В марте 1953 года великая страна, до этого более трех десятилетий жившая в условиях тотального подавления всяческого инакомыслия, смогла, наконец, распрямить плечи и вздохнуть полной грудью. Но, оглушенная собственными рыданиями по поводу кончины "вождя и учителя", даже не заметила этого. Может быть, именно оттого рудименты большевизма до сих пор ощутимо дают о себе знать не только в действиях руководящих структур, но и в массовом сознании (точнее — в коллективном подсознательном) на всем гигантском постсоветском пространстве. Впрочем, не только постсоветском.
В свое время Моисей возглавил Исход евреев из египетского плена, а затем сорок лет водил их по пустыне к Земле Обетованной. Реальный путь от Египта к нынешнему Израилю, куда вел своих соплеменников Моисей (если взглянуть на карту), мог бы занять максимум один год — это если путешествовать с комфортом, не утруждаясь чрезмерно, отдыхая со всеми удобствами и любуясь окружающими пейзажами. Но библейский пророк решал сверхзадачу: должны были естественным образом смениться минимум два поколения, ибо по-настоящему свободное общество в свободном государстве могут построить лишь люди, из чьей памяти на генетическом уровне выветрены сами воспоминания о многовековом рабстве. После смерти Сталина прошло уже 56 лет. С той поры в активную трудовую жизнь вступает уже третье поколение граждан. Но генетическая память отдельных лидеров и целых народов не дает им покоя, и "пепел Клааса" продолжает стучать в их сердцах.
Шаг в сторону, но не попытка бегства
Казалось бы, сказанное оправдывает периодически раздающиеся в последние годы требования устроить "второй Нюрнберг", который бы принял и юридически закрепил решение, осуждающее деяния коммунистических режимов и признающее коммунизм как идеологию преступной по отношению к человечеству.
Характерно, кстати, что инициативы эти исходят по преимуществу из политических кругов тех новых независимых государств, которые образовались в Европе на месте распавшегося СССР и бывшего социалистического содружества. (В числе последних попыток подобного рода — проведение представительствами Эстонии и Латвии в Хельсинки 23 марта 2009 г. семинара о "преступлениях коммунизма", приуроченного к 60-летию массовых сталинских депортаций 1949 года, а также принятое к 70-летию пакта Молотова-Риббентропа решение ПАСЕ отмечать 23 августа как День осуждения преступлений нацизма и коммунизма.)
Отчасти такую позицию можно понять и объяснить. Страны, входившие (на добровольной или принудительной основе — это уже другая тема, требующая подробного и беспристрастного анализа) в состав или сферу влияния почившей в бозе советской империи, стремятся взять некий реванш за то, что им несколько десятилетий пришлось жить в условиях перманентного и всеохватывающего давления со стороны режима, который к тому же в конечном счете оказался нежизнеспособным, что только удваивает историческую обиду. Собственно, реванша жаждут даже не столько сами эти страны (да и то не все), сколько их нынешний политический истеблишмент, до сих пор в значительной части состоящий из представителей коммунистической партократии. Для них, таким образом, декларативные выступления с позиций антикоммунизма и антисоветизма являются своего рода индульгенцией, удостоверением в лояльности по отношению к новым социально-политическим реалиям и к тем влиятельным на международном уровне силам, которые эти реалии формируют.
Правда, при этом как-то затушевывается то обстоятельство, что официальное признание преступным политического режима одной из стран — участниц антигитлеровской коалиции, выступавшей в ходе Нюрнбергского процесса на стороне обвинения вместе с государствами западной демократии, автоматически ведет к необходимости признать ничтожным и вердикт, вынесенный на этом процессе нацистскому руководству Германии. Пойдут ли на такой шаг США и их ближайшие союзники по блоку НАТО? И понимают ли опасность подобного поворота событий нынешние "младшие партнеры" Североатлантического альянса, проявляющие наибольшую активность в антикоммунистической риторике? Кстати, реализация идеи "второго Нюрнберга" чревата вполне предсказуемыми негативными последствиями для самих ее инициаторов, многие из которых, как уже упоминалось, "запятнаны" длительным и вполне лояльным сотрудничеством с "преступными режимами", в том числе и представители нынешнего руководства Эстонской Республики.
Будет ли разрушен Карфаген?
Сказанное приводит нас к логическому выводу, что регулярно повторяемые заклинания о необходимости осудить коммунизм как антигуманную идеологию есть не что иное, как большой блеф, к которому "старые демократии" прибегают в случаях, удобных для них. Идеология национал-социализма (в обиходе часто заменяемая понятием "фашизм", что терминологически не совсем корректно, но на эмоциональном уровне вполне объяснимо) подверглась безоговорочному осуждению практически сразу же, как только была достигнута победа сил антигитлеровской коалиции. Что же касается "преступной сущности коммунизма", то относительно регулярно призывы признать таковую стали раздаваться после того, как в своем выступлении перед Национальной ассоциацией евангелистов США 8 марта 1983 г. президент Рональд Рейган окрестил Советский Союз "Империей Зла" и объявил своей главной задачей борьбу с ней. Как и любое политическое клише враждующих политических систем, данное выражение является пропагандистским приемом психологической войны между ними — не менее, но и не более того. (В этой связи, кстати, показательно, что после встреч и переговоров с Генеральным секретарем ЦК КПСС Михаилом Горбачевым, объявившим о наступлении эпохи перестройки и гласности, Рейган снял свой тезис об "империи зла" с повестки дня.)
24 декабря 1989 года Съезд народных депутатов СССР — на тот момент высший орган законодательной власти страны — официально осудил содержание документа, известного как "пакт Молотова-Риббентропа". После этого разговоры о преступной сущности коммунизма на какое-то время фактически прекратились. Стало это результатом международного признания верности курса, избранного новым руководством СССР, или же на снижение активности западных антикоммунистов повлияло произошедшее в тот же период резкое экономическое (и, как прямое следствие, — военное) ослабление Советского Союза, а затем — и его распад? Этот вопрос заслуживает отдельного обсуждения. Скорее всего, свою роль сыграли оба этих фактора. Однако в последние полтора десятилетия, с возникновением признаков усиления позиций Российской Федерации, как в области экономики, так и на международной арене, подобная активность вновь возрастает. Можно ли здесь проследить прямую зависимость? По крайней мере, во времени — безусловно.
Означает ли это, что "второй Нюрнберг" грядет неотвратимо? Полностью исключить такую возможность, наверное, нельзя — политика, в отличие от математики, физики и других областей точного знания, подвержена случайностям, в том числе — и зависящим от "человеческого фактора". И все же можно смело утверждать, что если подобное и случится, то не на памяти ныне живущих поколений. Во-первых, из-за участия коммунистического СССР в антигитлеровской коалиции и, соответственно, в Нюрнбергском процессе на стороне обвинения.
Во-вторых, среди ныне действующих игроков на международной арене присутствует коммунистический (по крайней мере, номинально) Китай, чья экономика уже сегодня демонстрирует впечатляющие результаты, а полуторамиллиардное население не позволяет игнорировать эту величину. Уже двух названных причин достаточно, чтобы не придавать антикоммунистической риторике излишне серьезного значения. Антикоммунистический джокер — та самая карта в рукаве, которая проявляется на свет "в нужный момент", когда в игре наступает кризис. Умение грамотно блефовать, всегда держать соперника в напряжении, отвлекать его внимание — одно из необходимых условий при игре не только в покер, но и в "большую политику". И там, и тут выигрывает тот, у кого оказываются крепче нервы.
…Римский сенатор Марк Порций Катон (Старший) каждую свою речь, независимо от ее содержания в данный конкретный момент, заканчивал словами "…и я считаю, что Карфаген должен быть разрушен!". Но он так и не дожил до реализации этого своего призыва. Вряд ли нынешним "Катонам", требующим разрушить "коммунистический Карфаген", повезет больше.
P. S.
У темы "второго Нюрнберга" есть еще один аспект, который если не замалчивается полностью, то и не выпячивается особо, хотя значение его может перевешивать все остальные. Как известно, история сослагательного наклонения не знает. В ней учитывается только то, что происходило на самом деле, и вопрос, "что могло бы произойти, если бы то-то и то-то", просто не имеет смысла. (Мы говорим сейчас не о трактовке тех или иных событий, а о событиях самих по себе.) Точно так же — и в политике, и в политологии. Однако в реальной политике (да и во многих других отраслях человеческой деятельности) существует принцип ожидаемого эффекта: "Что произойдет, если сделать вот так?". С этой точки зрения аспект, о котором идет речь, хотя и не поддается однозначно корректной оценке ("Да, это именно так" или "Нет, это абсолютно не так"), но содержит в себе некий элемент универсализма, позволяющий с высокой степенью вероятности дать ответы на многие вопросы. Например: почему негативной юридической оценки в международном масштабе заслуживает именно коммунизм, а не, допустим, исламский фундаментализм?
Дело в том, что полемика о преступности или НЕ преступности коммунизма, оперируя достаточно конкретными фактами истории, оставляет весьма размытыми рамки адресности предъявляемых обвинений. При этом возникает виртуальный "эффект домино": главным объектом критики был и остается ушедший с политической арены Советский Союз, но рикошетом все стрелы попадают в ныне существующую Российскую Федерацию, которая не только не является коммунистической страной формально, но в которой коммунистическая партия представляет собой наиболее влиятельную оппозиционную силу. Весь пафос подобных выступлений обусловлен провозглашенным на рубеже 1991-1992 годов принципом политической и экономической правопреемственности РФ по отношению к СССР. Помимо прочего, речь идет о весьма ценной собственности в виде недвижимости, банковских счетов и иных авуаров за рубежами бывшего СССР. Ни "Аль-Каида", ни какое бы то ни было иное экстремистское движение такими правами — фактически или хотя бы гипотетически — не обладает. Так вот: что было бы, если бы нынешняя Россия отказалась от своего статуса правопреемника Советского Союза? Стало бы это поводом для отбоя по всему антикоммунистическому фронту?
Вопросы, безусловно, риторические. Но они позволяют определить еще одну цель антикоммунистической риторики — сугубо прагматическую. Испытание на прочность. А вдруг РФ уже созрела, чтобы уступить свои права на советское наследство? Ну а если еще нет, то несложно будет найти очередного Катона, чей гнев по отношению к коммунистическому Карфагену будет совершенно искренним и праведным.
