Полякам и россиянам нужно искреннее и глубокое примирение. Большим шагом на этом пути мог бы стать жест масштаба известного письма польских епископов к немецким. Хотя появление совместного заявления польского епископата и Русской Православной Церкви уже обещано (в основном, что примечательно, польскими СМИ), надежд на то, что оно станет переломным, не много.
Скорее всего, оно или не появится вовсе, увязнув в исторических и процедурных спорах, или, если все же появится, будет пустым жестом, опирающимся на фальшивые исторические предпосылки. Ведь примирение, если оно является истинным, должно основываться не столько на словах, сколько на выработке хотя бы в какой-то мере общей версии событий (чтобы одна сторона не требовала извинений за что-то, что другая считает своей заслугой). Также необходимы искренность, свобода от внешних влияний и духовная сила. Пока же ничто не говорит о том, что эти условия выполнены, и речь здесь идет не только о российской, но и о польской стороне.
Необходимо согласие Кремля
Убеждение, что диалог и примирение церквей могут стать заменой (особенно в данном конкретном случае) диалогу и примирению народов ошибочно. Русская Православная Церковь не является и никогда не являлась самостоятельным партнером, который мог бы принимать существенные решения без согласия хозяев Кремля. Еще Петр I создал Священный Синод, призванный подчинить религиозную жизнь светским государственным чиновникам.
От этой давящей опеки государства православие ненадолго освободилось после Собора 1917 года, на котором после многолетнего перерыва был избран патриарх – Тихон. Вскоре после его смерти власти, однако, удалось вновь подчинить себе церковь, по крайней мере, ту ее часть, которая не решилась на уход в подполье и мученичество. Местоблюститель патриаршего престола, а в последствии патриарх, Сергий согласился (осознавая, что если он этого не сделает, в России вообще не будет патриаршества) на "конкордат" со Сталиным.
Великая Отечественная война укрепила этот союз, а церковь в это время служила поддержкой "патриотическим" идеям Сталина, который заплатил ей за это не только восстановлением патриаршества, но и разрешением на открытие семинарий и монастырей. Ценой за иллюзию свободы стало жесткое подчинение церкви преступному государству. Яркий символ такого подчинения − образ, созданный писателем Владимиров Волковым, описывающим в одном из своих романов православного священника, под рясой которого скрывается мундир генерала КГБ. Такой образ − это не слишком большое преувеличение. Значительная часть православных иерархов не просто сотрудничала со спецслужбами, но и работала в них.
Крушение коммунизма не прервало этих отношений. В 90- х годах Алексий II в обнародованном прессой письме в ФСБ жаловался, что его предшественник, став патриархом, получил генеральский чин, а он продолжает оставаться полковником.
Новый глава Русской Православной Церкви не столь сильно впутан в отношения с прежним режимом. Однако и он, и его ближайший соратник, митрополит Илларион (Алфеев) − блестящий интеллектуал и чрезвычайно открытый человек, осознают, что без помощи государства церковь не в состоянии удержать или вернуть себе свою собственность и даже сохранить видимость своей мощи. Их гарант – Путин. Так что если церковь подпишет какой-либо документ, это произойдет с согласия премьер-министра Российской Федерации.
В отсутствии общего видения
Нельзя не вспомнить о том, что польское и российское представление о Второй мировой войне сильно разнятся. Для поляков – это великая битва за свободу, начавшаяся с союза Гитлера и Сталина и раздела Польши. Но и позднее, когда после заключения соглашения Сикорский-Майский Польша и СССР воевали на одной стороне, вход в нашу страну Красной Армии означал конец одной оккупации и начало другой.
Для россиян же Великая Отечественная война (а также для церкви, после ее начала получившей от Сталина возможность ограниченных, но все-таки действий) – это национальный миф, в котором силы добра, т.е. СССР и западные союзники, борются с силами зала: такой образ появился даже в письме Алексия II по случаю 70-й годовщины окончания войны. Красная Армия освобождала, а не порабощала другие народы
Патриарх Кирилл немного сместил акценты, говоря о том, что великие победы России во Второй мировой войне должны приписываться не Сталину, а российскому народу. Однако общий тон его послания не претерпел изменений. Великая Отечественная война остается важным мифом, а его фундаментальной составляющей является тезис, что россияне несли свободу другим народам.
Совместить эти два представления будет очень сложно. Только если одна из сторон (судя по совместному заявлению глав польского и немецкого епископатов в августе 2009 года, можно предположить, что это будет Польша) не откажется от своего видения истории и во имя примирения не примет версию другой стороны. Однако такой подход был бы катастрофой для диалога и истинного примирения, которое должно базироваться не на сиюминутных политических интересах, а на правде.
Нужны гении
Если говорить о польской стороне, нам не хватает фигур масштаба кардиналов Болеслава Коминека (Bolesław Kominek) или Кароля Войтылы (Karol Wojtyła), который в свое время способствовал великому делу польско-немецкого примирения. В России ситуация выглядит лучше, поскольку одним из ближайших соратников Кирилла является молодой и динамичный митрополит Илларион, бывший епископом в Вене, а позднее представителем патриархии в европейских структурах.
Чтобы совместное заявление могло наполниться истинным смыслом, Илларион должен найти достойных себе (что означает: твердых, когда это необходимо) партнеров в Польше. Доказательством слабости католической стороны остается факт, что самым ярым приверженцем нового акта примирения и человеком, чаще всего высказывающимся на эту тему в СМИ, является Адам Даниель Ротфельд (Adam Daniel Rotfeld), т.е. представитель государства, а не церкви.
Его активность будит опасения, что церковь в Польше также может быть использована в политических целях, а это не может способствовать реальному – духовному и религиозному – примирению. Католическая церковь не должна быть орудием для преодоления спорных вопросов в отношениях между государствами.
Все это не означает, что акт примирения не нужен, он важен и для Польши, и для России, для православных и католиков, а совместное заявление могло бы стать большим шагом на этом пути.
Но чтобы так произошло, оно должно быть с одной стороны пророческим, а с другой − быть основанным на правде. Оно должно отделить россиян от советского государства. Мы можем и обязаны соболезновать россиянам (у них число жертв коммунизма, голодоморов, больших чисток, преследований по религиозным мотивам, преступлений НКВД было значительно больше, чем в Польше), порой и благодарить, и просить у них прощения, но при этом нам следует осуждать СССР. Во имя Польши и во имя памяти российских жертв той системы.
Томаш Терликовский – доктор философии, публицист, глава издательства "Fronda".
