоже не видно никакого движения к многополярности и каких-либо серьезных претендентов на эту роль за исключением Китая, у которого есть и желание и возможности, и России, у которой есть желание, но ограничены возможности.
Бразилия и Индия, конечно, заняты развитием своих вооруженных сил, но их стратегические интересы еще долго не выйдут за пределы регионов. Можно также предположить, что с ростом мощи Китая стратегическая зависимость Японии от США будет только увеличиваться, несмотря на нынешние конъюнктурные проблемы в отношениях двух стран. Подобная схема может сработать и в Европе, которая столкнулась с вызовом со стороны России.
Европа остается единственным регионом мира, отказавшимся увеличивать военные расходы. Выглядит это так, словно европейцы решили раз и навсегда доверить свою защиту американцам. И Лиссабонский договор ничего здесь не изменит. Трудности, которые сопровождают создание единой европейской оборонной промышленности, напоминают нам о слабостях так называемой европейской державы.
Наконец, инстинкт власти. Такое чувство характерно для значительного числа игроков, но возможности большинства из них не в состоянии удовлетворить их амбиции. Так, Россия располагает существенным военным арсеналом. Но могущество не означает простой демонстрации силы. Необходимо также быть притягательным. А Россия сейчас мало кого способна привлечь на свою сторону за исключением тех режимов, которые в настоящий момент плохо ладят с Западом.
В такой ситуации Европа страдает от того, что не является единым государством. Единственная ее сильная сторона – это влияние в сфере нормативных документов, то есть способность действовать на мировой арене с помощью распространения норм в таких областях как финансы, окружающая среда, продовольственные стандарты и т.д. Что, в общем, не так уж и мало.
США естественно не слишком благосклонно относятся к рассуждениям о многополярности, ведь это поставит их на одну ступень с другими важнейшими игроками на мировой арене. Не существует также никаких причин, которые вынудили бы Вашингтон принять такой новый мировой порядок: он до сих пор сохраняет ощутимое преимущество по всем трем вышеуказанным пунктам.
Таким образом, становится понятно, почему администрация Обамы предпочитает говорить о "многопартнерстве", а не о многополярности. Америка поняла, что ей не удастся сохранить мировое господство своими силами и что ее отрыв от других стран начал сокращаться. Остальной мир нужен ей, чтобы сохранить свою преобладающую позицию, а не отказаться от нее. Цель США состоит в том, чтобы выбрать привилегированных партнеров во всех основных сферах международной деятельности для поддержания своего лидерства во всех областях.
В действительности мы живем в мире, который определяют три основных вопроса: стратегический, где по-прежнему преобладают США, экономический, где существует сразу несколько лидеров, и климатический, где США явно занимают оборонительную позицию. Действия же администрации Обамы направлены на то, чтобы остаться в центре мировой игры, уступить немного места другим, не допустив тем самым создания коалиции, которая могла бы принудить Америку к чему-либо в том или ином вопросе (как это доказала Сингапурская декларация по изменению климата), или появления претендента на ее трон (Китай).
Конечно, международная система по своей природе изменчива, и, чтобы ее заморозить, простого желания мировых игроков недостаточно. Тем не менее, было бы ошибкой недооценивать сейчас влияние США после того, как его переоценили в прошлом. Еще более страшной ошибкой было бы дать шарму Барака Обамы убедить себя в том, что Америка готова добровольно отречься от своей короны.
Заки Лаиди (Zaki Laïdi), директор Центра европейских политических исследований
