Больше никаких «государств-изгоев»

Мысль о "государствах-отщепенцах" поглотила внимание международного сообщества, объединившегося вокруг якобы универсальных западных ценностей и интересов. Теперь только заинтересованные западные круги могли определять, кто является отщепенцем, и как с ним бороться. Но к концу 90-х это сообщество уже начало распадаться, когда Китай стал усиливаться, Россия – возрождаться, а Индия, Бразилия и Турция превращаться в настоящие державы со своими собственными интересами и ценностями. Сегодня понятно, что "мировое сообщество", объединенное западными ценностями, это фикция, и что для многих стран слово "отщепенец" применимо в отношении США в той же мере, что и в отношении тех стран, которые Америка стремится превратить в изгоев. – Надер Мусавизаде

Статья Мусавизаде появилась очень вовремя, как раз вскоре после глупой угрозы госсекретаря Клинтон, предупредившей Китай, что тот рискует оказаться в «дипломатической изоляции», если не станет сотрудничать по иранским санкциям. Угроза и стратегия, стоящая за ней, принимают как нечто само собой разумеющееся существование некого объединенного международного сообщества, готового и согласного изолировать «государства-изгои» и их союзников. В том, что касается Ирана, подобного сообщества не существует уже более десяти лет. Не считая государств Персидского залива и Египта, беспокойство по поводу ядерной программы Ирана испытывают только в крупных индустриализованных странах Запада. Остальным все равно, даже если их правительства и выражают озабоченность распространением ядерного оружия. Почти все соседи Ирана не считают его «изгоем», и большинство из них не рассматривает его как угрозу себе. Если уж на то пошло, большинство европейских правительств вовсе не заинтересованы в том, чтобы изолировать Иран, не говоря уже о его более влиятельных союзниках. Наша стратегия по Ирану была разработана для 1980-х или начала 1990-х, и абсолютно не подходит для мира, в котором мы живем сегодня.

Отбросив в сторону недальновидность иранской стратегии, продвигаемой г-жой Клинтон с этой угрозой, в том, что касается наших отношений с Пекином, подобные разговоры просто безрассудны. Это почти то же самое, как если бы наше правительство пригрозило СССР дипломатической изоляцией из-за его поддержки Кубы, но на самом деле все еще более нелепо. Поддержание стабильных, хороших отношений с Пекином должно быть важным приоритетом администрации США. Сначала показалось, что администрация поняла это в ходе поездки президента в Китай. Сегодня же неясно, действительно ли они понимают, что у США нет дипломатического или любого другого влияния, чтобы заставить Китай делать то, чего он не хочет. Китайское правительство, вероятно, рассматривает угрозу Клинтон как пустое, отчаянное хвастовство, которым она на самом деле и является. К сожалению, именно это и является сегодня заявленной стратегией администрации по Ирану: мы издаем пустые угрозы против крупной державы, от которой мы зависим финансово и экономически. Хорошие новости состоят в том, что это окажет минимальный эффект на американско-китайские отношения, именно потому, что является пустой угрозой. Плохие новости состоят в том, что такие слова уменьшают степень доверия к Вашингтону в глазах всех остальных государств.

Мусавизаде пишет: «И теперь стало очевидно, что традиционное американское лидерство, как в лице Джорджа Буша, так и в лице Барака Обамы, мир уже не приветствует и не воспринимает». Конечно, очевидно. Проблема никогда не состояла в том, кто именно или как проводил американскую политику, проблема в первую очередь была в самой сущности этой политики. Обама продолжает вести внешнюю политику своих предшественников примерно так же, как это делалось с момента окончания «холодной войны», но сегодня он стоит лицом к лицу с миром, который больше не хочет и не должен мириться с ней, как раньше. Наилучший подход к созданию реальной, долгосрочной стратегии взаимодействия состоит в том, чтобы понять, каким мир является сегодня.

В мире существуют многочисленные центры влияния, их интересы иногда расходятся с нашими, а вопросы, которые мы называем глобальными и про которые говорим, что в них заинтересованы все государства, часто неважны для других крупных держав или даже вступают в конфликт с их интересами. В будущем, другие державы получат еще большую способность проводить в жизнь свои интересы и игнорировать наши требования. Это означает, что Вашингтону пора начать пересмотр стратегии, чтобы оценить, какие интересы по-настоящему являются жизненно важными для безопасности и процветания США, а какие – чужды или остались со времен «холодной войны» и последних двадцати лет политики вмешательства. После того, как правительство сделает это, ему следует прийти к выводу, что остановка или ограничение ядерной программы Ирана не стоят того, чтобы испортить или уничтожить отношения с крупными державами.

Вашингтону также следует осознать, что они никогда не сможет получить никаких уступок со стороны «государств-изгоев», проводя тупиковую политику санкций и изоляции. Мусавизаде указывает на то,  насколько сильно провалился этот подход:

Длящаяся вот уже два десятилетия политика изоляции Бирмы сегодня больше похожа на тщательно разработанную попытку ослабить влияние Запада и открыть двери для Китая, разрушив, в то же время, имеющую все права на существование бирманскую экономику и не сделав ничего для улучшения ситуации с правами человека в этой стране.

Конечно, предполагается, что прерывание связей с Западом не было целью этой политики, но он совершенно точно оказалось ее результатом. Именно этого всем и следовало ожидать, когда кто-то применяет обоснование средневекового обращения с больными проказой к практике внешней политики. В сердце каждого режима санкций лежит идея о том, что «государства-изгои» нравственно испорчены, нечисты и неприкасаемы. Более того, существует идея, что эти государства способны неким образом передать эту заразу государствам, поддерживающим с ними нормальные отношения. Эта идея не умирает, несмотря на значительные подтверждения того, что именно через дипломатические контакты, нормальные отношения и торговлю «государства-изгои» начинают испытывать влияние других стран и новых идей, что, в конце концов, ведет к развалу режима или, по крайней мере, некоторым благотворным внутренним изменениям.

Внимание, уделяемое Мусавизаде, провалу западной политики по изоляции Бирмы должно напомнить нам о том, что сегодня западные правительства рассматривают возможность проведения схожей бесполезной политики по отношению к Ирану. Бирма сегодня – это то, чего мы, вероятно, можем ожидать от Ирана через 20 или 30 лет, если сторонники санкций одержат верх: правительство, осуществляющее жесткий контроль, страна, находящаяся под возросшим влиянием других крупных государств, еще более бессильный народ и еще меньше западного влияния, чем раньше.

Мусавизаде пишет:

Нельзя сказать, что санкции вообще не имели никакого эффекта. Эффект был. Но он оказался совершенно контрпродуктивным. В ходе недавних бесед с лидерами гражданского общества, с бизнесменами и с работающими в Рангуне зарубежными дипломатами я сделал для себя очень мрачные выводы, которые сложились в следующую пессимистическую картину. Средний класс Бирмы обезглавлен и находится в вынужденном изгнании; национальная система образования совершенно не в состоянии создавать человеческий капитал для страны; частный сектор в запустении, и лишь отдельные близкие дружки правящей хунты получают барыши от торговли национальными природными ресурсами.

Подобная модель из раза в раз повторяется в авторитарных режимах, подвергшихся санкциям и изоляции со стороны развитых государств. Именно к этому приведут защитники иранских санкций, если они добьются успеха в своих начинаниях. Урок тут простой, но, похоже, что многие американцы его так и не выучили: наложение санкций на государство, чтобы наказать правительство, гораздо больше наказывает народ этого государства и помогает еще больше ослабить этот народ по отношению к своему правительству. Санкции не только не заставляют режимы, против которых они направлены, изменить свое внутреннее или внешнее поведение, но они дают режимам возможность еще меньше поддаваться внешнему влиянию или обращать внимание на внешние жалобы.

Хорошие новости для народа Ирана состоят в том, что все меньше и меньше государств по всему миру принимают и поддерживают цели и методы давления на Иран. Мусавизаде продолжает:

В то время как США сужают спектр своих интересов в Иране, ограничиваясь лишь ядерной проблемой, эти усиливающиеся державы считают ядерный вопрос лишь одним из многих аспектов своих взаимоотношений с Тегераном. В Бирме и Иране, как и во всех других странах-изгоях, многолетние санкции Запада дали лишь один-единственный результат: лишения и страдания для народа, богатство и надежную власть для их правителей, и стратегическое влияние для тех стран, которые равнодушны к жалобам на нарушения прав человека. На самом деле, изолируя репрессивные режимы, Запад зачастую дает им повод и оправдание для того, чтобы блокировать реформаторские силы, которые наверняка расшатают их власть; он даже сплачивает народы этих стран вокруг ненавистных им правительств в противостоянии иностранному вмешательству.

Меня продолжает ставить в тупик, почему США отказываются обращаться с Ираном так же, как с другими усиливающимися государствами. Даже если кто-то хочет настаивать на том, что ядерная программа является важным вопросом, она не может быть главным или единственным вопросом, определяющим наши отношения с Ираном. Еще сложнее понять, почему администрация так быстро отказалась от взаимодействия, в то время как можно бесконечно перечислять провалы политики изоляции.

Всякий раз, когда поднимается тема взаимодействия с Ираном, звучат обычные возражения о том, что действующему иранскому режиму слишком нужен его антиамериканизм, чтобы он от него когда-нибудь отказался. Это предположительно означает, что Тегеран никогда не пойдет на значимую сделку с нашим правительством. Мне всегда казалось странным, что люди, которые так говорят, это те же самые люди, которые больше всего настаивают на свержении действующего режима. Казалось бы, для пропагандистской машины режима и его использования антиамериканизма нет ничего более смертельного, чем политика США, предлагающая Ирану полную нормализацию отношений, торговые и образовательные обмены и конец тридцати годам изоляции. Для действующего режима есть мало других, столь же полезных, вещей, чем возможность изображать США так, как ему хочется, и возможность указывать на действующую стратегию США, направленную на изоляцию Ирана от внешнего мира. Санкции не только не сработали, но и стали помехой на пути единственного образа действий, у которого есть хоть какой-то шанс ослабить и/или изменить иранское правительство. Именно к этим изменениям, по их словам, стремятся многие из сторонников санкций, но они выбрали один из худших способов добиться этого.

В том, что касается внутренней политики, подобное широкое и полное взаимодействие с Ираном естественно является предприятием, заранее обреченным на неудачу. Слишком много американцев внутри и за пределами политического класса сохраняют привязанность к модели мирового порядка, в которой Вашингтон предлагает, а весь остальной мир должен подчиниться. Все, что не так, рассматривается как капитуляция, слабость или умиротворение. Со временем Вашингтон больше не сможет игнорировать тот факт, что мир так уже не работает, но, возможно, это произойдет не раньше, чем наше правительство с головой бросится в еще один катастрофический конфликт или начнет проводить в жизнь тупиковую стратегию, которая продолжит усиливать все «государства-изгои», которые оно так старается наказать.